Продолжение
Пока Варвара искала ведьмину тетрадь, а девчата с Семёном да Маринкой пытались разузнать, что случилось со Светкой, Ева обошла дом бабы Они. Ей не терпелось разбудить кота и узнать, кто из деревенских способен сделать приворот.
В кладовой дворового не оказалось. Матрас, про который говорила бабка, пустовал. Только на самом краю притулился позабытый кисет да небрежно рассыпанные крошки махорки.
Разочарованная Ева вернулась в комнаты - заглянула в шкаф, посмотрела под кроватями, покрутилась возле печи. Да всё зря - кота не обнаружилось нигде.
Лишь кика сунулась под ноги, зашипела раздражённой кошкой, выказывая своё возмущение.
- Что припёрлась! Отвали! – Ева слегка подтолкнула старушонку, та же в ответ подняла лицо, не таясь посмотрела на свою обидчицу.
Жуткий взгляд оказался у бабы Ониной помощницы – нечеловеческий, неживой. Продрал морозом по коже, заставил содрогнуться!
- Извините! - немного испугалась Ева. – Мне очень нужно поговорить с дворовым. Очень-преочень! Срочно!
Кика не вняла объяснениям, раскинув руки да продолжая шипеть, принялась теснить Еву к дверям.
Девушке пришлось подчиниться. Стараясь больше не смотреть на кикушу, забежала она к себе, с досадой захлопнула дверь.
Вот попала так попала! Сколько теперь здесь торчать? Сколько ждать бабу Оню? И котяра хорош! Запропастился куда-то!..
Беспорядочно пометавшись по комнатушке, Ева приникла к окну - принялась соскабливать пальцем наросшие за ночь кристаллики льда. Дело шло туговато. Затейливая морозная роспись надёжно скрывала обзор, и Ева задумала выйти, подождать Оню во дворе.
Не глядя по сторонам, она решительно пронеслась через дом и, накинув старенький Матрёшин полушубок, вывалилась наружу.
Было безветренно и сонно. С мглистого неба сыпалась частая снежная взвесь. Где-то стрекотала назойливо незнакомая птица да поскрипывал ветками насквозь промерзший кустарник. Картина вырисовывалась самая мирная, и Ева совсем не испугалась, когда старушечий голос позвал из-за спины:
- Девка! Слышь, девка-а-а… Глянь, что дам!
Неприятная старуха в тулупе навыворот протягивала в руке большое яблоко. Румяное да глянцевое, будто только что сорванное, пахло оно так упоительно, что хотелось немедленно вгрызться в сочную мякоть.
- Что застыла? Бери, пробуй! – старуха придвинулась чуть ближе, с жадным нетерпением приоткрыла рот. – Спелое! Для тебя сорванное!
Если бы не эти её слова, Ева бы точно приняла яблоко и, не раздумывая, откусила от него.
- В смысле для меня? – чуть оторопела она.
- Для тебя, для тебя. – с готовностью закивала старуха. – Свеженькое. Только сейчас сорвала! Бери, не сумлевайся!
- Вы что городите? Зимой яблоки не растут!
- Всё равно бери! Ну же, кому сказано! – старуха ловко вывинтилась из снега и ухватила Еву за шубейку. Ткнув яблоком прямо в лицо, забормотала:
- Кусай! Кусай!
- Да отстаньте от меня! – Ева попыталась оттолкнуть бабку, только та не поддалась, намертво вцепившись в девушку.
- Помогите! - изворачиваясь от ненавистного яблока, пропищала Ева.
- Идём! Идём! Поможем! – откликнулись дребезжащие голоса.
Из-за дома выскочила пара похожих старух. Укутанные в тряпьё да косынки, босыми ногами скакали они сквозь сугробы, под мохнатыми ступнями плавился снег.
- Попалась! Попалась! – визжали довольные бабки. - Ешь, яблочко! Ешь!
Ева разом ослабела. Кричать она не могла - из последних сил сжала зубы, чтобы случайно не надкусить яблоко.
- Не хочешь – заставим! Не чаешь, а попробуешь! – старухи принялись теребить да трепать девушку. Ловко расстегнув шубейку, защекотали жёсткими пальцами, заскрипели не в лад. – Остудим! Распростудим! Разогреем! Разомнём!
Задыхаясь от потрясения, Ева осела на снег, и в этот миг из дома выкатилась кикуша. Принялась тыкать в старух горящими в плошке травами да швыряться кусочками зелёного мха. Следом появился некто косматый – сивая грива полностью скрывала крошечную фигурку, только огромные лапти выглядывали снизу. Этими лаптями кикушин помощник принялся пинать да топтать лихоманок, отгоняя тех от Евы. И старушонки не выдержали напора – разочарованно вереща бросились бежать. Откатившееся на снег яблоко разом вздулось и лопнуло, брызнуло по сторонам то ли чёрными спорами, то ли неуловимым гнусом.
Кикуня да волосач подхватили Еву и ловко втащили в дом. Усадив перед столом, накапали что-то в стаканчик, напоили через силу.
Ева сопротивлялась вяло, её порядком скрючило после потасовки. Жидкость согрела грудь и стало полегче, распрямилась спина, прояснилось в голове.
Волосатый довольно ухнул да сиганул куда-то вниз, кика же налила Еве горячего чая, пододвинув поближе, показала жестами – пей! Следом грохнула плошку с коричневыми сотами и зашерудила в печи, проверяя что-то в духовке.
Ева сковырнула кусочек ложкой, пожевала вязкую ароматную массу. Мёд оказался душистым и вкусным, соты слепились пластичной жвачкой. Гоняя их во рту, Ева вспоминала произошедшее и никак не могла унять дрожь.
Кика набросила ей на плечи вязаную Онину жилетку и долила в чашку кипятка.
- Что это были за старухи? – спросила у неё Ева. – Зачем они пристали ко мне?
Кика молча дёрнула головой, швырнула на стол огненную дымящуюся картошку. Прихватив за бока, разломала с хрустом и положила на перед Евой. От рыхлой сахаристой мякоти поднимался аппетитный парок, и позабыв про старух, девушка набросилась на угощение.
Вскоре вернулись баба Оня с Маринкой.
Кика живо подкатилась к хозяйке, замахала руками, описывая случившееся.
- Трясовицы напали! – повторила бабка. – Или я отвар слабый приготовила? Ты всё выпила, деточка? Я что-то позабыла проследить.
Покраснев, Ева с заминкой кивнула. Не решилась признаться, что вылила в горшок бабкино зелье.
- Оплошала я! Вот оплошала! Видно, слабоватый вышел настой, - повинилась Оня. – Они и почуяли… Ты прости деточка, что так вышло… Кикуня тебя почти выправила. После отвар покрепче сделаю, он обязательно защитит.
- Хоть бы спасибо сказала! Сидит, как королевна! – Маринка с возмущением покосилась на Еву и принялась расспрашивать бабку про трясовиц.
- Сёстры лихоманки то, деточка. Они зимой к домам прибиваются, к людям тянутся. Не любят холода. Семён давеча говорил, ночью они по деревне шмыгали. За Сенькой непутёвым гнались. Да он вовремя обернулся, сбежал… Зимой много всяких повылазило, люди для них приманка и магнит. Беречься нужно, защитой не пренебрегать. Вот я вам по нитке на запястья навяжу да заговорю после. Всё надёжнее станет.
- Как мне у вас нравится! – Маринка улыбнулась Оне. – Я и дня не побыла, а уже столько всего случилось! И захряпки. И трясовицы…
- Тебя бы так потрепать, - шепнула Ева и повторила громче. – Захряпки? Это ещё кто?
- Ох, деточка! – отмахнулась Оня. – Как зима, так начинаются у нас кудесы…
- Это гуляния такие? Или обряды?
- Чудеса это, деточка. Чары, колдовство. Вот и со Светкой подобное приключилось.
- И с Матрёшиным немчурой, - подхватила Маринка да откусив кусок картошки, похвалила. – Вкуснота!
- И с ним, - согласилась бабка.
- А захряпки тоже чудеса?
- Если бы, деточка. Захрепихи в местах пропажи ставили. Вроде как на замену человеку…
- Странно, - пробормотала Ева. – Дворовый ваш пропал, а замены никто не поставил…
- Как пропал? – удивилась бабка. – С чего ты взяла, деточка?
- Я в кладовку заглянула. – смутилась Ева. – Хотела на него посмотреть, а там пусто.
- Да что на него смотреть-то?
- Он забавный такой. И разговаривает смешно.
- Вот оно что! – улыбнулась Оня. – У нашего котеича поклонница объявилась… Шучу. Шучу! – успокоила запунцовевшую Еву. – Не серчай. Небось с утра к Лукичне смотался, он у неё целыми днями торчит.
- Ну, не знаю… - протянула Ева. – Там мешочек какой-то валяется. И что-то похожее на табак.
- Махорка его! – охнула Оня и помрачнела. – Пойду сейчас, посмотрю. Котеич до табачка дюже охоч, бережёт его пуще глаз! Неужели и вправду случилось что?
