Двадцать шестого апреля - роковая дата. В это раннее утро 1966 года наш любимый город Ташкент разрушило землетрясение. Меня и многих детей эвакуировали в пионерский лагерь в Одессу, в пионерлагерь «Молодая Гвардия». Доброта, чувственность, тепло, которыми окружали нас простые одесситы невозможно описать одними словами, это другая история про Советский Союз – реальный союз, когда люди не делились по достатку и национальной и расовой. принадлежности. Всем миром (союзом) выстроили Ташкент. Каким его мы сегодня знаем. А я помню его до 26 апреля 1966 года.
Двадцать шестого апреля 1986 года произошла Чернобыльская трагедия. Мне повезло, я служил в Крыму (военным переводчиком) и в январе того года демобилизовался. Я с ужасом читал письма своих сослуживцев, которые описывали выжженные поляны в горах Крыма, куда «роза ветров», по всей видимости, доставила радиоактивные облака.
Двадцать шестого апреля 2001 года, первого года нового века я потерял самого любимого человека, которому я обязан жизнью, воспитанием, характером, любви к окружающим, даже врагам и ненавистникам, некоторым природным слабостям (но пусть это будет нашим с ней секретом), и вообще – ошибка я природы или нет, я существую благодаря ей. В моем университетском дипломе стоит ее подпись, я горжусь этой подписью. Она подписывалась как председатель экзаменационной комиссии, не как моя мама. У меня простой синий диплом, я его заслужил. Говоря современным сленгом, к ней подкатывали, чтобы мне исправить синюю корочку - на красную. Но она ясно дала мне понять, что личные отношения нельзя смешивать с объективной оценкой уровня моих знаний. Многие поколения «восточников» в дипломах имеют ее подпись. Мне не понятно, почему на сайте востоковедов Узбекистана нет даже намека на ее имя, хотя бы за что, она много лет была несменным председателем экзаменационной комиссии Востфака, не говоря уже о том, что она более тридцати лет заведовала институтом Востоковедения Академии Наук республики, внесла свой скромный вклад в развитие этой науки и воспитала меня и не только востоковедом.
САБОХАТ
Ясный апрельский день, близился вечер, но солнце было еще высоко, было около 4 часов после полудня. Весна в разгаре, отцвели фруктовые деревья, виноградник распустил пока еще молодые мягкие ярко-зеленые листья. Сквозь открытые настежь окна веранды и двери комнат проникал запах зелени и по-утреннему свежий воздух.
Мы все собрались у изголовья нашей мамы, бабушки, нашей Сабохат. Сабохат-утреняя свежесть, утренний ветерок, утренняя радость - так переводится это имя, необыкновенно точно отражающее добрую и неунывающую, обволакивавшую всех нас своим теплом душу нашей мамы. Мы прощались. Мы прощались с казалось-бы вечно окружающим нас обаянием, любовью, светом. Мы не осознавали, в тот момент, что это будет прощание с нашим вечным детством, ощущением весны даже в самые пасмурные и морозные дни. На миг она открыла глаза, охватила нас своим последним взглядом, взгляд застыл вместе с улыбкой. Мы потеряли Сабохат.
Затем были некрологи в газетах. Ушел из жизни выдающийся узбекский историк-востоковед, общественный деятель. А для нас просто мама, бабушка.
Для меня она была самой красивой на свете. Я ходил в ясли и детский сад. К концу дня приходили мамы и забирали своих детей. Я тоже ждал. Мне всегда было грустно в детском саде и я уже с утра ждал этого счастливого момента, когда придет моя мама. И вот она! Самая красивая мама! Она, наконец пришла! Мне было всегоо 4-5 лет, но я помню, как будто это было вчера, а не почти полвека назад. В голове одна мысль, какой же я все-таки счастливый, что мне досталась самая красивая мама. Другие мамы, мамы моих друзей казались мне некрасивыми и я чувствовал себя избранным среди своих сверстников, так как только я был наделен безграничным счастьем иметь такую маму .
Помню, мы шли с мамой по городу. Это был центр Ташкента. Тогда это были многолюдные, неширокие, но уютные улицы со своим особенным шармом. Я маленького росточка, держался за длинную ручку маминой сумки (до маминой руки я еще не доставал). Видел только мамину сумку и ноги прохожих. На миг я упустил мамину сумку и снова взялся за ручку, но уже другой сумки и вскоре осознал, что потерял маму. Это была первая травма, моей тогда еще весьма детской души. Но мама меня быстро нашла, хотя для меня это было невыносимо долгое ощущение страха потери мамы.
Сабохат ушла. Вот уже шесть лет я нахожусь в таком же состоянии, как в тот день, конца пятидесятых, начала шестидесятых лет прошлого (уже!) столетия, когда я впервые на миг потерял маму.
Теперь я стараюсь ухватиться за воспинания, как тогда за мамину сумочку и снова ощутить радость того, что я нашелся, не потерян в этом мире, среди леса ног прохожих.
Может это мистика, но я ощущаю, что она где-то рядом, словно ангел хранитель. Ее отражение в каждой капле утренней росы на каждой травинке, цветочке; утренняя свежесть, ласкающий ветерок, новый день, ощущение весенней радости, все это моя Сабохат, давшая мне жизнь и поддерживающая ее до сих пор.
Жизнь разбросала нас и я теперь далеко от того уютного дома, города, родины, где меня родила, вырастила и воспитала мама. Но меня не покидает ощущение счастья, что именно мне досталась такая мама, самая красивая и добрая мама. Я не жалею, что она воспитала меня бессеребрянником, слишком добрым и наивным романтиком, неприспособленным к жестоким правилам современной жизни. Она вместе с жизнью дала мне большее: она воспитала меня на собственном примере отношеня к жизни, к родителям, детям, семье, близким, вечности, к богу.
Мы все лишились детства, в тот самый день 26 апреля 2001 года, первого года нового века. Мы потеряли нашу маму и бабушку, нашу Сабохат. Мы расстерялись, потерялись сами и разбрелись. Но через боль потери мы приобрели еще большую любовь к нашей Сабохат. Приютили ее в наших сердцах с еще большой нежностью и лелеем ее больше чем при жизни.
Как-то мама сказала: “Я больше всего в жизни жалею, что не смогла сделать больше, чем я сделала для своих родителей при их жизни”.
Доброе наше утро Сабохат! ….