В конце XVII века молодой государь Петр Алексеевич и его окружение инициировали изменение новогодних традиций. В тот период проекты всесторонних реформ – политических, военных и культурных – только формировались, они были реализованы царем уже в новом столетии энергично, жестоко и непреклонно. Созидание нового началось с неизбежного разрушения старых привычных канонов русской жизни. Рождество Христово в 1699 году запомнилось москвичам бесчинствами участников Всешутейшего собора – шутовского сообщества, созданного Петром I в начале 1790-х годов. Посол Священной Римской империи германской нации И. Корб, находившийся тогда в столице, писал: «Во время Рождества устраивалась пышная комедия: знатные московиты по выбору царя облекаются в разные почетные должности, один изображает патриарха, другой митрополита, сам царь – дьякона. Театральный патриарх со своими мнимыми священниками разъезжает по Москве в санях… Они заезжают к знатным людям, поют хвалу рождению Бога, а хозяин платит им… Московские бояре, чтобы не вызвать гнев царя, должны были платить поющим – так князь Черкасский предложил гостям тысячу рублей». «Театральный патриарх», как его именует И. Корб, являл не русского патриарха, а невиданного комического персонажа, князь-папу – пародию на католическую и протестантскую церкви, облеченную в форму европейской сатиры.
Грубое шутовство и кощунство, которые так поразили тогда благочестивых столичных жителей, не были изобретением Петра I и его окружения. Подобные затеи существовали в Византии при императоре Михаиле III в IX веке и в средневековой Европе, но главную роль в оформлении маскарадных шествий Всешутейшего собора сыграли традиции старинных рождественских коляд с их комедийным характером, масками, насмешками. Поэтому «язык» этого уличного действа был хорошо понятен простым зрителям – горожанам, как и смысл шутовского «спектакля». В грубоватой, но доступной для москвичей форме костюмированные персонажи разрушали старые понятия о благочестии и готовили почву для кардинальных перемен в политике, культуре и мировоззрении.
Всешутейший собор существовал почти до самой смерти Петра I, но в начале XVIII века публичные уличные шествия уже не приурочивали к почитаемым церковным праздникам. В новой столице – Санкт-Петербурге – складывается иная праздничная культура и придворный ритуал, ориентированный на европейские традиции.
Начало этих перемен ознаменовал царский указ от 20 декабря 1699 года, который огласили на Красной площади. Он устанавливал новый способ летосчисления и дату празднования Нового года 1 января, так как «все христианские народы исчисляют лета свои от Рождества Христа восемь дней спустя, а не от создания мира». «В знак того доброго начинания град Москва должен быть надлежащим образом украшен от древ еловых, сосновых и можжевеловых и оснащен потехами огненными… и кострами. А также должен сопровождаться по сигналу с Красной площади стрельбой из пушек… мушкетов, мелкого ружья и пуском ракет». Пушечная стрельба и фейерверки отныне ежегодно устраивались 1 января в России. В северной столице новогодний фейерверк впервые прозвучал в 1712 году. На льду Невы около дворца генерал-губернатора Петербурга А.Д. Меншикова зажгли «огненную потеху», которую приурочили еще и к благополучному окончанию военной кампании с Турцией.
В следующем лонгриде расскажем о зимних ассамблеях в петровские времена.
Представлен фрагмент из книги историка и автора популярных музейных изданий Юлии Уваровой «Рождество и Новый год в России XVI-XX веков». Приобрести издание можно на платформе Museum+Marketplace