Недавно я готовил очередную мини-лекцию, где рассматривал наивные вопросы, которые обычно задают дети на уроках литературы. Ну, в духе «а думал ли об этом автор?» или не убивает ли анализ текста «прекрасное»: https://www.youtube.com/watch?v=yGWbCrbI4FU. В процессе постоянно вспоминал работу в школе и темы, которые постоянно крутились у меня в голове, пока я еще был учителем. Некоторыми размышлениями хочется поделиться.
В учебном плане к любому предмету сказано, что учитель должен выполнять следующие задачи (помимо прочих): 1) Развивать предметные знания и навыки; 2) Воспитывать школьников, приобщать их к определенным нравственным ценностям. В случае с большинством школьных предметов эти задачи не противоречат друг другу – во многом потому, что вторая оказывается сведена к минимуму (все ведь согласятся, что на уроках математики в первую очередь учат считать, а не воспитывают нравственность). В случае с литературой все не так – в силу принятого в обществе подхода к разговорам об искусстве многим кажется, что для разговоров о литературе не нужны особые предметные знания, а основная функция любого художественного текста якобы воспитательная. Соответственно, с точки зрения системы образования литература в большей степени, чем любой другой предмет, должна «воспитывать» школьников. Поэтому школьникам в головы обычно запихивают готовые «правильные» интерпретации художественных произведений, вместо того чтобы учить их самостоятельно анализировать тексты.
Но представьте себе на секунду такого учителя литературы, которому кажется, что задача обучения школьников предмету и задача приобщения их к принятым в системе нравственным ценностям плохо связаны между собой, более того, даже противоречат друг другу. Скажем, потому что понимание этим учителем «универсальных» нравственных ценностей (которым, с точки зрения школьных учебников, учит русская классика)отличается от понимания, принятого в системе образования. Такой педагог думает, что система, в которой находятся и учитель, и ученики, шизофренична. Просто абсолютно любое государство, любая власть будет вкладывать деньги только в то, что выгодно. Государству выгодно вкладываться в воспитание граждан, поддерживающих определенный политический строй, и, возможно, совсем не выгодно развивать в людях критическое мышление. Однако в современном мире ни одна политическая система не может сказать об этом открыто. Поэтому задача воспитания лояльных подданных в школе маскируется под задачу воспитания «нравственности» как таковой.
И вот этот гипотетический учитель уверен, что если бы Гоголь, который в конце «Мертвых душ» рассуждал о псевдопатриотизме, сейчас был жив, он был бы в весьма натянутых отношениях с властью. И возникает у такого учителя дилемма: нужно ли рассказывать на уроках что-то о реальных гоголевских текстах (выполнять задачу развития предметных навыков и знаний) или заменять разговор по делу отвлеченным разговором о высоких идеалах (выполнять воспитательную функцию)? И это при том, что тот взгляд на нравственность, который он должен транслировать, ему чужд. И за этой дилеммой виднеется другая, более значимая: а имеешь ли ты вообще моральное право работать в системе, если знаешь, что твои нравственные ценности отличаются от тех негласных, к которым на самом деле должно приобщать школьное образование, чтоб приносить идеологическую выгоду правящей партии. Еще раз отмечу, что это все – гипотетические рассуждения, не более.
Представляется, тут может быть несколько вариантов поведения. Первый: благородное самоустранение. Чтобы быть в спокойствии и в ладах со своей совестью, нужно уйти из школы и никогда ничему не учить никаких детей. Пусть их учат те, у кого душевных терзаний нет. Они, видимо, гораздо «моральнее», раз всегда знают, что хорошо, а что плохо, так что мир, конечно же, станет только лучше.
Второй вариант – начать на уроках, как с трибуны, проповедовать собственные идеи, идущие в разрез с позицией властей. В силу особенностей человеческого восприятия тебе с большой долей вероятности будет казаться, что почти все русские авторы на самом деле стояли на тех же позициях, что и ты. А над остальными можно посмеяться, снисходительно попеняв им на консерватизм мышления.
И вот если первый возможный путь вызывает у меня неоднозначную реакцию, то второй – резкое отторжение. Представляется, что этот путь ведет к превращению в то, с чем ты хочешь бороться: такты позиционируешь себя как носителя конечного этического знания, ты решил, что твои идеи самые хорошие, и со своей позиции оцениваешь все явления мира как правильные или неправильные. Точно так же, как и любой сторонник системы, которая тебе не нравится, ты навязываешь детям чужую волю – свою – а не знакомишь их с тем, как сложно устроен мир, в котором они сами должны сориентироваться.
Но есть и другой вариант поведения: можно сыграть с системой в дурачка. Пойти путем ранних диссидентов. Ну, знаете этот момент в истории страны, когда все понимали, что абстрактный закон и его реализация – очень разные вещи, но тут нашлись люди, которые сделали вид, что они этого не понимают, и стали требовать от властей буквального соблюдения конституции.
Может быть, можно использовать риторику системы против нее самой. В программе написано, что нужно делать детей умнее – так надо сделать вид, что я не понимаю, что на самом деле государству нужно совсем не это. Буду делать детей умнее – и какие ко мне могут быть претензии? Система говорит, что якобы все русские классики в первую очередь воспитывали читателей и приобщали их к универсальным (а значит, одним и тем же) нравственным ценностям – так прекрасно! Да, в реальности все участники образовательного процесса понимают, что на практике это значит следующее: обо всех авторах нужно говорить не подробно, а в самых общих чертах, повторяя отвлеченные формулы про народность, патриотизм и высокие идеалы (иначе будет заметно, что у всех классиков были разные взгляды на жизнь, разные ценностные системы). Но можно сделать и обратный вывод: если система утверждает всё это, то система ведь не будет против, если я просто всерьез буду говорить с детьми о том, как устроены входящие в программу произведения, правда? Зачем мне скатываться в прямолинейный дидактизм, если, с точки зрения государственной риторики, эстетическое приобщение к классикам автоматически ведет к нравственному просветлению. Если нравственные ценности «универсальны», то, если я нигде не нарушаю конституцию, мои ценности – те же самые, что и у чиновников от системы образования. И если чиновникам покажется, что это не так, то это им придется открыто признать, что ценности у всех разные – а едва ли они на такое способны.
В общем, простите за банальность вывода: мне думается, что как раз если ты хорошо учишь предмету, не залезая на уроках явно в область идеологии и этики, вот тогда ты имеешь полное право работать в школе...