Мой дедушка 1894 года рождения храбрецом себя не считал. И время от времени делился со мной, карапузом, этой печалью. Вернее, два раза откровенничал. Два эпизода – два его грустных рассказа.
«Как-то в полк пришла важная комиссия, я тогда охранял склад. Что за разговор был между нашим полковником и проверяющим – не знаю. Только командир мой поручился за меня: не пройдет проверяющий на склад! А он прошёл, подвёл я, получается, его высокоблагородие полковника…
Нет, сначала-то всё как положено шло. «Никак нет, ваше превосходительство!» - и стою на своём. Долго он упорствовал, наседал по-всякому: «Да ты знаешь, кто я такой! Да как ты с генералом разговариваешь!» - это когда я его «вашсокбродь» нечаянно назвал.
Я свою службу понимал: что хочешь мне говори – не пущу. Даже когда он потерял терпение начисто и начал с красным лицом орать «да я тебя, такого-сякого, на каторге сгною», - и то согласился: «ваша воля, ваше превосходительство…». А вот когда он пообещал до родных добраться, «морда ты упрямая тамбовская», я и сдался. Они-то причём - из-за меня страдать?..
Может, командир с генералом знакомы между собой были и об заклад бились. Не злился полковник - расстроился. Так уверен был во мне. А я вот слабину дал, сробел».
Что было дедушке за эту оплошность, он не рассказывал. По сути-то – серьёзно вляпался. Но, видимо, прав он был: если всё на спор, да с такими «запрещенными приемами» давления на психику – то, скорее всего, легко тогда отделался.
А второй случай был уже в его родном селе Большой Кусмор. Пропали у односельчанина дубки – брёвнышки из молодых дубов. Кто побогаче – плетни на них ставили, замёты, из толстого дубья мастерили ворота. С какого перепугу тот решил, что это дело рук моего дедушки, только вцепился в эту версию он крепко. Подошел – и без предисловий утверждать сразу:
- Ты дубки мои взял!
- Что за дубки-то? На ограду, на ворота?
- Какое твоё, мaть твою, дело. Отдавай, а то хуже будет! – наседает!
- Где они у тебя лежали, дубки твои – я их в глаза не видел?!
- А то ты не знаешь – прикидываешься тут! Ты говори - где дубки, или я сейчас тебе устрою! – начинает злиться уже совсем не по-доброму.
- Не брал я их…
- Ты еще и отпираешься! Я же сказал – твоих рук дело! – факт возврата украденного стал интересовать этого мужика уже гораздо меньше, в нём закипала ярocть из-за спокойных правдивых ответов дедушки, которые ему все больше казались наглым враньем.
И через короткое время диалога в таком духе мужика переклинило совсем. Тот схватил лежавшую неподалёку оглоблю – откуда только взялась ему под руки. И замахнулся явно не для одной только острастки:
- Ты спёр! Говори, а то убbю!
И дедушка сдался: «Я взял…»
Вот и пережёвывал в себе такое дедушка время от времени, понимая: жизнь прошла, то время не вернешь, ничего не исправишь. Я утешать не умел, интересовался только его рассказами.
Увидев, как кот гонял по половицам стыренную им из ведра картошку, дедушка вдруг вспомнил:
- А мы картошкой как в бильярд играли. Принесем с поля и палками её в натопленную печку – тук, тук… Ели потом печёную.
- Маленькие, что ли?
- Позже. В плену дело было.
- Так ты в плену был!?
- Был…
- А как же ты?.. – язык не повернулся сказать «сдался, что ли». Дедушка понял, грустно помолчал.
- Нет – не сдался. Мы в окопах сидели, ждали в атаку идти на немцев, готовились. А от них пушки как начали лупить! До этого всякое бывало, а тут ад настоящий – носа не высунешь. Разрывы один за одним. Да еще пристрелялись, видно: то в одной стороне окопов крики, увечья, то в другой. От нас ответного огня пушками уже никакого, дрогнули ребята. Кто повыскакивали – и бежать назад. А я гляжу – и с той стороны пушки шарахают. Окружение – некуда бежать! Стал уговаривать товарищей, кто рядом: сидите, не высовывайтесь – бесполезно бегать. Так оно и вышло: пришли немцы с двух сторон. С тыла наших ведут, - тех, кто так спасаться решили, они почти все с ранениями. А нас взяли в плен – ну, хоть целыми…
- А в плену – как?
- Терпимо… Работали… А только понял, что внимания на нас меньше обращать стали – решил бежать.
- Ты?! Решился бежать из плена! – к тому времени кое-какие познания о тяготах немецкого плена из библиотечных книжек у меня уже были. Правда, читал про события Второй мировой, а дедушкины истории были из Первой…
- Не один. Сговорились с товарищем – вдвоём попроще. Время назначили. Я у колодца прятался, ждал, ждал его. Не дождался. Ушел один…
И ходил дедушка по европам аж три месяца, прошел три границы, не зная языков.
- А встретится если кто?
- Слушаю, головой киваю: «Я, я, пан…»
Я тогда, помню, выскакивал на улицу, гордо произносил за дедушкой это непонятное чужестранное «яяпа!». Старший брат, уже учивший в школе немецкий, так потом и дразнил меня, прилепив кличку Яяпа…
А в те давние времена – шёл 1918-й год – родные дома дедушку уже «похоронили» - не ждали его совсем.
Такая вот «информация к размышлению». Человек бежал из плена! В одиночку! Три месяца скитаний по чужим странам! Показав настоящий характер. – И рассказал об этом случайно и даже как бы не очень охотно, как о ничего не значащем случае. А чуть дрогнул в мелочах – переживал всю жизнь…
Дорогие мои читательницы и читатели! Ручаюсь за каждое слово своих воспоминаний. Сам комментировать люблю, и вас прошу написать комментарий. Он и лайк помогли бы совершенствованию контента. Подписчикам и желающим присоединиться к ним приятного времяпрепровождения!