В доме друга моего отца, в большой комнате, между многочисленными старинными фотографиями на стене висела картина. С неё на меня смотрели дети: босая девочка через мосток бежала, неся на спине маленького брата (или сестрёнку?), убегая от надвигающейся грозы. Мать дяди Славы, Августа Теодоровна, в миру тётя Гутя, с неистребимым немецким акцентом, видя, как я смотрю на картину, всякий раз спрашивала:
— Что ты мыслишь по этому поводу? Они добегут?
Дядя Слава с моим отцом были тёзками и учились в политехническом институте на одном факультете. Оба одновременно женились, а дочек, родившихся в один год в декабре, назвали Наташами. Потом мои родители уехали работать на Шпицберген, оставив меня моим бабушкам. Вернувшись с моим маленьким братом, они развелись, отец куда-то уехал, но мои бабушка и дед продолжали дружить с тётей Гутей, а я со своей тёзкой. Нам даже несколько раз справляли дни рождения вместе.
Потом умерла Наташкина мама, а следом тётя Гутя. Дядя Слава снова женился и они куда-то уехали. Перед отъездом, прощаясь, дядя Слава принёс в дом деда картину, на которой дети спасались от грозы и ещё одну, которая висела у него в кабинете. “В голубом просторе” лебеди Рылова летели, к счастью. К счастью, же плыл на горизонте кораблик. Мы обнялись с Наташкой и больше никогда не виделись.
Позже, заглянув за подрамник, я увидела имя автора копий этих картин. Теодор Берг. Отец тёти Гути. По профессии часовщик, он был художником-любителем. Они жили в Москве, а после революции благоразумно перебрались в Сибирь. Обе копии он писал в Третьяковской галерее. Это мне рассказал дядя Слава, с которым мы встретились много лет спустя, при весьма неприятных обстоятельствах, о которых я когда-нибудь расскажу, если у меня хватит духа.
Эти картины долго висели у нас дома. Я смотрела на них и думала: успеют дети добежать до дома, а лебеди долететь до счастья?
Передвижники и соцреализм.
В 50-е и 60-е годы прошлого века почти в каждом доме среднего достатка на стенах тосковала “Алёнушка” Васнецова с его тремя богатырями, “Грачи прилетели” Саврасова,”Девочка с персиками” Серова, “Неизвестная” Крамского, “Утро в сосновом лесу” Шишкина. Его “Рожь” украшала учебник родной речи. Это только маленькая толика картин русских художников, объединённых идеей товарищества передвижных выставок, начавшихся с 70-х годов 19 века и закончившихся в 1923году.
Девочкой из провинциального города, впервые попавшей с Третьяковскую галерею, а потом в Русский музей, я была знакома с их произведениями только по репродукциям и копиям. Помню, как меня буквально пришибло сдержанностью и скромностью истинных красок этих картин. Как моё маленькое сердце разрывалось от сострадания “Проводов покойника” Василия Перова.
Каждая сюжетная композиция, каждый пейзаж говорили о прошедшем тяжёлом времени. Редкие работы светились надеждой. Но это были либо сказочные красавицы и богатыри, либо тихие грустные пейзажи, или портреты серьёзных людей.
А на холстах моего времени царил соцреализм. Здоровые и счастливые пионеры и комсомольцы, индустриальные пейзажи, производственные коллективные портреты, воспевающие ударный труд пятилеток. Помню, на одной из выставок, похожих на зональную выставку “Сибирь социалистическая” несколько молодых художников стояли перед полотном, размером примерно 2 на 1,5 метра, и хохотали. Я подошла поближе. На огромном зелёном поле на линии горизонта был написан маленький вертолёт, а рядом с ним крошечные фигурки в белом.
— Что смешного? - спросила я.
— Ты на название посмотри, - ответили мне.
Картина называлась “Врачи прилетели”. На этой же выставке была работа “Ленин среди народа”, полностью напоминавшая композицию “Охотников на привале”.
Слева сидел Ленин, остальные были почти точной копией славной Перовской работы. Всё это было смешно и грустно.
Эрмитаж и “Троица” Рублёва.
В то же лето, когда была Третьяковка и Русский музей, был ещё Пушкинский музей и Эрмитаж. В которых праздничный фейерверк красок западноевропейской живописи, от ренессанса до 20-го века, наполнил меня надеждой и восторгом. И верой, что лебеди над голубым простором непременно когда-нибудь долетят до своего дома.
Какая счастливая возможность есть у наших детей и внуков отправиться хотя бы в виртуальное путешествие по музеям мира.
Какой подарок сделал нам всем Александр Сокуров, сняв фильм “Русский ковчег”, дав возможность пролететь по залам Эрмитажа.
Но если вдруг мне придётся вернуться в Третьяковку, я прежде всего пойду к “Троице” Рублёва.
В 1993 году я приступала к постановке спектакля “Не три свечи горели, а три встречи” по мотивам произведений Марины Цветаевой, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама и Александра Блока. Мы с нашим другом, художником театра и кино Валерой Назаровым двое суток сидели дома и бродили по заснеженным улицам города (Валера приехал ненадолго в гости). Я просила его придумать художественный образ спектакля. По замыслу должно быть три Марины и три поэта. Этим спектаклем открывался поэтический театр в фойе. Идея этого театра принадлежала художественному руководителю Борису Нифантьевичу Соловьёву.
Мы с Валерой выпили литров десять кофе, глаза у нас были красные. Вечером он улетал. Мы внезапно оба задремали буквально минут на пять, как будто нас выключили. А потом, очнувшись, посмотрели друг на друга и выдохнули хором:
— “Троица” Рублёва.
Это дало всё художественное решение спектакля начиная с ключевой исходной мизансцены. Валера улетел, а остальное доделывал художник Сергей Наполов. Спектакль шёл семь сезонов. Но его свет до сих пор остался в моей душе.
Нам остаётся только имя….
Однажды летом в Томске мы с внучкой пришли в Музей изобразительного искусства. Там открывалась выставка коллекции музея.
Мне было очень важно, чтобы Даша вживую увидела то. Что в её возрасте когда-то увидела я. Выставка ещё не открылась, но нас пустили и мы в залах были одни. Да ещё чудесные бабушки-смотрительницы. Дашка медленно переходила от работы к работе. И вот мы подошли к той картине, которая когда-то меня влюбила в себя. А рядом ещё были несколько портретов. Даша остановилась как вкопанная.
— Бабочка, как же так? Почему они неизвестные? Разве так бывает?
— Бывает, Даша. Но ничего не проходит бесследно. Когда-то я впервые увидела эти работы. Сейчас их видишь ты. Потом их увидят твои дети. У тебя впереди ещё столько открытий. Люди тысячелетиями создавали прекрасное. Они писали картины, ваяли скульптуры, строили чудесные здания, создавали бессмертные стихи. Прозу и великую музыку. И не все их имена сохранились в истории. Но это созданное богатство принадлежит всем.
Главное — это понять и принять. Один поэт написал:
Нам остаётся только имя:
Чудесный звук, на долгий срок.
Даже если это имя “Неизвестный художник”, написавший портрет неизвестной девушки. Кстати, ты на неё удивительно похожа.
Даша помолчала и спросила:
— А поэт? Тоже неизвестный?
— А поэта зовут Осип Мандельштам.
— Хорошо, что известный. Пойдём дальше?
Мы вышли из музея. Где-то на горизонте заворчал гром. Начиналась гроза. И мы от неё убежали.
🤝 Спасибо, что прочитали до конца! Подписывайтесь на канал, пишите свои мысли в комментариях.
💥 Данный материал не является рекламой, а лишь отображает личное мнение автора, основанное на пережитом опыте. Это мнение не является истиной, и на него можно смело положить. Если ищете намёки на рекламу - ищите. Всем отличного настроения и здоровья!