В конце 80-х христианство, наконец, смогло выйти из подполья, стали открываться храмы и люди пошли в церковь. Перевести богослужение с церковно-славянского на современный русский язык стало той глобальной задачей, за которую взялся Сергей Аверинцев в первые же годы свободы вероисповедания. Он продолжал работать в Институте мировой литературы Академии наук, переводил и комментировал книги, до тех пор совершенно неизвестные российским читателям. Но главное – он трудился над книгой книг, Библией. Аверинцев перевел на русский язык книгу Иова, синоптические евангелия и почти половину псалмов.
Он переводил священные тексты с особой чуткостью – причем, и к самому произведению, и к читателю. И такая чуткость могла быть только у глубоко верующего человека. Как говорили в научном сообществе, в те годы Аверинцев для многих коллег стал духовным мостом от классической филологии и от интеллигентского богоискательства к церковному православию.
Несмотря на болезненность и слабость, ученый каким-то чудом выдерживал колоссальные нагрузки, писал ночами напролет.
Евгения Смагина, филолог:
Он корсет носил, что-то у него было с позвоночником. А в более позднее время стал носить и слуховой аппарат. Я помню огорчилась, потому что мне казалось, что только очень старые люди носят его, но у него начались проблемы со слухом. В движениях некая стеснённость, такая неловкость. Да, видно было, что человек не очень здоровый. Но это ощущение пропадало, стоит только пообщаться и поговорить с ним, послушать его.
В годы перестройки он не мог оставаться кабинетным ученым, как раньше. Он стал делегатом Съезда Народных депутатов и принимал активное участие в разработке закона «О свободе совести». Именно тогда в Соборе Сретения Владимирской иконы Божьей Матери на Большой Лубянке, по просьбе священника Георгия Кочеткова, Сергей Аверинцев начал проповедовать с церковного амвона и был посвящен в чтецы.
Из проповеди Сергея Аверинцева:
Слово «ближний» — это очень простое слово, я бы сказал, благодатно-прозаичное слово. Это не обязательно самый близкий нам по духу человек, человек, вид которого нас больше всего радует. Это тот человек, которого провидение Божие поставило рядом с нами, и поставило так, что ему нужна наша помощь. В следующее мгновение нам будет нужна его помощь.
Есть ещё одна возможность, наиболее несомненная, увидеть лицо Христа — это увидеть его в том человеке, который больше всего нуждается в нашей помощи, сейчас, сию минуту, чьё лицо, может быть, для нашего жестокого сердца докучно, на кого нам и смотреть тяжело. Мы не хотели бы на него смотреть, но он нуждается в нас. Мы хотели бы найти какой-то покой от него, но что делать? Это единственная возможность во времени, пока ещё свет, как говорил Господь, пока ещё день, пока мы ещё можем действовать, пока наша жизнь ещё длится, действительно сделать что-то для Христа — это сделать для того, кто наш ближний.
Он стремился служить возрождающейся русской церкви всеми своими талантами. Аверинцев одним из первых примкнул к Преображенскому православному братству и был его членом до конца своих дней. Он был и одним из тех людей, кто возвратил православному богословию его место в гуманитарных науках.
Сергей Аверинцев вошел в мировую культурную элиту и был принят сразу в несколько европейских академий, его книги стали популярны и за границей. В 91-м Аверинцев перенес операцию на сердце и с тех пор был вынужден «жить рядом со своим врачом». Вместе с женой он переехал в Вену – но эмигрантом так и не стал. Он всегда считал, что его настоящий дом в Москве.
3 мая 2003 года в Риме, во время конференции «Италия и Петербург» у Аверинцева случился инфаркт. Девять месяцев лучшие европейские врачи пытались спасти ученого, но все было напрасно. 21 февраля 2004 года Сергей Аверинцев скончался в своей венской квартире. По завещанию, его похоронили в Москве, на Даниловском кладбище. Его другая предсмертная просьба не была исполнена. На могиле знаменитого академика, ученого с мировым именем, должно было быть написано всего три слова: Сергей Аверинцев, чтец.
Из проповеди Сергея Аверинцева:
"Если наша душа остывает и не имеет в себе любви, тогда этот огонь, который есть в бытии просто потому, что Бог — живой, и живые наши братья и сёстры, тогда этот огонь превращается в адский огонь, геенский огонь. И тогда действительно то, есть другие, есть кто-то помимо самости эгоиста, начиная с Самого Бога, — уже и есть для него ад. Ему хотелось бы, чтобы никого не было, кроме его самости. Дай нам Бог помнить о том единственном, что мы достоверно знаем из ожидающего нас в будущем и не терять этой памяти, памяти смертной и памяти дня судного, ни на одно мгновение нашей жизни. Аминь".
Из документального фильма "Проповедники. Сергей Аверинцев".