После декрета с третьим ребенком я выходила на работу трудно. Малыш все время болел. Не было и дня, чтобы к нему чего-нибудь не прицепилось. Попыталась выйти, когда ему было два года – редакция каждый день передавала приветы, что меня ждут на работе. Два месяца еле вытерпела. Возила сына на коляске к маме. И все бы ничего, но болел он всегда жестоко, нужна была ему мать, а не бабушка. Одним словом, Саньке исполнилось три года, уже и в садик пошел, а болезни его не оставляли. Но делать нечего – работать нужно. Конечно, приходилось уходить на больничные – если у ребенка очередное воспаление легких или бронх трахеит с температурой, кашлем, куда его отдашь? Какой бабушке? Только выйдешь на работу и опять двадцать пять. Работу я свою очень любила. Поэтому с первого дня чувствовала себя так, как будто никуда не уходила. И работе была рада, и нашему огромному коллективу. И мне были рады. Но за три года что-то на предприятии, да изменилось. Появились новые люди, которых я не знала. И которые не знали меня. Но энергии было столько, столько творческих планов, что руководила редакцией прямо из дома, если приходилось уходить на больничный. И вот в один из выходов на работу моя коллега мне сказала:
-Ты знаешь, у нас новый юрист, вернее. начальник юридического отдела. Он приехал к нам то ли из Омска, то ли из Томска, где был прокурором. К нам в редакцию часто заходит. Читает нашу газету и очень хочет познакомиться с тобой.
- Познакомимся – какой вопрос, - недоумеваю я. – Все равно придется по работе встречаться, вопросы решать…
Я как-то не очень обратила внимание на этот разговор – дел всегда было по горло. Но однажды мой корреспондент Нина просто взяла меня за руку и повела в кабинет начальника юротдела,
- Я обещала Юрию Николаевичу познакомить с тобой.
Меня ситуация немного напрягла: что ж такое-то?
А когда мы вошли в кабинет и познакомились с Юрием Николаевичем – пожилым, убеленным сединой человеком, он радостно так вздохнул, глядя на меня и сказал:
- Ну теперь все понятно! Вы – очень молоды, потому и смелы. И ваша газета очень острая и боевая. Все дело в молодости!
Меня такое приветствие немного озадачило. Я уже не считала себя настолько молодой – 30 лет как-никак исполняется. Трое детей. Прям уж молодость! Просто позиция у газеты такая – писать обо всем – не только о хорошем, но и проблемах. А писать остро я , извините, умела. Наверное, этим и привлекла внимание. Это был 1991 год. Еще весна…
Мы подружились с Юрием Николаевичем. Он работал вместе с нами на одном этаже – четвертом. Частенько заходил к нам – обсудить актуальные проблемы современности. Иногда рассказывал что-то о своей прошлой жизни и работе. Замечала, что губы у него улыбались, а глаза оставались жесткими, холодными. Он терпеть не мог коммунистов, и весь социалистический строй, в котором находил много недостатков. И даже тогда, когда Союз развалили три «добряка» в Беловежской пуще, считал, что все это к лучшему. Мы с ним нередко спорили, где-то соглашались друг с другом, где-то оставались на своих позициях. Дискуссии у нас были всегда горячие. Особенно тогда, когда начались бандитские 90-е, начали разваливать предприятия, сокращать работников. А на подиум жизни вышли преуспевающие в те годы рыночные продавцы и перекупщики. Мы работали на одном крупнейшем предприятии России, которое, к счастью, так и не удалось разрушить, но Юрий Николаевич во всем происходящем видел лишь положительные стороны. И на наши возмущенные протесты отвечал, что это все пена, которая неизбежна при всякого рода преобразованиях. И скоро она осядет, и страна заживет счастливо и обеспеченно.
Прошло несколько лет. Пена все бурлила и бурлила. Юрий Николаевич не так рьяно, как прежде, но все же не сдавался и верил в лучшее рыночное будущее нашей страны. В 1997 году мы пережили первую ликвидацию газеты за те самые острые статьи и позицию. Ровно через год газету восстановили – день в день (но это другая история). За это время сменился главный акционер, который и восстановил-то нашу газету. Но проснулись другие силы, которые тоже хотели стать главными на нашем предприятия и начали войну . И это тоже другая история. Но те, кто затеяли войну, имели мощных покровителей в правительстве страны и у них все получилось, хотя коллектив и бешено сопротивлялся. Но кто тогда мог ему помочь? Первого главного акционера упрятали в тюрьму за якобы неправильно выплаченные налоги. А те – другие пришли…со своими методами кнута и пряника. Но, в основном, кнута. Я всю жизнь была неправильным редактором газеты. Мы опять вступились за коллектив. Но не на страницах своей газеты, которая была печатным органом администрации предприятия, а на страницах районки. Статья называлась «Передел на грани беспредела, или как горняков ставят на колени».
Думаю, не надо объяснять, что тут началось. На следующий день мы получили приказ о ликвидации редакции в связи с необходимостью экономии средств. Ну а коллектив редакции– под сокращение. Мы должны были отработать положенные перед сокращением два месяца. Это была не работа, а пытка. Но это тоже другая история. Сегодня история о Юрии Николаевиче…
Я не буду рассказывать, как над нами издевались в администрации. А скажу только о том, что когда мы однажды привезли материалы в редакцию районной газеты, подвластной нашему главе района, который люто ненавидел меня, где мы делали электронный набор номера, мы с удивлением увидели в отпечатанных гранках статью, которую мы не заказывали и не верстали. Название было до боли знакомое «Нечего на зеркало пенять, коль …». И в этой статье хлестко и смело критиковали мой стиль работы, уличали в использовании служебного положения и по косточкам разбирали мою статью в районке. Вся суть сводилась к одному: как я посмела восстать против тех, кто шел как танк на ГОК, ничтоже сумнящеся, что он прав. Эту статью «коллеги» из районки поставили в гранки без моего ведома, сославшись на указание генерального. Но каково же было мое удивление, когда я увидела, кто подписал статью. Думаю, вы догадались – наш Юрий Николаевич – принципиальный и бескомпромиссный боец за справедливость. К этому времени я была журналистом со стажем. Статьи Юрия Николаевича мы печатали в газете не раз. Я знала его стиль, его руку, выражения. А тут…Сразу понятно, кто трудился над этими перлами. Тоже женщина, и даже моя ровесница, тоже журналист, но "правильный" в отличие от меня . И при хорошей должности. В то время в городе была еще и другая районная газета – с честной и принципиальной позицией, с коллективом, а, главное, редактором которой мы дружили и поддерживали друг друга, потому что им тоже доставалось немало. Сказать, что я была в шоке – значит, ничего не сказать. Это был предпоследний номер газеты, оставалось совсем немного до нашего освобождения, которого мы ждали, как избавления. Но при постановке на учет в центр занятости безработным, лишившимся работы по сокращению, предоставлялись совсем другие условия, чем тем, кто уходил по-собственному. Что я должна была делать? Своими руками печатать пасквиль на саму себя? Или написать заявление тут же и уйти по-собственному? Со всеми отсюда вытекающими?
- Я бы не выдержал! – сказал мне редактор другой районки. – Это как потом жить?
Моя коллега плакала. Она просила меня не печатать материал, а просто уйти и хрен с ними со всеми! У меня было крайне мало времени на раздумье. И я приняла решение. Я оставила статью на полосе. А от редакции в комментарии написала все, что думала. И редакционный ответ получился таким ярким и жестким, что вся эта верхняя галиматья просто теряла свой и без того блеклый вид. В редакции к этому времени все разошлись. Оставалась только машинистка и сотрудница, которая делала электронную верстку газеты. Перечить мне они не решились. А звонить для согласования, наверное, было уже некому, так как рабочий день закончился.
Газета вышла. Мы привезли ее на предприятие и очень быстро раздали по цехам. Представители администрации с самодовольной улыбкой тоже пришли за своими экземплярами и уединились в предвкушении грядущего удовольствия в юротделе. Но сидели они там за закрытыми дверями почему-то очень долго. Говорят, что были шокированы. Пытались устроить разборки. Только вот кому? Мы ничего не нарушили. Была статья. Редакция имела право на комментарий. Все! Сюрприз у них не удался….И это очень разочаровало организаторов мероприятия. И более того, они поимели очень бледный вид, потому что терять мне было нечего. Разозлили меня основательно. И я все вещи назвала своими именами. И это стало достоянием гласности всего трудового коллектива.
Но на этом эпопея не закончилась. Последний номер газеты был новогодний. Мы подготовили много интересного материала. Праздничного, конечно. Попрощались со своими читателями. Но тоже на позитивной ноте. НО! Весь день с утра до вечера вместе с нами в редакции районки топтались САМ генеральный директор предприятия, на котором работали 3,5 тысячи человек, и САМ председатель совета директоров. В редакции в то время шел ремонт. На полу лежали рулоны линолеума. Они неловко переступали через него. Сидеть им было негде, в отличие от нас – у нас-то были свои рабочие места в типографии, директор которой всегда нас поддерживал и помогал, чем мог. Боялись…Боялись, что опять что-нибудь выкину. Уже в самом конце председатель совета директоров задержал меня на ступеньках крыльца редакции и выразил сочувствие, что ему приходиться так поступать, зная, что у меня трое несовершеннолетних детей. Может, это сочувствие и было искренним, я не знаю. Но поверить в искренность не давал тот факт, что за день до этого моих коллег пригласил к себе Юрий Николаевич и уговаривал остаться. Обещал, что будут заниматься той же работой, только должности назовут по-другому. А вся эта история против Баркаловой. И только...Потому что по-другому - никак. Только - ликвидация...
Ни один журналист не повелся, сколько бы не уговаривали. Говорили просто: газета «Гранит» - это Баркалова. И без нее работать не будем. Я благодарна своим коллегам за поддержку. Ведь мы делали одно общее дело, боролись против режима кнута, против несправедливости при переделе собственности нашего родного предприятия, против беспредела.
Прошло три года. Я работала в редакции той самой районки спецкором. Потом меня пригласили на работу в районную телекомпанию заместителем главного редактора. В один из дней со съемочной группой я торопилась на встречу с главой района, которого к этому времени переизбрали. Это был совсем другой человек. На кресле в вестибюле администрации района сидел пожилой человек. И я бы не обратила внимания на него, если бы он не встал и не вышел мне навстречу. Обычно со своими недругами я не здороваюсь. Но тут впопыхах я и не вспомнила про обиды – у меня была новая интересная работа. Еще круче, чем раньше! Значит, все к лучшему! Какие уж тут обиды? Но Юрий Николаевич попросил задержаться на несколько минут, чтобы попросить прощения за тот случай. И сказать, что он не был автором того пасквиля – он так и назвал ту статейку. А автором была...
- Я знаю, - остановила я его. – И знала это с самого начала.
- Меня заставили поставить подпись под ней, - виновато сообщил бывший прокурор. - И я очень рад за вас, за то, что вас избрали депутатом районного совета.
Мне нечего было ответить на это. Каждый сам делает выбор, как поступить в том или ином случае. Меня ждала встреча с главой района. И мне совсем не хотелось ворошить прошлое.
А через несколько лет мне передали книгу Юрия Николаевича с авторской надписью, в которой он сообщал, что дарит книгу самому независимому и смелому журналисту города и района.