Не доверяя ограм из офисных пещер, по тундре шёл этнограф. Конечно, не в плаще, а в очень теплой куртке, китайской, на меху. Он шёл вторые сутки по снегу и по мху: начальник просит Трою, Лемурию, звезду. Уверен, что открою, исследую, найду.
Заброшу к лешим службу, уеду на Кавказ.
В кустах печальной лужей сверкал огромный глаз. Не отрывая взгляда, зверь думал: он один. Я так-то травоядный, но жрать охота, блин.
Мне каждой ночью снится (к чему же снится, док?) — спешит с горячей пиццей коллега диплодок.
Как королева драмы с истерзанной душой, из тундры вышел мамонт, красивый и большой. Надул свирепо щёки, качая головой. Этнограф прямо в шоке — фигасе, он живой. Сперва струхнул, конечно, побагровел лицом.
Достал кулёк черешни и бутерброд с тунцом. Открылась тут же чакра, и эта, и вон та. Бедняга жадно чавкал и хоботом мотал.
Потом его учёный назвал Большой Пахом.
Катается — а чё нам — на мамонте верхом, умильно гладит шёрстку и ластится к бедру.
Орал начальник жёстко, зато не вымер друг.
А если ты, приятель, увидишь их в лесу, спокойно — ты не спятил, отдай им колбасу.