Гул самолёта притуплял мысли, я не могла сосредоточиться, понимала одно – я лечу прямо в пасть тому самому зверю, который ест Советскую землю. Зная, что в моём мешке лежит одежда, в которую мне нужно будет переодеться после приземления, решила сделать это сейчас. Вспомнились слова одного из учителей: «Внешний вид и уверенность может дать тебе одну минуту, эта минута стоит много!». Раскачиваясь в такт самолёта, разделась, доставая одну за другой, надевала вещи, они так специально, по-порядку, были уложены. Теперь я выглядела хуже беспризорников, о которых мне рассказывал отец. Собрав кучку из снятой одежды, мысленно с ней попрощалась, мешок стал гораздо легче, теперь при приземлении оставалось снять комбинезон. Один из лётчиков, выглянув в салон, показал пятерню, значит пять минут. Проверив лямки парашюта, всё как учили, зацепила карабин за трос, висевший вдоль самолёта, я готова. Мне открыли дверь, порыв воздуха ударил в лицо, повинуясь приказу, прыгнула в темноту.
Опускаясь на парашюте, не ощущала падения, земли-то не видно, правее себя увидела костёр, это мои встречающие, надо быть наготове, может быть немецкая засада, свободной рукой проверила пистолет, на месте. Земля оказалась намного ближе, чем я ждала, сначала ветки деревьев, потом удар о землю, приземлилась. Скрутив парашют, стянув его стропами, оттолкнула от себя ногами, спрятавшись за ствол дерева, ждала чего угодно. Ко мне кто-то подходил. Прозвучал пароль, я ответила отзывом, подошли двое мужчин, один увидев меня, ахнул: - Такую худобу и в наши места, чего там себе думают?! - Тихо, Михалыч, тихо, там голов и без тебя хватает. Вы как, барышня? «Барышня?! Какая я тебе барышня?! Я комсомолка, советская девушка!» - всё это пронеслось у меня в голове, но промолчала. Следуя инструкции, Пал Палыча, натянула маску на лицо, зыркая глазами, дала понять, что нам надо идти. К утру меня вывели к дороге, дорога так себе, почти заросшая, но езженная. Тот, кто назвал меня «барышней», парень, чуть старше меня, указал на дорогу: - Тут километров десять до села, пяток мы рядом пройдём, случись чего тикай в лес, прикроем, а дальше, барышня, сама, такой приказ! Я кивнула.
Единственное, что могло отличить меня от местных – маска, её я спрятала под большой камень после ухода встретивших меня людей. «Барышня» - это слово стояло в ушах, нашёл, как меня назвать! Ещё раз проверила свой мешок, ничего такого в нём нет, значит можно идти! Потрогала правую ручку куклы, действительно, там было что-то твёрдое. Осмотрев себя, вышла на дорогу, никого, вот повезло. Только настроила шаг, так ходить тоже учили, как за спиной послышался шум машины, это был грузовик. Отойдя на обочину, опустила голову, чуть проехав меня, машина остановилась, из кузова выпрыгнули два солдата, я напряглась, как пушинку меня забросили внутрь пространства под брезентом, упала на чьи-то ноги. Кругом смех, руки лезли ко мне под платье, задирая и разрывая и так еле живую материю, слюнявые лица заглядывали мне в лицо, что-то говорили. В школе подтянули мой немецкий, я всё понимала, с ужасом думала о том, что мне обещают. Грузовик тронулся, а меня таскали по кузову на руках, каждый солдат хватал меня, трогал, было мерзко, попыталась сопротивляться, получила два удара кулаком в лицо, ощутила во рту вкус крови.
Грузовик резко остановился, несколько солдат упали на пол, оставшиеся стоять встретили это дружным смехом, кто-то командовал на улице, смирившись, солдаты отпустили меня, откинув тент, покинули машину. - К чему этот смех? – перед задним бортом, заложив руки за спину, стоял немецкий офицер - Русскую на дороге подобрали, разрешите в казарму проводить? - Сюда её! - Что, не слышите, сюда её?! – повторил приказ офицер. Меня выбросили из грузовика на землю, я больно ударилась головой, правую ногу, кажется, подвернула, на меня упал мой мешок. Помня о том, что в нём находится, я подползла, обхватила его руками, прижав к себе. Не отдам! - Что здесь делаешь? Плохой русский говорившего не помешал мне понять вопроса. - Тебе зачем?! Солдаты не поняли, а офицер задумался, не привык видимо к такому обращению. - Отдам в казарму, забудешь, как маму зовут, - коверкая слова, сказал офицер. Пора вставать, хорошее начало! - Работу ищу, хлеб чтоб давали, можно еще чего. - А что умеешь делать? - Что надо, то и сделаю. Я стояла, прижимая к себе мешок, смотрела на немецкого офицера, гауптман, капитан по-нашему, кто он? Начальник охраны базы, а может просто, командует частью, которая рядом стоит? Приказав одному из солдат проводить меня в небольшой домик возле дороги, офицер казалось, забыл обо мне, но это только казалось.
Встретила меня женщина, это была большая гора с грозным лицом и плетью в руках, только я вошла в дверь, как она замахнулась, я не успела увернуться, получила хлёсткий удар по спине, казалось, я была готова согнуться, только в другую сторону. - Что? Дармовщины захотела?! Иди мыться грязная свинья! Я не понимала куда идти, что делать, второй удар плети направил меня в узкий коридор, в его конце была так называемая ванная комната. Небольшой по размерам закуток, по одной из его стен шла толстая труба, заканчивалась она большим краном. Под присмотром женщины я разделась догола, сложив свои вещи на полу, под ноги мне упал кусочек мыла: - Роскошь по нынешним временам, цени заботу о себе, а то и, правда, в казарму к солдатам пойдёшь. Видать приглянулась ты господину гауптману. Вымойся, а то смотреть на тебя страшно. Налив большой таз холодной, нет, ледяной воды, я растёрла на себе кусочек мыла, ёжась от холода, смыла с себя грязь и пыль. Там где я оставила свою одежду, её не было, на большом гвозде висел толи халат, толи балахон. Я испугалась за свой мешок, обтеревшись куском материи, которая была не чище чем я до помывки, через голову надела свою новую одежду.
Под присмотром той же женщины прошла в соседнюю комнату, запах тут был отвратительный, и не проветрить, даже маленького окошка нет. Вдоль трёх стен были двухярусные нары, судя по их количеству, в комнате жили двенадцать человек. Толкнув меня в спину, надсмотрщица, я её так назвала, указала на дальние, угловые нары на первом этаже: - Твоё место! - А где та, что здесь спала? - Слабая оказалась, повесилась вчера, повезло тебе в этом, - женщина зло рассмеялась. Ближе к вечеру в комнату стали заходить люди, это были уставшие женщины в таких же одеяниях как моё, первое, что бросилось в глаза, это были их руки. Распухшие, с большими мозолями, они напоминали лапы лягушки. На меня никто не обращал внимание, все были заняты только собой. Тем, кто спал на втором ярусе, пришлось потрудиться, чтобы туда забраться, в комнате настала тишина, как будто здесь никого не было. На соседнее место села женщина, возраст не определить, достав из-под матраса стеклянную баночку, принялась мазать руки, посмотрела на меня: - Новенькая? Не смей трогать мою мазь, убью! Я кивнула. Положив голову на руку, подушки видимо здесь не полагалось, задумалась. Вроде и хорошо всё складывается, сразу попала куда надо, но если за женщинами следят во время их работы, как мне пробраться к резервуару, а ещё как достать то, что мне нужно для отравы, про мешок, думаю, можно забыть. Дверь в комнату отсутствовала, поэтому женщина-гора вошла без стука, указав своей плёткой на меня, махнула рукой. Когда вышли из домика, женщина показала на добротный дом: - Туда. Постарайся понравиться гауптману Лейке, он тут за главного. Хорошо получится, будешь жить, мазь будет, да и питание доброе. Что она считала за «доброе питание» я не знала, но всё остальное меня заинтересовало, сегодня уже десятое, следует торопиться.
Возле входа стоял солдат с автоматом, снова толкнув меня в спину, женщина осталась на улице. «Ага, значит ей сюда входить нельзя!». На входе меня встретила молодая девушка, она была одета в красивое платье, лицо, волосы и руки чистые, не поднимая головы, проводила до массивной двери, чуть приоткрыв её, заглянула в комнату, только потом пропустила вовнутрь меня. Посреди комнаты стоял большой стол, как в кабинетах начальников, за ним сидел тот самый гауптман, всё моё внимание было приковано к моему мешку, он лежал на столе, рядом кукла, её правая рука была надорвана. - Что это? Где украла? - Лейке указал на два золотых кольца. - Не воровала, родителей это моих! - Живы? - Умерли? - Почему? «Плохой русский у немецкого офицера, не то слово говорить надо». - Болели. - А может бомба? Я промолчала. Гауптман подошёл ко мне вплотную, я чувствовала его дыхание, целую минуту он смотрел мне в глаза, я пыталась опустить свои, показывая покорность, но он ударил меня по щеке, не сильно, но было больно. - Смотри на меня! Что он хотел увидеть в моих глазах, ненависть к врагу, коим он являлся? Отойдя от меня, Лейке подошёл к окну, на что-то там внимательно смотрел, а я посмотрела на его руки, правая была без кольца. «А это шанс!» - Я люблю покорность, будешь такой, может, мы подружимся, а моя дружба дорого стоит, - гауптман снова посмотрел на меня. «А что, лицо симпатичное, да и строгость его напускная!». Не ожидая от себя такого, я улыбнулась, улыбнулась по-доброму. Не ожидал этого и немец, видела, что он чуть не улыбнулся в ответ, но сдержался. - Скоро будет много работы, сделаешь её хорошо, я подумаю про тебя, иди, и это забери, - он брезгливо скинул на пол мой мешок и куклу, кольца остались на столе, я похвалила про себя Пал Палыча, расчёт на отвлечение внимания был верным.
Только вернувшись в свою комнату, поняла, что у других женщин нет личных вещей, вообще ничего нет. Когда я вошла, многие увидели у меня в руках мешок, удивились, а я поняла, что это было знаком доброго ко мне расположения со стороны Лейке, значит всё идёт хорошо, если только ночью меня не задушат, взгляд у многих был недобрым. Ночь прошла спокойно, я даже уснула, а под утро съела один из двух сухарей, они были в мешке, а чтобы никто на них не позарился, к ним добавили несколько мышиных какашек, они были не настоящими. После громогласного крика нашей начальницы, женщины стали собираться на работу, завтрака не полагалось, а может чем, и кормили, но в другом месте. Стала собираться и я, но меня остановили: - Тебе другая работа, пошли. Женщина привела меня в тот же дом, где я была накануне, снова меня встретила молчаливая девушка в красивом платье. Он показала на большое ведро и тряпку, всё понятно, буду мыть полы. Комната за комнатой блестели чистотой, а я осматривалась, запоминая расположения помещений, а вот и спальня гауптмана. В комнате стояла большая кровать, толстая перина манила своей мягкостью, чистое, белоснежное бельё. Посмотрев на девушку, та всё время ходила за мной, увидела, как стыдливо она отвела глаза, видимо она «дружит» с немецким офицером, вон как заботливо поправила покрывало на кровати. Вытирая пыль с подоконника, посмотрела в окно. Ограждения нет, лес в метрах пятидесяти, хорошее место, чтобы скрыться после выполнения задания, хотя оказаться в этой кровати мне хотелось меньше всего. Провожая меня, девушка сунула мне в руку печенье, я сразу же его съела.
После обеда, тарелка жидкого супа, в которой, что-то плавало и кусок хлеба, я мыла полы в солдатской казарме. Находившиеся там солдаты похотливо меня рассматривали, шутили, я понимала, о чём они говорят, притронуться ко мне не посмели. Вечером был ужин, кружка тёплой воды и чёрствый хлеб. Только устроилась на своём матрасе, как снова повели в дом к гауптману, я испугалась. Глядя на мой внешний вид, он бросил мне большую шаль: - Надень. Я, накинув шаль на плечи, укуталась в неё. - У тебя есть любимый русский поэт? - Да, Пушкин. - О, мне тоже нравиться. Читай, - офицер протянул мне книгу. Читая с детства знакомые строчки, я обдумывала свой план, нужно было достать из заплаток вещество, его надо всегда иметь под рукой, в то, что меня с мешком куда-то пустят, я не верила. Поправляя шаль, сообразила, как это сделать. Прочитав несколько глав известной поэмы, я нечаянно зевнула, заметив это, гауптман разрешил мне уйти, играл в галантность, на прощание предупредил, что завтра вечером мне нужно дочитать начатое. Этой же ночью, стараясь не шуметь, я надорвала свой балахон, стала видна часть ноги гораздо выше колена. Увидев меня утром, та женщина, которая грозилась убить, если я трону её мазь, усмехнулась: - Соображаешь!
Вечером, как только я вошла в кабинет гауптмана, он заметил изъян на моей одежде, весь вечер не спускал с него глаз. Если вчера я сидела стуле, то сегодня читала стоя, видимо так было лучше видно, то, что находится под моей одеждой. Прощаясь, немец приказал привести себя в порядок, я сказала, что для этого нужны нитки и иголка, он обещал распорядиться по этому поводу. Утром у меня было всё, чтобы зашить и без того страшную одежду. До обеда меня на работы не водили, даже оставили на час одну. Пользуясь таким везением, или случаем, сделала мешочек из тех заплат, что были внутри мешка, собрав всю отраву, пришила тот мешочек изнутри, в месте порыва одежды. Теперь нужно попасть туда, куда мне надо, и этот день наступил. Гауптман говорил про большое количество работы, которое ожидается скоро, той работой было мытьё нужного мне резервуара. Меня и ещё трёх женщин, я их не знала, они были не из моей комнаты, завели за ограждение из колючей проволоки. С обеих сторон от дороги были длинные сараи, там что-то стучало, пищало, ухало, видимо там идёт ремонт техники, дальше была большая прачечная, рядом с сараем стояли чаны, в них грели воду, на верёвках сушилось бельё. Спустились в овраг, он поражал своими размерами, да тут наша городская футбольная команда устанет бегать! Посреди оврага, под навесом из маскировочной сетки, лежали большие, плоские бочки, три штуки, меж собой они соединялись трубами, к крайней бочке тоже шла труба, второй её конец скрывался в маленьком домике. «Видимо скважина там, и насос».
Прозвучала команда, построится, ха, было бы кому, четыре калеки. Пользуясь, неторопливостью других женщин, я встала крайней справа. Передо мной была первая от насоса бочка, я понимала, что мне нужно именно туда. Командовал нами пожилой ефрейтор, он ещё, наверное, в той войне шёл в атаку на русских солдат. С языком у него было хуже, чем у гауптмана, из его тарабарщины я поняла, что для выполнения работы, нужно спуститься в бочки, а самое главное работу делать без одежды. Услышав это, засмеялись солдаты, которые были вокруг нас, их радовало то, что они увидят. Ефрейтор указал мне и стоящей рядом женщине на первую бочку, нет, это бочка моя и только моя. Я возразила ефрейтору, в ответ на его удивление, сказала, что гауптман Лейке обещал хорошую награду, если я буду много и хорошо работать, вызвалась мыть бочку одна. Ефрейтор кивнул, видимо для него не было большой разницы в количестве работников, главное чтобы дело было сделано. Я видела, как другие женщины разделись прямо там, где стояли, я же подошла к бочке и поднялась по металлическим ступенькам лестницы, стоя возле большой горловины, демонстративно разделась, чем вызвала бурный восторг у наблюдателей, раздались смешки и мерзкие шутки. Хватаясь руками за выступы, стала спускаться, подтянув ближе свою одежду, дёрнула за мешочек, всё, он у меня в руках. Чуть не попав мне в голову, сверху упала большая швабра, на её поперечине была щётка из тонких металлических волосков.
Света в бочке было мало, ждала, пока глаза привыкнут к полумраку. Я так никогда не работала, усердно тёрла металл, грязное, рыжее месиво стекало мне под ноги, кажется, я посадила несколько заноз. Вот она труба, не переставая работать, а больше шуметь, оглядела её, судя по чёткой линии на боках бочки, уровень воды был выше входной трубы, это хорошо, повторила я про себя любимое слово Пал Палыча. Неровности сварного шва и металлические зазубрины – вот то, что надо, чтобы закрепить матерчатый мешочек, когда вода до него дойдёт, то всё само растворится. Из-за усталости, вылезти из бочки сама не смогла, два солдата вытянули меня за руки, теперь наблюдателей было гораздо меньше, а значит и пошлых шуток, хотя мне было всё равно. Одеваясь, видела других женщин, они уже давно закончили работу, стояли одетые, вероятно ждали меня. Заработал насос, из последней бочки полилось то, что мы содрали с металла, это можно, для мешочка не вредно. Когда нас выводили за ограждение, к ефрейтору подошли двое солдат. Они о чём-то его просили, я уловила несколько слов, просили оставить одну из девушек до вечера у них, я испугалась, что выбрали меня, но ефрейтор оставил идущую первой. Видимо произнесённое мною имя гауптмана сыграло свою роль, испугался.
Вечером, когда я мечтала только об одном, упасть на свой жёсткий матрас и забыться, меня грубо подняли, надсмотрщица проводила в ту комнату, где я уже однажды мылась. На полу стояло чистое ведро с водой, от него шёл пар, я поняла, что время нашей «дружбы» с гауптманом настало. Тщательно вымывшись, накинула на себя чистое покрывало, в таком виде меня проводили до дома офицера. Видела лицо женщины-горы, она мне завидовала. Девушка, проводила меня в кабинет, Лейке был весел, на столе стояла початая бутылка, рядом два стакана. - Мне рассказали, что ты сегодня сделала. Похвально. Наверное, устала? - Да, я очень устала. Немец протянул мне стакан с желтоватой жидкостью. - Выпей. - Я не пью алкоголь. - Как хочешь. Гауптман был настроен игриво, видимо, просто овладеть беззащитной девушкой ему было неинтересно, а может, наскучило. Он открыл передо мной дверь: - Тебя проводят. Я вышла, пошла за девушкой, вот она, спальня немца. Девушка протянула мне наряд, это был женский пеньюар, расшитый цветами и птицами, он мне понравился, цветом, он был тёмный. - Будь покорна, он это любит, - это был чуть слышный голос девушки, помогавшей мне одеться, закончив, она вышла, а я присела на край кровати. Заметила на комоде небольшой бронзовый бюст Гитлера, взвесила его в руке, что ж, пусть послужит делу моей Родины, установила его на прикроватной тумбочке, оставалось ждать. Через пять минут в комнату вошёл гауптман, одетый в пижаму и халат, оглядел меня: - Красиво! Он протянул ко мне ладонь, на ней лежали два золотых кольца, хотел добиться большего к нему расположения, я взяла их левой рукой, правая скоро должна понадобиться. Во входную дверь кто-то стучал, немец замер, прислушиваясь, через несколько секунд и в нашу дверь тихо постучали, открыв её, Лейке слушал девушку. На чистом немецком она сообщила ему, что покончила с собой одна из женщин, я догадалась кто. Грязно выругавшись в адрес всех русских на этой земле, он повернулся ко мне: - Я скоро буду, можешь пока отдохнуть, у нас будет много работы. Дождавшись, когда хлопнет входная дверь, подошла к окну, раскрыла его, почувствовав свежий воздух, секунду подумала и вышла в ночь.
1951 год, загородный дом в Швейцарии, небольшое торжество по поводу дня рождения одного значимого в кругах бывших немецких военных человека. Я уже выпила один бокал шампанского, слуга поднёс второй, взяв его, осмотрела присутствующих. Сегодня, здесь, у меня должна состояться встреча, неделю назад у меня началась очередная новая жизнь. - Фройляйн сегодня необычайно красиво выглядит. Я повернулась к говорившему: - Спасибо, я очень стараюсь, - ответила я отзывом на пароль. Передо мной стоял гауптман Лейке.
