Летопись дачного периода. День одиннадцатый.
Позапрошлой ночью через костер не прыгали - " наверно, сказывается
недавнее солнечное затмение, - сказал Пантелеймоныч, "прыжок уже что-то не тот ". Но огонь разожгли, роскошный,
яркий, с высокой россыпью искр.
Вероника венки не плела, сидела поблизости, венки не плела. В самой самой - самой серединочке крошечный
золотой язычок пламени трепетал-извивался волшебной ящеркой-саламандрой, тихие
луговые травы, учтиво кивая скромно причесанными послушными головками, нежно
нашептывали о былом.
…Их, ее и Ивана, познакомил общие знакомые, в горах, он был там проводником, настоящим , от Бога,
наверное, во всех смыслах этого выражения.
Он мастерски джигитовал, мог умелым массажем "оживить " любого полумертвого от
усталости альпиниста - и разноцветные скалы, альпийские луга, реликтовый буковый лес
принимали его как своего.
Они, вдвоем, только в вдвоем, вдыхали дождевой аромат прозрачных радуг, однажды даже
сразу трех, делились друг с другом любимыми строчками из Ремарка. Танцевали вместе «коро»
, собирали ладанник и мелиссу, а потом запивали всё это густым, как знаменитый
ликер Болз, тёмным ежевичным вином и чаем из целебных трав, который заботливо
заваривала его молчаливая мама, потомственная знахарка и, без сомненья, могущественная ведунья. Не так давно он бросил беззаботную веселую Францию и юную, узкую, стремительную и
хищную, как японская катана, яхту, где капитанил девять лет; солнце, море и прибой
остались навсегда на его чудесных картинах в дымке кофейных утренних парижских ароматов. Он
вернулся в родное ущелье, чтобы маме, потерявшей отца, не жить одной. Он накрывал
своей ладонью вероникину ладонь и осторожно говорил : "Останься. Ну, останься... " - "Когда
-нибудь.. "- тихим эхом отзывалась она…