- А я говорю тебе!.. – Батя с ожесточением отбросил ногой дубовый чурбан, возвысил голос: – Говорю тебе!.. А ты слухай, когда отец говорит!.. Девок, – таких, как Александра, – поискать нынче. Ну, чего ты… – В батином голосе – укор, приправленный горьким сожалением: – Чего отворачиваешься от девки? Чем она тебе не хороша?.. Дышит тобой одним, – про то в посёлке все знают… И как она к девчонке твоей… Иринке нашей, – тоже все знают. А ты!.. – Батя чиркнул зажигалкой, глубоко затянулся.
Михаил легко воткнул топор в колоду, усмехнулся, ладонью провёл по лбу и глазам. Напомнил отцу:
- Бать, женатый же я.
Отец медленно багровел… Негромко, даже вежливо, – но Мишка уловил скрытую батину ярость, – поинтересовался:
- И где же, Миша… где… жена твоя?.. Вчера видел я… видел, Миша, как девчоночьи платьишки ты сам стирал. – Головой покачал: – Мать, должно, не успела, – картошку полола за дубками… А в садик собирать девчонку, косы там заплести… ещё что там по-девчоночьи требуется малой, – так это Сашка Войтюк забегает, – не замечал?.. Да брось ты топор! Нарубил вон, – на пять поленниц хватит, куда складывать будем?
Мишка, не обращая внимания на батины слова, быстро и легко раскалывал крепкие дубовые чурбаны. Степан невольно залюбовался сыном, его сильными руками. Лицом Мишка в мать вышел: тёмно-серые глаза – под смелым разлётом неожиданно тёмных бровей, а волосы – светлые, мягко, почти незаметно вьющиеся. А стать его, батина! Мишка высокий, рослый и крепкий, – что молодой дубок за рекой.
…Женился Михаил сразу, как из армии вернулся. Отец с матерью переглянулись: оно и к лучшему. Уже через неделю после службы Мишка пошёл учиться на курсы машинистов добычного комбайна, – отец несказанно гордился: шахтёры мы! С деда-прадеда род наш – луганские шахтёры! Вот и сын, значит!.. Чего ещё желать отцу!
К осени Михаил уже работал в шахте. Поэтому и не стали Степан и Мария Лозовые отговаривать сына от ранней женитьбы: дело ли, – в холостяках шляться серьёзному парню! А жена и серьёзности добавит, и ответственности. А там, смотришь, – ребятишки… Вот тебе и смысл жизни! А что ещё надо, – дом родной, и земля родная… Дом – вон какой! Степан домом своим по праву гордился: строил сам, – для себя и Машеньки, для детей. Каждый кирпич, доску каждую любовно, с заботой оглаживал руками… Дочка, Елизавета, не задержалась в доме: поехала поступать в педагогический, в Луганск, а позвонила родителям, коза драная, из Крыма, – вышла замуж за лейтенанта-штурмана боевого управления и уехала с мужем к месту его службы, в военный городок степного аэродрома. Степан дня три свирепствовал: я до неё, до Лизки, доберусь!.. Чи й не Крым, – найду дорогу! Аэродром этот!.. Выучилась, чёртова дочь!.. Замуж!.. Давно ли с горшка! Как сниму ремень!..
Мария смеялась: на твой ремень у неё муж есть! И вдруг туманились материны глаза: ладно, отец!.. Кто знает, где чьё счастье!.. А учиться, говорила Лизавета, заочно будет.
Побушевал Степан Григорьевич, сколько там положено было. Рукой махнул: ясно, – дочка!.. Какая на неё надежда, – вчера Лозовой была, а сегодня уж Толмачёва… Хорошо, что сын есть, – спасибо Машеньке за Мишку!
Но тайно тосковал по дочке, вздыхал, упрекал мысленно свою красавицу, что так рано и неожиданно оставила их с матерью, сорвалась, уехала, – свет за очи… Поэтому и обрадовался, когда Михаил привёл в дом Настю Мирошникову. Правда, смелая, заносчиво-уверенная Настёна мало напоминала их ласковую, весёлую Лизу… Но дочек всяких любят… И надеялись Степан с Марией, что со временем и Настя станет им родной: если к ней – с душой, с любовью, то и она ответит тем же. А за ними, отцом и матерью, дело не станет, – раз Михаил полюбил её… Помнится, она постарше их Михаила, да это беда разве… Ещё и лучше, – умнее будет.
Посидели за столом тогда: мать наготовила,– некуда тарелки было ставить. Тут тебе и котлетки, – сочные, румяные, – окружили картошечку, что нежно желтела под густой сметаной, и колбаса домашняя, до золотистой корочки поджаренная, – запах по всему двору. Огурцы, помидоры, – ядрёного донбасского засола, ещё пироги с яблоками и вишней, – только из духовки! Степан Григорьевич благодарно и гордо посматривал на Машу: всё, что она готовила, так шло к их уютному, светлому дому, так радовало всех, кто бывал у них за столом! И стало Степану Лозовому спокойно за свой дом, за сына… За эту девчонку с насмешливыми синими глазами, – хорошо ей будет жить в их доме.
А Настя губы кривила, отодвигала тарелки. Снисходительно объясняла: не хочу… я этого не ем, – жирное очень…Солёного и острого я тоже не ем. Пироги?.. Я после них ни в одни джинсы не влезу.
Михаил глаза опускал. Мать растерянно улыбалась, потом метнулась из-за стола в сад, принесла на блюде яблоки и груши, что аж светились и сладко пахли тёплой, затяжной осенью…
Уже когда Михаил вернулся, – он проводил Настю домой, – Степан Григорьевич разлил по стаканам кумову самогонку: держал для таких вот, особых, случаев…Случай совсем особый, но так и не решился при Насте поставить бутыль с самогонкой на стол. Мать подогрела остывшую колбасу, тоже присела с ними.. Выпили, – за нас с вами… и – х… с ними, – любимый луганский тост. Под внимательным и чуть задумчивым батиным взглядом Мишка покраснел. Признался:
- Бать, я Настю ещё со школы люблю… Она одиннадцатый окончила, а я тогда в восьмой перешёл. – Степан Григорьевич налил по второй. Мишка застенчиво объяснил: – Она меня, понятно, даже не замечала, – ты ж, бать, видишь, какая она… – Отец кивнул, но глаз не поднял. – Она после школы на делопроизводителя училась, в Луганске работала… А сейчас домой вернулась, – Рогозин её секретарём в шахтоуправление взял. – По третьей Михаил сам налил: – А я, бать… и в армии – только про неё одну… вспоминал. Только и думал, чтобы не успела она замуж выйти, пока я служу. – Улыбнулся: – Видишь, – сбылось!
Мать притянула к себе русую голову сына, поцеловала в макушку, – как мальчишку, незаметно вздохнула:
- Ну, и… Дай Бог! Раз любишь, Миша, всё и хорошо будет. Без любви семьи… и ребят не бывает.
Мария поднялась, – огурчиков положить в тарелку. А вообще, – чтобы не рассмотрел сын в её глазах печаль неясную, непрошенную… А Степан увидел, нахмурился: об одном они с Марией подумали, – как и всегда у них бывало, с самого начала…
А Мишка был такой счастливый, без конца имя это повторял: Настя сказала… Мы с Настюшей… У Настеньки… Я Насте…
Не сказал лишь родителям, что Настя беременна, – и по четвёртой выпили, а не сказал. Сам для себя Михаил твёрдо и безоговорочно решил: тайна эта останется в его сердце, – навсегда… Настя была беременной не от него.
Продолжение следует…
Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»