Все имена в рассказе изменены, любые совпадения случайны
Случилось мне, где-то году в восемьдесят пятом, будучи в командировке, проезжать большое, красивое село со странным, непривычным для слуха названием - Венцкевичево. Смеркалось. Вдоль обочин росли высокие тополя. Метрах в пятистах, не доезжая до окраины, справа, показалась одиноко стоящая, покосившаяся хата. Видимо, очень старая. С отсутствующей крышей, заросшая бурьяном, с проросшей сквозь пустую глазницу окна молодой березкой. «С войны, наверное, стоит. Крышу, возможно, снарядом снесло. Бои, говорят, здесь нешуточные были» - мимоходом подумалось мне. Но, странное название и эта развалюха, почему-то прочно обосновались в моей голове, разжигая нешуточное любопытство. Настолько нешуточное, что я решил остановиться на ночь в сельской гостинице, в надежде выведать, что-либо об истории села и загадочного, заброшенного дома.
Стоял теплый июньский вечер. Я сидел на лавочке в уютном скверике возле Дома колхозника, задумчиво покуривая любимый мною «Опал».
- Табачком не поделитесь? – раздался рядом дребезжащий старческий голос. Я повернул голову. На меня смотрел бедно одетый в старенький, но чистый костюмчик, пожилой, благообразного вида человек в соломенной шляпе, круглых старинных очках и аккуратной «профессорской» бородкой. Я протянул ему пачку. Старик дрожащими пальцами вытащил сигарету и произнес: «Покорнейше благодарю».
- Старый интеллигент,- подумалось мне.
- Приезжий? – вымолвил старичок, начинающий мне положительно нравиться. – Вы уж извините за нетактичность мою, просто вижу человек не наш, не деревенский, возможно нуждаетесь в чем. Вот и поинтересовался. Ну, я пойду пожалуй. Не буду вас стеснять. Еще раз, извините.
«Занятный дедушка», подумал я. «А ведь это живая история! Это мой шанс удовлетворить мое неуемное любопытство!»
- Да вы присаживайтесь! Вы меня нисколько не стесните! Что может быть лучше разговора с умным человеком в моем положении? Скоротаем этот замечательный вечер за приятной беседой, – сказал я, снова, предложив ему сигарету. Хотя, не выкуренная первая- подрагивала в его пальцах
- Еще раз, сердечное вам спасибо! Замечательно! Просто, замечательно! – возликовал старик. – Как вы, видимо, изволили заметить, я тоже не избалован всеобщим вниманием, и беседа с приятным человеком – бальзам на сердце одинокого старика. Один я на всем белом свете. Детей с супругой заиметь не сподобились, да и супруга моя давно уж покинула меня. Ушла в мир иной.
Жалость шевельнулась в душе к одинокой старости. – А как мне к вам обращаться? – спросил я. Старик встал, церемонно приподнял свою изношенную шляпу и высокопарно произнес:
- Разрешите представиться – Иванов. Викентий Павлович. Бывший учитель истории. Краевед. А как величать мне вас, молодой человек?
«Вот это находка!» – возликовал я. - Зовите меня просто, Александр.
- Прекрасно! Александр, так Александр.
- А скажите мне, уважаемый Викентий Павлович, что за странное название у вашего села, и что за избушка стоит на его окраине?
Старик помолчал, потом внимательно посмотрел на меня, и, наконец, тихо вымолвил: - Длинная это история. Печальная. Вы, Александр, готовы её выслушать?
- Викентий Павлович! Ну, конечно, же готов! Вы, вероятно, замечательный рассказчик.
- Тогда извольте слушать. И старик поведал мне поистине удивительную историю жизни неординарного, противоречивого человека.
Глава 1
- Деревенька сия, была пожалована обедневшему, безземельному столбовому дворянину, ротмистру Венцкевичу Юзефу Карловичу, за военные заслуги в Кавказской войне, аккурат, перед отменой крепостного права. После ранения, полученного в бою с абреками Шамиля, Юзефа Карловича подчистую списали с воинской службы, ввиду сильно пошатнувшегося здоровья. Промаявшись в Петербурге пару месяцев, и не найдя применения своему деятельному характеру, он съехал в свое новообретенное имение, имевшее на тот момент другое название.
Казенные крестьяне приняли нового хозяина с настороженностью. Сельцо особо не бедствовало, жизнь протекала «ни шатко, ни валко». Управляющий попивал «горькую», нимало не обращая внимания на вверенное ему хозяйство, и имение незаметно приходило в упадок.
Юзеф Карлович, помимо врожденной смекалки и предприимчивости, имел большое человеколюбие и отзывчивость, но, тем не менее, первое, что он сделал, уволил горького пьяницу – управляющего, назначив на его место степенного, умудренного жизненным опытом, пожилого крестьянина – Емельяныча, и принялся за преобразования в имении, начав с закупок новой, доселе не виданной сельскохозяйственной техники. Многомудрые сельчане быстро оценили его деловую хватку, и доброту, полюбили своего хозяина, проявляя по отношению к нему понимание, честность, и бескорыстие. В знак благодарности, ломая язык, и поначалу нещадно коверкая фамилию, все чаще стали называть село – Венцкевичево.
Сыновья Юзефа Карловича – Владислав и Кшиштоф, офицеры захудалого гарнизона где-то в Олонецкой губернии, были людьми легкомысленными, заядлыми картежниками, повесами и отчаянными дуэлянтами, едва не угодившими в военно-полевой суд. До имения отца им решительно не было никакого дела, хотя, пользуясь его добротой, они понемногу, но неуклонно проматывали его состояние. И мудрый старик оформил завещание на имя внука, отставного подпоручика лейб-гвардии Семеновского полка Венцкевича Станислава Владиславовича. Вскоре, всеми любимый Юзеф Карлович почил в бозе, сломленный раной и сопутствующими болезнями.
Глава 2
Юный Стасик был смышленым юношей. Много читал, любил живопись, прекрасно играл на рояле и гитаре. Благодаря усидчивости и пытливому уму получил прекрасное образование. Большая дружба связывала его с дедом, буквально обожавшим внука. Частые визиты в имение деда сдружили уживчивого, близко принимающего к сердцу все происходящее Стасика с деревенскими ребятишками, принявшими его в свой круг.
Дети слушали его затаив дыхание, когда он рассказывал им увлекательнейшие истории, или читал книги, и сам, без оглядки окунался в забавы и проказы своих деревенских друзей. Ходил в «ночное», за грибами, ягодами и, конечно, же на полюбившуюся ему рыбалку. По горячим просьбам юного Венцкевича, и дальнейшими стараниями Юзефа Карловича, в селе была открыта церковноприходская школа.
Стасика могла ждать прекрасная карьера. Он мечтал окончить гимназию, и поступить в университет, страстно мечтал изменить жизнь своего народа к лучшему, свершать великие дела. Мечтам сбыться не удалось. Жизнь внесла свои коррективы и распорядилась по-своему. Не желая обидеть любимого деда, мечтавшего о военной карьере внука, и не слыть среди своих титулованных сверстников «белой вороной» юный Стас поступил в кадетский корпус.
Кадетские корпусы в то время, были рассадниками вольнодумства. Там учились солдатские дети, пришедшие из юнкерских училищ, дети нижних чинов, имеющих заслуги перед Отечеством, отпрыски худосочных дворянских родов, потомки декабристов. Словом, публика разношерстная. Заразу крамолы подхватил и молодой Венцкевич, истинный поляк, в силу некоторых обстоятельств не испытывающий большого пиетета к русскому самодержавию.
Окончив с «превеликим успехом» корпус, он тут же вновь поступает в Московское пехотное училище по первому разряду. Не умея иначе, он с «превеликим тщанием», как указано в его характеристике, выпускается из него в чине подпоручика, и как достойный офицер направляется для прохождения службы Его Величеству Николаю Александровичу и Отечеству в лейб-гвардии Семеновский полк. К великому разочарованию молодого офицера, и вопреки расхожему мнению несведущей публики, в элитном полку имели место попойки, карточная игра, и дуэли на шпагах, по неписаному Кодексу Чести, «до первой крови». Смертоубийство категорически не допускалось. Скука, муштра, бесконечные званые вечера и праздничные балы, быстро разочаровали подпоручика. Рутина и тоска стали разъедать душу Стасика. И он решается. Пишет прошение об отставке.
Глава 3
Летним утром тысяча девятьсот тринадцатого года, на пыльной околице села показался экипаж, нагруженный походными саквояжами и мелким, бытовым скарбом. Рядом, босиком, по высокой душистой траве шагал широко улыбающийся человек. На плече его зиждилась палка, на которой болтались лакированные штиблеты. «Вот и вернулся я к тебе, земля моего детства, земля моих предков», – с легкой грустью подумал Станислав Владиславович. Слева, на песчаной возвышенности, показался сельский старый погост. Отставной подпоручик повернулся, и быстрым шагом направился к кладбищу. Вот и могила деда.
-Ну, здравствуй, деда! Вот и свиделись мы с тобой. Видишь, не задалась моя служба. Не выполнил я твоего наказа. Ты уж прости меня. Обещаю, я продолжу твое богоугодное дело. Доведу твои реформы до конца, - и по щеке Станислава покатилась скупая мужская слеза. Тогда еще молодой Венцкевич не знал, что его клятве не суждено было осуществиться.
Весть о приезде молодого барина разнеслась мгновенно. Всюду слышалось: «Барин едет! Барин едет!» Толпа ручейком стекалась на площадь перед церковью. Показался экипаж. Станислав Владиславович соскочил с облучка, и низко, в пояс, поклонился сельчанам. Толпа смущенно притихла.
- Ну, здравствовать вам, любезные мои землячки! Вот, вернулся я к вам на родную землицу. Примете блудного сына?
Толпа восторженно загудела. - По што ты так, барин? Станислав Владиславыч?? Али нехристи мы какие? Ждали мы тебя, долго ждали. Люб ты нам! И не чаяли ужо встретиться, думали сгинул наш барин.
Венцкевич поморщился:- Нет больше у вас барина! - Он обвел взглядом толпу. Впереди стояли друзья его детства, повзрослевшие и возмужавшие, смущенно сжимая в руках картузы и ермолки.
– Все! Хозяйствуйте теперь сами. Чем смогу, помогать буду. Работать буду. В ремеслах кое- каких соображение имею, в науках кое -чего полезного познал. Не пропадем. А Емельяныч то где? Не вижу что-то? Пусть он бразды правления и дальше держит.
- Нет Емельяныча боле. Схоронили его намедни. И жонку его вскорости схоронили. Дочки замуж повыходили,– сказал сельский староста, выбранный селянами Евсей Потапыч.
- Жаль старика. Хороший мужик был, -сказал Станислав и перекрестился. – Царствие ему небесное! Вот ты, Потапыч, и «правь балом». Голова у тебя светлая, недаром народ выбрал!
- Рад стараться, вашбродь! – по военному выпалил Потапыч. «Вот же это вечное русское раболепие!» - с досадой подумал Станислав.
- Вот и ладненько! А жить я буду в домике у Емельяныча. Я холост, мне много не надо.
- Барин! Нешто это по-божески?! Гнездо родное бросать негоже! Особняк, вон, в запустение приходит! Родословная твоя там, с душами тебе родными в доме обитает!
«Сколько же нужно сделать, чтобы вытащить этих добрых, наивных людей из трясины невежества!? – сокрушался в душе Станислав.
- Тоскливо мне там и неуютно. Так, что не судите строго. Поживу на отшибе.
Потекли размеренные сельские будни. Станислав погрузился в хлопоты с головой, пытаясь претворить в жизнь утопические идеи деда. Идиллия длилась недолго.
Глава 4
Август. Тысяча девятьсот четырнадцатый год. Как гром среди ясного неба - Россия вступила в войну с Германией, и Австро-Венгрией. По селу поползли слухи – скоро начнется рекрутский набор. Работа сельской коммуны разладилась в одночасье. Мужское население ходило словно в воду опущенное.
Офицерская честь и воинская присяга напомнили о себе быстро. Станислав был уверен, что вытравил из памяти все, что связано с военной службой. Ан нет! Совесть оказалась упрямой и несговорчивой дамой. Ранним утром, собрав все необходимое на первое время военному человеку, ни с кем не простившись он покинул ставшее ему родным Венцкевичево.
Через три дня Станислав прибыл в Петербург. Прошение о восстановлении на службе на Высочайшее Имя подано в военное ведомство. Ответ не заставил себя долго ждать. «Зачислен на воинскую службу в чине поручика. Направить в распоряжение командира лейб-гвардии первого стрелкового Его Величества полка, полковника Левстрема». И вот на плечах Станислава отливают золотом погоны поручика Русской Императорской Армии. Впереди – Галиция, где идут тяжелые бои, где рекой льется кровь русского солдата.
Кровь, кровь, кровь. Грязь и Кровь. Впереди, в ста саженях Австрийские позиции, ухающие бомбометами и беспощадно поливающие пулеметным огнем окопы третьей роты стрелкового полка.
Заляпанный грязью, обсыпанный древесной трухой от разбитого блиндажа, поручик Венцкевич через груды убитых пытается в бинокль разглядеть прилегающую местность. Ему приказано сегодня ночью любой ценой «добыть языка». С сопредельной стороны часто раздавались винтовочные хлопки «Штейров». Иногда раздавалась очередь «Шварцлоэ». Пули цокали и смачно чавкали, терзая тела убиенных. Станислав лежал за бруствером каждую секунду ожидая пули. Но он даже не подозревал, что предназначенная судьбой пуля найдет его через сорок лет, в нерадостной старости. А сейчас он лихорадочно думал, как выполнить приказ и не потерять ни единого солдата. Наконец, он заметил, как низко пригнувшись, к кустам, стоящим невдалеке от неприятельских окопов, шмыгнул австрияк на бегу расстегивая штаны. «Ба! Дизентерия у них, что ли?» - мелькнула мысль. К кустам на полных парах, не скрываясь, промчался еще один солдат. Два часа пролежал поручик, не шевелясь, пристально наблюдая за кустами, и наконец, понял – это отхожее место. План захвата созрел. Поручик медленно сполз в окоп.
- Вашбродь! Убьют ведь, вражины! Чего гусей дразните? Пуля – она дура, разбираться не станет. Был командир, и нет командира! Уважает вас наш брат - служивый. Побереглись бы! – густым басом сказал Савелий, его верный помощник и советчик в ратных делах. Фельдфебель Кацуба Савелий Никитич- пластун, крепкий, жилистый мужик, гнущий руками подковы, на радость солдатской братии, был родом из бедной, безлошадной казацкой семьи, вольноопределяющимся, и попавший служить в действующую армию.
- Савелий, братец, приказ у меня «языка» добыть надо. Любой ценой добыть, – сказал Станислав.- Я с вами пойду.
- Господин поручик! Станислав Владиславыч! Так скажите только! Мигом доставим иноземца окаянного! Нечего офицеру по чужим окопам шнырять!
-Нет, Савелий, с «кондачка» здесь не выйдет. – И Станислав рассказал, свой план, по доставке «вражины» пред светлы очи полковника Левстрема, при этом думая: «Убьют Савелия, как пить дать убьют. Жалко мужика. А у него дома «семеро с ложками» на лавке сидят». Что может произойти с ним, Владислав не думал. «Пойду с ними» - решил поручик, вопреки уставам и наставлениям.
Возле кустов, обвешанные травой и ветками лежали: Савелий, постоянно оглядываясь на любимого командира, и два солдатика по обе стороны от Владислава. Ждать пришлось не долго. Послышался шорох, и перед глазами появился то ли австрияк, то ли чех, присаживающийся на корточки. В мгновение ока, Савелий сгреб своими могучими руками несчастного. Через секунду все было кончено. Пленный лежал с солдатской портянкой во рту, с приспущенными бриджами, туго спеленатый веревкой, и дико вращал глазами.
Минут через пятнадцать в окоп кулями свалились «охотники», предварительно сбросив туда свою добычу.
Перелетев бруствер, в окопе с громким треском разорвался гаубичный снаряд. Последнее, что запомнил поручик Венцкевич, это вздымающиеся в воздух ошметки земли, дерева, и кусков человеческих тел.
Невдалеке лежал фельдфебель Кацуба, почти напополам перерезанный осколком, а под ним, залитый его кровью, мелко трясся «Галицийский пленник»
Служба поручика закончилась на госпитальной койке. Перед списанным «вчистую» Владиславом, во всей неприглядности, встал извечный вопрос – что делать? «Да, что тут можно делать? – размышлял Венцкевич. - «Домой, конечно же, в родное село».
И вот, снова знакомая околица, заросшее старое кладбище, с могилой деда. А вот и хата, слегка покосившаяся и заколоченная досками. На этот раз Владислава не встречал никто. Хмурые, озабоченные бабы, старики, да притихшие, невеселые ребятишки, лишившиеся своих отцов. Мужиков в селе не было. Не было уже три года трудолюбивых хозяев на плодородной кормилице – земле. Бесцельно бродя по окрестностям некогда шумного, погруженного в каждодневные, бесконечные заботы, бывший поручик набрел на ржавые останки сельхозинвентаря, некогда купленного им, и его дедом. «Эх, земля Русская! Что произошло на твоих бескрайних просторах? Кому понадобилась эта бессмысленная бойня? С какой целью эта война сожрала миллионы ни в чем не повинных русских, немцев, австрийцев, чехов, сербов? Зачем я гнил в сырых, промороженных окопах? Кого защищал? И в награду заработал инвалидность и свою ненужность. Что я делаю здесь, на руинах былых надежд?»
Жизнь закручивала очередную спираль. Собрав нехитрые пожитки, Станислав, не оглядываясь, пошел прочь от своего прошлого.
Глава 5
Февраль семнадцатого года. Бурлящий, шумный Петербург пестрит от публики. Военные, мещане, разночинцы, студенты, крестьяне с узлами и мешками, уголовный элемент. Все смешалось. Транспаранты, шествия, митинги. Бесчисленные партии: эсдеки, большевики, эсеры... Какие –то кликуши на трибунах, орущие непонятные воззвания и размахивающие руками. Сбитый с толку Венцерович не понимал ровным счетом ничего. Человек, с простой идеологией солдата, привыкший исполнять приказы. И на этом празднике жизни он оказался лишним. И никому до него не было никакого дела. Махнув на все рукой, Станислав устроился шофером на таксомотор.
И снова пожар революции вспыхнул на растерзанной Русской земле. Снова стрельба, кровь, смерть. Лозунги большевиков были знакомы, и в некоторой степени близки Венцеровичу, еще со времен кадетского корпуса, но методы, с помощью которых они воплощались в жизнь, казались ему неприемлемыми. Братоубийство, вместо закона – революционная целесообразность. Разве убить брата – целесообразно? Но, Станислав подспудно понимал, в стороне не останется никто. Надо выбирать.
- Из бывших? – спросил Владислава комиссар, затянутый в «кожу», в круглых очках, с бородкой «клинышком», постукивая пальцами по лежащему перед ним «Маузеру». - «Шлепнуть» бы тебя, и вся недолга. Возись тут с вами!
«А ведь тоже из дворян», – сердцем почувствовал Венцерович.
- Да, ладно уж. Таких как ты, офицериков да унтеров, вон, целая рота набралась. Расстрелять вовремя не успели. Посмотрим, на что вы способны. А там видно будет. Если что, поставим вас под пулемет, и баста.
- За что же меня в «шлепнуть»? Я же русский! Я просто офицер. Умею воевать. Окопник. К вам пришел. Не монархист.
- Знаем мы этих «окопников». Видели. Только своих увидишь и поминай как звали. Лови тебя потом сволочь белогвардейскую. Станислав вспыхнул.
- Да как вы смеете?! Я Русский Офицер! Я не приучен метаться между окопами! С вами, значит, с вами!
-Ладно, не кипятись, «офицер». Вот тебе бумага, вишь напротив ворота? Вот там ваши стоят. Иди, найдешь командира, отдай бумагу. И тиснул на листок жирную печать.
Через два часа Станислав стоял в строю таких же как он, потерявших жизненные ориентиры людей. Нет, не предателей, жертв этого дикого, страшного времени. На ремне – винтовка «Мосина», безотказная «трехлинейка». Перед строем расхаживал коренастый мужичок в кожаной фуражке и куртке, как у комиссара, и бурно жестикулируя, громко вещал: «Партия большевиков доверила вам….» - дальше Станислав слушать не стал. К тому же сильно заныла рана, полученная в Галиции.
« Что «накомандует» этот рабочий, с какого- то захудалого заводика?» - подумал Станислав.
В первом же бою полк прекратил свое существование. Без единого убитого. На них сомкнутым строем, под барабанный грохот, с винтовками наперевес, широким шагом , в психическую атаку шли офицерские роты. Шли молча. Многие держали во рту папиросы. Раздались несколько выстрелов. Два офицера упали. Строй сомкнулся, но не дрогнул. Пулемет, находящийся на правом фланге молчал. Что-то кричал рабочий-командир, срываясь на хрип, но его никто не слушал. Из индивидуальных окопчиков, группами и по одному выпрыгивали бойцы, и, бросая винтовки убегали в степь. Станислав выискивал себе цель, но нажать на спусковой крючок так и не смог. На него, в открытую, шли его боевые товарищи. Возможно, с кем-то из них он кормил вшей в одном окопе. Откинув винтовку далеко в сторону, он поднялся во весь рост, и широким шагом пошел в степь, вслед за убегающими. Нет. Он не трус. Стрелять в своих соотечественников, было выше его сил. «Дезертир» - обожгла мысль. «Да , черт с ним! Не мое это! Нет среди наступающих врагов. Я не желаю убивать ни «белых», ни «красных». Я – солдат. Солдат уже не существующей армии. Я никому и ничего не должен».
Продолжение "Чужой среди своих" часть 2.
Уважаемые подписчики и читатели!
Благодарю Вас за то, что читаете рассказы, комментируете, а также за отметки " мне нравится"
Канал "Стэфановна" предлагает Вашему вниманию другие рассказы написанные на основе житейских историй.
Доброго вам здоровья, удачи и всех благ.
С уважением, Стэфановна