Викентий Викентьевич Вересаев в своей книге «Пушкин в жизни», упомянул любопытный случай, произошедший с двумя российскими литераторами сразу после восстания декабристов.
Но сначала о самих героях этой истории, несколько подзабытых в наше время.
Первый – Фаддей Венедиктович Булгарин (1789- 1859), литератор, успешный редактор и издатель, пользовавшийся в российском обществе крайне дурной репутацией. Не только из-за неуравновешенного и склочного характера (что было бы еще полбеды), а большей частью из-за страсти к доносам и грязной конкурентной борьбы. До вступления на литературное поприще Булгарин имел несколько запутанную военную биографию – будучи выходцем из шляхты Великого Княжества Литовского, во время наполеоновских войн умудрился повоевать и в русской армии (был изгнан то ли за сатиру, то ли за пьянство) и за Наполеона – дослужился до капитана.
С 1820-го года Ф.В. Булгарин сотрудничает с Николаем Ивановичем Гречем – известным для своего времени издателем, тот же Викентий Вересаев называет этих двоих – «гиенами русской литературы», чуть-чуть перефразируя, впрочем, самого Пушкина – тот именовал их попросту «сволочами» и «грачами-разбойниками». Издавая «Северную пчелу», Булгарин с ненавистью относился к любой другой новой газете, угрожавшей их фактической с Н.И. Гречем «монополии» на издательское дело в России. Уничтожения конкурентов Фаддей Булгарин добивался многочисленными доносами в Третье отделение (где, по всеобщему мнению, состоял на содержании). Презирали и шельмовали его и те, на кого он доносы писал, и те, кому он эти доносы носил.
Отношения Фаддея Булгарина с декабристами также были, мягко сказать, запутанными и весьма неоднозначными. Знал он многих. Поэтому, когда, по выражению В.В. Вересаева «рвануло» в декабре 1825-го, Булгарин развил бешенную деятельность, доказывая свою непричастность. В числе прочего, навел полицию на след Кюхельбекера и сдал родного племянника подпоручика Демьяна Искрицкого. Последний, «пропорционально» участию, «отделался» годом фактического содержания в крепости и высылкой в Оренбург в том же чине.
А вот другого племянника, Булгарин почему-то не упомянул в доносах и более того – находясь в жесткой конфронтации с Рылеевым, по просьбе Рылеева же, спрятал его архив. Возможно потому, что в этом архиве был компромат на самого Булгарина, и показывать рылеевские бумаги «кому нужно», было попросту смерти подобно.
И вот в эти беспокойные дни в двери квартиры Фаддея Булгарина раздается тревожный стук. Явился его старый знакомец Орест Михайлович Сомов – по происхождению малороссийский шляхтич, также известный в то время литератор, переводчик, критик и журналист, по отзыву упомянутого выше Николая Ивановича Греча – человек способный, трудолюбивый и очень приличный. Современными филологами Орест Сомов считается одним из предшественников Гоголя. Впрочем, издается О.М. Сомов в России и сейчас.
Орест Сомов, имеющий весьма жалкий вид, поведал хозяину поистине душераздирающую историю, от которой у Булгарина, наверняка, волосы встали дыбом.
Оказывается, бедняга Сомов, с его слов был «взят» по всем известному делу, допрашиваем, но ему удалось сбежать из Петропавловской крепости. И теперь он – несчастный беглец, просит Булгарина его приютить и спасти. Ошарашенный Булгарин провел его в комнаты, запер на ключ и… немедленно помчался в полицию.
Выяснилось следующее – Орест Сомов действительно был арестован, но… быстро освобожден, так как выяснилась его полная непричастность к тайным обществам. И вот тут –то Сомов домой не пошел, а пошел к Булгарину, находя свою последующую шутку, по-видимому, уместной и остроумной. Так вообще-то и было.
Вот только жаль, что шутника потом посадили в крепость на три дня.