У сиреневой ветви побелевшие вены, Холод, снег и ещё мокрый ветер. Отрываю железо, индевелые руки. Распускаются белые песни цветов. Поднимается пена, дотлевающий пепел. Бархат ночи рассыпался в звёздные тени. Нет лучей, только чёрный растрёпанный ветер. Я не помню, кому я прощал разрешенье На чужие дома без дверей И на трещины бликов об камни карманных часов. Если быстро дышать на морозе, Если помнить короткое резкое пламя, Частый лязг от стального затвора, Вкус зубов от сиреневой мглы. Никого не жалел я в пустых коридорах Остывающих утром квадратных дворов. Разгрызая хрустящие в пальцах слова, Убегают холодные мрачные тени, Растворяются в пошлом забвенье. Можно громко дышать на морозе, Чтоб ломались колючие слёзы О бумажные цифры-слова. Имена, имена, каждый звук имена. Жестом смял я прощальное имя имён. Мне короткая резкая вспышка Ослепила порядок написанных вниз номеров, Индевелые белые ветви, И слова-имена на размокшей бумаге, Холод, снег и ещё сильный ветер. Отрываю листок, потеряв