Я поставил чашку и улыбнулся. Я огляделся вокруг. Мартин выглядел не слишком счастливым. С другой стороны, он никогда этого не делал. Макарий, однако, выглядел настолько довольным, насколько позволяло его бесстрастное лицо. Как бы то ни было, я заговорил. Они хотели лидерства. Теперь им это было дано.
- Имейте в виду, - снова подхватил я, - что Леонтий имеет ограниченную активную поддержку противозаконных действий. Его угроза мафии была направлена на то, чтобы напугать нас. В то же время это приведет в ужас многих других участников той встречи. Но вопрос о субсидиях очень важен. Мы не можем рисковать, вовлекая священников в вопросы налогообложения. С Ираклием никогда не знаешь наверняка. Они могут просто победить.
"Мы не можем позволить себе дальнейшую задержку. Все это должно быть постучано по голове до воскресной службы. Сделав это, мы вернемся к главному вопросу – предпочтительно без Леонтия против нас. Сегодня утром все пошло плохо для нас. Это не значит, что мы проиграли. У меня возникла другая мысль.
“Я чувствую, что надвигается одна из моих” анонимных "брошюр", - сказал я Мартину. - Возможно, я сказал сегодня утром, что Ираклий-не Фокас. Они не казались настолько убежденными. Мы можем поработать над этим. Возможно, будет полезно напомнить им, как, когда Каракалла появился здесь, он организовал резню в довольно короткие сроки. Диоклетиан вряд ли был Агнцем Божьим.
- В Александрии есть что-то такое, что выявляет худшее в императоре. В таком случае иметь дело со мной может быть лучше, чем встретиться с Ираклием лично.
"Леонтию нужно дать понять, что, если он вытащит его, у его меча будет два лезвия".
Я встал. Теперь я действительно закончил. Макарий поспешил вперед с полотенцем. Я позволила ему обмотать его вокруг моей талии.
- Пожалуйста, приготовьте мне холодную ванну, - сказал я, - и наденьте что-нибудь легкое и простое. Я буду в библиотеке, если я кому-нибудь понадоблюсь.
Был ранний полдень, и улицы Александрии запекались на солнце. В другом месте жара загнала бы людей в дома для отдыха. Однако в Александрии всегда были рабочие часы, когда нужно было что-то сделать. Если бы я занял свое официальное кресло или надел более красивую одежду, я мог бы рассчитывать на свободный путь сквозь толпу. Как бы то ни было, меня постоянно толкали на обочинах улиц. Даже на Мэйн-стрит шириной в пятьдесят ярдов мне приходилось давить на людей, чтобы не попасть в магазины, которые я не собирался посещать.