Рассказ «Свобода» вышел в сборнике Георгия Панкратова «Российское время» в независимом петербургском издательстве Чтиво. Релиз сборника состоялся в декабре 2019 года.
События развивались стремительно.
На перекрёстке двух улиц в столичном микрорайоне Останково автомобиль врезался в автобус. Водитель общественного транспорта, чертыхаясь, вышел и, не успев произнести хотя бы слово, получил резкий удар в лицо, от которого пошатнулся, затем ещё один — такой мощный, что его отбросило на автобус. Борясь с головокружением и пытаясь устоять, он разглядел крепкого парня в футболке и — что немедленно привело его в ужас — с автоматом в руках. Вот тут-то и начинается вся история.
— Тихо, — произнёс водитель, — тихо. У вас разве есть какие-то повреждения? — Он пытался рассмотреть автомобиль. Автобус слегка задел его, разбираться, на первый взгляд, не было повода. Если бы не автомат.
— Значит так, — начал автоматчик, — это сейчас у тебя будут повреждения! И у всех этих, — он сказал неопределённо, указывая автоматом на автобус. За ним уже стояли другие автобусы, которым было невозможно проехать. На дороге наступил хаос, улица окончательно встала.
— Слушайте, давайте разъедемся, мы ведь не пострадали, транспортные средства целы, — заискивающе произнёс водитель автобуса. — У меня же люди.
— У тебя не люди, — коротко сказал автоматчик. — Люди сейчас подъедут.
Он отошёл от водителя, достал телефон белого цвета, долго и агрессивно с кем-то говорил, размахивая руками и указывая почему-то на линию наземного метро, которая пролегала над улицей. Водитель автобуса не слышал ни слова, всё это время он думал: «Бежать, бежать куда глаза глядят!», и при этом стоял как вкопанный. Закончив разговор, водитель автомобиля вернулся к нему, но не говорил ни слова.
— Я слышал о протестных акциях, — затараторил водитель автобуса. — Вы вооружились, да? Нашли машины? Я и сам хотел, я ж ходил на первые, состоял в группе, да вот рабочая, понимаете, смена. Да и не понимал, если честно, — он весь сжался, — за кого вы.
Автоматчик сплюнул и процедил сквозь зубы:
— Свободный человек может быть только за себя.
— Ну хорошо, свободный человек! Мы можем с вами просто свободно разъехаться? Или будем полицию ждать? Я думаю, вам это вряд ли нужно, учитывая… — он замолчал и покосился на автомат.
— Нет, — ответил автоматчик. — Мы с вами никогда не разъедемся.
Он резко вскинул автомат и выпустил очередь в водителя автобуса. Мужчина осел, забрызгивая кровью стёкла транспортного средства, закричали люди в салоне. Но атака только начиналась. С разных направлений — со стороны метро «Всенародная выставка», автозаправки на перекрёстке, местного пруда — бежали к стоящим автобусам новые вооружённые люди. Все они были с автоматами, пистолетами и ножами, а некоторые — ещё и увесистыми камнями, которые закидывали в окна автобусов на бегу.
Водитель автобуса протянул руку, как будто просил автоматчика о том, чтобы тот помог ему встать, и окончательно замер. Автоматчик плюнул на переставшее шевелиться тело и заскочил в переднюю дверь:
— Ну что, быдло! А ну, быстро сказали: «му-у-у-у»!
Люди вскочили с мест и кинулись к закрытым дверям, но двери уже вышибали с улицы крепкие парни в тряпичных масках. Ворвавшись в автобус, они дико загоготали.
— Приветствую братьев! — крикнул первый автоматчик.
— Слава свободным! — отозвались парни.
— Вы, мрази! А ну, мычать, я кому сказал!
— Что вы от нас хотите? — прокричала молодая женщина с пакетом в руках. — В чём мы перед вами провинились?
— Эй, мразь! — крикнул парень у средней двери. — Говори на своём языке, поняла? Братья, держите их на прицеле. Если кто побежит — сразу стреляй животных.
Он подошёл к женщине и приставил ей нож к горлу.
— Ты даже не корова, а свинья. Смотрю, ты круглая такая вся, а харя-то, а харя! Пьёшь небось? А ну, говори, пьёшь?
— Нет, иногда, ну иногда, по праздникам, — затараторила женщина. — Ну как все.
— Не как все, — заорал парень, — а как всё ваше стойло только. Свободные люди не пьют, тебе ясно?
— Да что ей знать о свободных людях, крикнул первый автоматчик. — Давай решай уже свинский вопрос.
— Пощадите нас, мальчики, милые, солнышки, что же мы вам сделали, — заныла бабушка на переднем сиденье. — Мы же народ просто, обычные люди.
— Обычные люди, — передразнил автоматчик. — За это и ненавижу вас. Сдохни, тварь! — он выстрелил в голову. Женщина с пакетом истерически закричала.
— Чё ты орешь, дура?! — парень быстро ударил её ножом. — А ну, быстро хрюкай. Или чего, свой язык забыла? Давай, хрю-хрю. А ну, быстро: хрю-хрю!
— Вы чего расселись?! — заорал парень у средней двери пассажирам. — Давайте хором: му-у-у-у! А ну, мычите! Быстро, быдло, мычать! Не то убью к чёртовой матери.
Пассажиров было немного: помимо женщины и убитой бабушки, в салоне сидели молодой человек с папкой в руках, двое рабочих в комбинезонах, пожилая пара на самом заднем сиденье и мужчина в спортивном костюме, который сидел напротив средней двери на корточках, обхватив голову руками. Все замычали — сначала тихо, настороженно, но потом, повинуясь инстинкту самосохранения, всё громче и слаженней.
— А ты хрюкай, мразь! — крикнул парень с ножом женщине. Та сквозь слёзы начала хрюкать, и захватчики автобуса громко засмеялись.
— Славно! — автоматчик, расправившийся с водителем и старушкой, пролез под турникетом и направился в салон автобуса. — Славно, звучит, как песня! Я бы даже сказал, как молитва звучит! Как молитва царю, за которого вы голосовали. Молитесь, молитесь ему.
Он подошёл к парню, сгруппировавшемуся на полу автобуса, и погладил его по голове. Тот старательно мычал и дрожал всем телом.
— Молитесь ему, молодцы. Только услышит ли он молитвы? — захватчик вскинул автомат. — Придёт ли сюда, прилетит ли с птичьим клином, заберёт вас в своё райское небо, а? — он картинно развёл руками. — Сейчас увидим.
На этих словах приставил оружие к голове парня в спортивном костюме и выстрелил. Кровь и ошмётки мозгов брызнули на чистую футболку убитого, и захватчик брезгливо поморщился:
— У него даже были мозги, — смотрите, ребята, — он изобразил удивление. — Вот уж никогда бы не подумал. А ты? — он переключился на молодого человека с портфелем. — Спасёт тебя царь?
— Я не выбирал его, — прошептал молодой человек.
— Так! — взорвался автоматчик. — Тебе слово давали? Твоё дело — мычать, понял?
Молодой человек поспешно кивнул и замычал. Автоматчик выпустил в него очередь, и тот завалился на окно автобуса.
— Ну что, — обратился он к оставшимся, — спасает вас царь, а? Летит на голубом вертолёте? Или в Алупке лежит, нежится на золотом пляже?
В салон забежал совсем молодой парень, на вид несовершеннолетний, с длинным кухонным ножом.
— Слава Свободе! — крикнул он.
— Слава! — отозвались автоматчики.
— Что тут делаете?
— Свинью резать будем, — женщина продолжала тихо хрюкать, смешно и страшно подрагивая.
— Так, свинья, — обратился к ней захватчик, державший у горла нож. — Ты же свинья? Говори: я свинья.
— Я свинья, — повторила женщина.
— Я русская свинья, говори, — засмеялся несовершеннолетний.
— Я русская свинья, — монотонно произнесла женщина, но тут же тихо спросила: — А вы сами не русские разве?
— Заткнись! Ты знаешь, что со свиньями делают? — засмеялся человек с ножом и, не дожидаясь ответа, бросил. — Правильно, их режут на сало.
— Не надо, прошу вас! — взвизгнула женщина, но парень крепко схватил её за волосы и принялся резать.
— Слава воинам Свободы! — послышалось с улицы.
Автоматчики выбежали из автобуса, указав несовершеннолетнему на пенсионеров, которые сидели, вжавшись в заднее сиденье. Они обнимали друг друга.
— Доделай их, — сказал один из автоматчиков.
Выскочив на улицу, захватчики добежали до следующего автобуса. Ситуация на проспекте изменилась: то тут, то там горели автомобильные покрышки, распространяя зловоние и чёрный дым на много метров, рядом с ними стояли люди, вооружённые кто чем — от бит и кастетов до огнестрела.
— Мы будем вас взрывать и убивать, — слаженным хором скандировали захватчики. — Слава воинам Свободы!
В подтверждение их слов несколько автомобилей действительно горело, в другие летели бутылки с зажигательными смесями. Машины воспламенялись быстро, из них выскакивали объятые пламенем люди, и автоматчики быстро добивали их.
В соседнем автобусе пассажиров оказалось больше. Все они сидели на местах, и борцы за свободу, направив на них автоматы, следили за каждым движением. Люди старались не двигаться, некоторые теряли сознание от ужаса. Но были и смельчаки.
— Война свободных против рабов?! — кричал мужчина лет сорока с бородой. Он пытался встать, но автоматчики жестом указали на место. — Где это видано?! Обычно рабы воюют против свободных. Рабы восстают, чтобы им дали свободы, — он плевался от злости, брызгая слюной. Он боялся оружия, но гнев был сильнее страха.
— Рабы не восстают, — огрызнулся автоматчик. — Восстают свободные.
Бородатый хотел что-то добавить, но его перебила хрупкая девушка в сером пальто. Голос дрожал, но она была полна решимости.
— А вы не думаете, что вот это ваше деление на рабов, свободных — это такая же дискриминация, как и по половому признаку, по национальности, по сексуальной ориентации, наконец. Это же ваша козырная тема! Я же слушала вас по радио, читала вас, когда вы ещё всё не захватили. Когда только агитировали. А теперь где ваше равноправие?
— Так они ещё и пидоры! — выкрикнул с места пьяный парень, и тут же был застрелен.
— Слушай меня, серость, — стрелявший подошёл к девушке. — Дискриминация возможна среди людей, но не среди животных. Свобода — это не равноправие. Не пачкай этой грязью наше чистое знамя, ясно?! Равноправие — это для вас, рабов. Для скотины в стойле.
— Вы не скотина? — опять завёлся бородатый. — Вы вообще хоть что-нибудь умеете? Вот вы все, кто сейчас жжёт на улице, кто орёт, кто кидает бутылки, швыряет камни — вы, представьтесь нам, скажите, кто вы? Кто вам дал это право — что-то судить?
— Права не дают, — заорали захватчики. — Их берут!
Автобус, казалось, затрясся, затряслись и пассажиры.
— Чё, ссыте, челядь? — рассмеялся автоматчик. — И правильно делаете, свободные вам спуску не дадут. Значит так, отвечаю на твой вопрос, умник. Мы умеем быть свободными, и нам этого достаточно.
— Может быть, среди вас есть врачи? — не унимался бородатый. — Водители тех же автобусов? Учителя? Строители, наконец?
— Ты, мудак, — один из автоматчиков подбежал к нему и резко ударил прикладом. — Объясняю тебе последний раз, потому что это твой последний вопрос, понял? Посмотри в окно: все дома видишь?
Бородатый кивнул.
— Магазины видишь? Трамваи идут, видишь? Так вот, это всё построили мы. Будешь спорить? — он ударил бородатого кулаком по лицу.
— Нет, — сломался бородатый.
— Вот и славно. А надо будет ещё — ты построишь. А мы всё отнимем и скажем, что это мы. Придём и заберём, понятно?
— Но вы же не инородцы! — воскликнула девушка в пальто. — Мы же одна нация! Другое дело, если бы вы были этими, — она подбирала слова, но воспитание не позволяло ей скатиться в грубость, — чужеземцами. У вас сердце вообще есть?
— И что? Мы уважаем чужеземцев, а вас не уважаем. Они все с нами, думаете, что, они против свободы? Да против свободы только поганые рабы, такие как вы. А они наши братья, воины. Их есть за что уважать, они злые. У них у всех сердце — ого-го! Но оно не такое, как ваше. Оно злое, понимаете? Оно яростное! Это вам сердце нужно, чтобы плакать и ныть, а им — чтобы жить, воевать!
Раздались грохот и звон стекла. Сначала всем показалось, что его разбили камнем снаружи, но это было не так: не выдержали нервы у парня, который сидел, обхватив голову. Он разбил стекло кулаками, но, конечно, оно не рассыпалось сразу — лишь несколько осколков посыпалось вниз, и парень в ужасе заорал, размахивая окровавленными руками. К нему ринулся автоматчик, схватил за волосы и со всей силы насадил парня на торчащие куски стекла.
— Что, ищешь запасной выход? — захохотал он.
Девушка схватила парня за руку, он оторвался от стекла и посмотрел на неё мутным взглядом. Из разорванной шеи била кровь, торчали осколки.
— Боже! — крикнула девушка. — Боже! Что ты сделал, подонок?! Что ты сделал?
Она вскочила и побежала к автоматчику. Он развернулся и ударил её по лицу.
— Заткнись!
Тело парня скатилось под сиденье автобуса, лужа крови растекалась по салону. Девушка подбежала и схватила руку, пытаясь нащупать пульс, а затем, поняв, что это бесполезно, просто гладила её, не отпуская.
— Люблю тебя, — шептала она. — Люблю тебя, слышишь? Люблю, люблю.
— Встань, шлюха! — подошёл автоматчик. — Ушла любовь, завяли помидоры. Собирайся, ты ещё нужна людям Свободы!
Но девушка ничего не отвечала, словно не замечала ничего вокруг.
— Потому мы вас и ненавидим, чернь! — презрительно крикнул человек в маске. — За вот эту вашу любовь, за вот эти семьи, за вот это всё. Свободный человек так не живёт, свободный человек не считает гроши, не копит на какую-нибудь поганую мебель годами. Не причитает о любви. А ну, отпусти его!
Автоматчик выхватил нож и несколько раз с силой ударил по сцепившимся рукам. Девушка в ужасе заорала.
— Ты гороскопы ему почитай ещё, дрянь! Он уже умер, шлюха. Свободный человек не любит, мразь, запомни на всю жизнь. Свободный человек никого не любит, сука!
— Заткнись, урод! — заорала девушка. — Я беременна, у меня будет ребёнок, заткнись, урод!
— У тебя не будет ребёнка, — рассмеялся автоматчик. — Хочешь, докажу?
Он резко всадил нож в живот девушке. Увидев это, бородатый вскочил с места.
— Я вас убью, нелюди!
— Стреляй! — крикнул кто-то из захватчиков. — Стреляй животных!
— Ты, твою мать, Шариков, — автоматчик приблизился к бородатому. — На колени!
— Не дождёшься, мерзавец!
— Быдло умирает на коленях! А ну, быстро!
Он выстрелил по ногам бородатого, и мужчина свалился на пол.
— Целуй сапог воина Свободы! Целуй, а то убью!
Бородатый сделал усилие и придвинулся к ноге убийцы, изобразив что-то вроде поцелуя.
— Язык достань! — приказал автоматчик. — Вот так, хорошо, лижи ботинок своего хозяина. Хозяин отблагодарит тебя за это.
— Зачем вы устроили этот теракт? — закричала девушка в пальто. — Во имя чего?
— Это не теракт, мышка, — улыбнулся человек в маске. — Это обычный день. Теперь у вас, рабов, каждый день такой будет, при нашей власти. Приготовьтесь наслаждаться.
На улицах непрерывно что-то взрывалось, раздавалась стрельба, кричали люди. Казалось, всё вокруг в огне, словно разверзся ад и поглотил столичный проспект. «А что же остальной город? — думала девушка в пальто. Она читала о готовящихся протестах сразу в нескольких районах, даже в центре. Читала на остановке: из-за акций автобусы ходят по сокращённым маршрутам. — Неужели это везде?»
Автоматчик не дал ей додумать. Он подошёл, схватил её за голову и резко повернул вправо. Треснули позвонки, и бездыханное тело упало на пол, в кровь.
***
— Так, а ты кто такой? — недоумённо спросил захватчик. — А ну, братья, идите сюда. Взгляните-ка на него.
На последнем сиденье раскинулся худой парень в очках и с интересом оглядывал подошедших. На нём были красные джинсы и клетчатые кеды, свитер с крестами и ромбами, волосы были прилизаны, а на левой руке болтались разноцветные браслеты. В руках у парня был планшет.
— Что это мы тут делаем?
— Восхищаюсь людьми Свободы, — молодой человек поднялся. — Хочу пожать вам руку и сказать, что я просто поражён, — он широко улыбнулся, — вашей самоотверженностью, вашей бескорыстностью, бескомпромиссностью, преданностью великой идее Свободы, ради которой вы бросаетесь в пучину опасной борьбы, а ведь ставкой в ней могут быть ваши жизни. Но жизнь для воина Свободы — это лишь инструмент, который он готов положить на алтарь великой цели. Хочу преклонить перед вами голову. Перед вами и вашими великими идеалами, выше которых нет ничего на земле. Спасибо вам, вы герои.
Он действительно склонил голову, но сразу же поднял её и протянул руку автоматчику. От неожиданности человек в маске пожал её. Парень жестом пригласил его присесть рядом. Автоматчик послушно согласился, остальные скучковались вокруг, уставились в экран планшета.
— Это моя страница в Фейсбуке, — начал парень. — Я Аксель, блогер. Меня читают и лайкают, я популярен, выступал на канале «Дрожжь», печатался на «Вехе», я нормальный человек, чтоб вы не думали. В этом автобусе я не случайно, делаю блог о людях Свободы. То есть, парни, о вас.
Автоматчик взглянул на экран и увидел своё фото. Вот он замахивается автоматом на бородатого. Подпись: «"геройсвободы" и "шариков". Подавление озверевшего "быдло"».
Следующий пост: другой автоматчик оживлённо спорит с девушкой в сером, гневно указывая пальцем на сиденье. Подпись: «"свободныйчеловекуказываетместопроплаченнойшавке"». Под ней было немного текста, но автоматчик не стал читать, кивнул: показывай дальше.
На следующем фото захватчик держит за волосы парня и готовится впечатать его в стекло, рядом — застывшая в ужасе девушка, оба ещё живы. Фото подписано коротко: «Так будет с каждым, кто стоит на пути "свобода". Я восхищаюсь этими людьми. Они — единственные в тысячелетней истории Срашки, кто бросил вызов дремучему и беспросветному рабству. Нужно быть людьми высшей пробы…»
Автоматчик не стал читать дальше и посмотрел на братьев. Те были растеряны.
— И знаете, что, — миролюбиво сказал парень, — здесь не хватает только одного фото, крайнего.
— Какого? — спросил автоматчик.
— «Аксель с великими воинами Свободы»! И я, такой, отмечу себя на этой фотке и выложу. Репостов будет тьма. Восторг и восхищение вам обеспечены, от благодарных людей, считающих себя свободными во всём этом когда-то несвободном городе. Ну, прошу вас, ребята, пожалуйста! Это же не трудно?
На лице Акселя застыла улыбка.
— В общем, так, друг свободы, — очнулся один из захватчиков. — Вот тебе нож, держи.
— Зачем? — непонимающе спросил парень.
— Пойдёшь с нами, — автоматчик выхватил планшет из рук блогера.
— Э, ребята, полегче, — заныл парень.
— Пойдёт на нужды Свободы, — отрезал автоматчик. — Как и ты сам. А ну, пошли, — он схватил парня за руку и выволок на улицу.
От грохота взрывов моментально заложило уши. Может быть, поэтому автоматчик и не услышал вовремя автомобиль, который задел его и чуть не заставил упасть.
— Эй! — от неожиданности крикнул автоматчик. — Ты куда автобус обгоняешь? Видишь же, люди выходят?
Захватчики немедленно принялись крушить лобовое стекло, разбивать фары, выламывать двери авто.
— Что я вижу?! — вскричал Аксель. — Нападение на воинов Свободы?
— Заткнись, — оборвал автоматчик и несильно ударил его в бок. Вооружённые парни вытащили из машины человека — тщедушного мужичка в куртке. Тот с недоумением и страхом смотрел на окружающих.
— Я просто хотел проехать, — говорил он срывающимся голосом. — Я вообще не понимаю, что происходит. Кто вы все такие? В стране всё-таки началась революция? Революция против автомобилистов?
— Нет, — не выдержал Аксель, — это революция против быдла! Вы же не быдло?
— Я тебе сказал, заткнись, — автоматчик повернулся к Акселю — Давай, режь его.
— Зачем? — непонимающе уставился Аксель.
— Я чего тебе, зря дал нож? Прирежь гниду, — автоматчик кивнул на водителя.
Аксель почувствовал, что его тошнит, внезапное недомогание охватывает всё тело, парализует.
— Я... — протянул он. — Я никогда не… В общем, я не могу.
— Не можешь? — презрительно бросил автоматчик. — А что же ты можешь? Зачем ты нужен воинам Свободы?
— Делу Свободы можно служить по-всякому, — оживился Аксель. — Кто-то стреляет, кто-то подносит снаряды, а кто-то агитирует, это информационный взнос.
— Тоже мне взносчик! Ты нам заговариваешь зубы. Кто любит Свободу — любит и убивать. А ты раб. Пойдёшь с нами.
— Какой я раб? — голос Акселя задрожал. — Не, вы чего, ребят? Ну, в самом деле, ну какой я раб? Я блогер, я всю жизнь был человек свободных взглядов, подруга, между прочим, есть, на «Вехе». Нет, я чист, ребята, я приличный человек.
— Приказы воинов Свободы не обсуждаются, — отрезал автоматчик и повернулся к водителю. — А ну, брысь отсюда!
— Понял, — выпалил мужчина и немедленно исчез, как будто растворился в воздухе, бросив то, что осталось от автомобиля. Автоматчик толкнул Акселя и мрачно добавил:
— Попытаешься бежать — расстреляем.
Парень послушался и ускорил шаг. Он начинал понимать, что дела его плохи. Но всё же не настолько плохи, как у тех людей, оставшихся лежать в автобусе — у тех не было вообще никаких шансов, у Акселя были. Вот только какие?
— Ты теперь — наш пленник, — довольно сказал автоматчик.
— И куда вы меня поведёте? — Аксель понял, что роль пленника лучше не оспаривать. К тому же, его внимание отвлекли другие пленники — вдоль трамвайных путей, под линией наземного метро вооружённые люди тащили избитых, еле передвигающихся мужчин. Видимо, те неудачно вышли на улицу, забыв или не зная, что сегодня в городе протест.
Пленники падали, но получали новые удары, вставали и продолжали из последних сил идти.
— Слава воинам Свободы! — закричал автоматчик.
— Свободе слава! — откликнулись вооружённые люди.
— Кого ведём?
— Отребье! Эти даже не знали, что в городе революция! Нас, говорят, всё устраивало.
— Всех убивать, — откликнулся автоматчик. — Поганые рабы!
— До штаба дотащим, там пусть решают.
— Свободный человек решает сам. Кончай их!
— Ничего, пускай помучаются!
Аксель почувствовал, что теряет сознание, но упасть ему не дали — мощные руки захватчиков вернули равновесие, а для пущей убедительности дополнили ударом по лицу. Словно в бреду, блогер услышал нарастающий шум и поднял голову к небу. Автоматчики тоже оживились и принялись громко кричать: «Ура!» На высоте в несколько метров двигался поезд.
Аксель знал про эту линию метро и раньше, и даже ездил по ней, но то, что увидел сейчас, было похоже на страшный сон с тяжкого перепоя. Поезд ехал без машиниста, а из выбитых окон высовывались люди с автоматами и стреляли по прохожим. Женщины, выходившие из магазина с пакетами, семейные пары, решившие не вовремя покинуть ресторан, пассажиры трамвая, не предполагавшие такого стечения обстоятельств — все попадали под пули и, изрешечённые, падали замертво.
— Слава Свободе! — кричали из монорельса.
— Героям Свободы — слава! — отвечали автоматчики с земли.
— Смерть обывателям! — орали проезжавшие, не прекращая стрелять. — Смерть быдлу! Смерть челяди!
— Братья, — закричал им автоматчик, подгонявший Акселя, — как там в центре? Есть новости?
— Всё наше, — кричали из поезда. — Мы захватили центр. Мы захватили Срашку! Срашки нет больше! Власть — это мы. Да здравствует Великая Свобода!
— Ура! — кричали с земли. — Слава штабам Свободы! Слава воинам! Слава героям!
Аксель, о котором все внезапно забыли, смотрел на высотный жилой дом — обыкновенную семнадцатиэтажку, какие стояли на проспекте друг за другом. Его внимание привлёк человек, который пытался вылезти из окна. Аксель даже успел подсчитать: один, два, три, четыре — на пятом этаже. Человек сначала стоял на подоконнике, отчаянно жестикулируя, а затем прыгнул. Аксель заметил, как к телу подбежали уличные автоматчики. Дальше он не смотрел.
— Мужики, я просто пошёл за хлебом, — услышал Аксель и, обернувшись, заметил человека лет пятидесяти, который мял в руках пустой пакет.
— Какие мы тебе мужики? — автоматчик принялся бить мужчину по лицу, пока он не упал. — Мы воины великой Свободы! Деньги есть?
— Нет, нет у меня денег, — оправдывался мужчина. — Откуда? У меня вот пятьдесят рублей на хлеб только, жена дала.
— Ничего, доберёмся и до жены. Сам-то ничем не поможешь Свободе?
— Да если б я мог, — мужик развёл руками, не вставая с земли. — У меня ничего нет.
— Ясно, — равнодушно произнёс автоматчик. — Кончай его.
Когда всё было сделано, он толкнул Акселя и прикрикнул:
— Давай, быстрее!
Они шли по узкой дорожке в сторону небольшой улочки — широкий проспект с кровавыми автобусами и горящими автомобилями, наземным метро, сеющим смерть, и магазином, где прятались люди, оказавшиеся не в то время не в том месте — всё это оказалось позади. Справа виднелась автомойка, о том, что происходило там, оставалось только гадать; слева — детская площадка. Но ни детей, ни родителей на ней не было — все скамейки заняли захватчики. Они наполняли бутылки смесью, затыкали тряпками и расставляли стройными рядами на земле.
***
Аксель понимал, что влип. Воины свободы не отпустят просто так — после того, что он видел в автобусе, надеяться на это было глупо. А своего они в нём не видят. Это было обидно — ведь он поддерживал их искренне, много читал о зарождавшемся сопротивлении, ходил на ранние митинги, делал интервью с первыми активистами.
В те давние времена сторонники сопротивления считали главной проблемой власть, утверждали, что нужно свергать её и создавать что-то своё, отличное от существующей системы — разговоры шли о парламентской республике, демократии, о чём-то ещё. В общем, всё проходило в относительно мирном русле. Но добиться ничего не получалось, на митинги приходило всё меньше народа, да и полиция всех быстро разгоняла.
Уже тогда в среде оппозиции возрастали антинародные настроения: несогласных с целями протестующих записывали в сторонники власти и откровенно презирали, издевались в статьях, прямых эфирах, социальных сетях. Люди никак не отвечали на заявления, продолжали ходить в магазины, ездить на работу — жить привычной жизнью. Аксель не помнил, когда и почему сменилась риторика протеста, но в один момент она приобрела антинародный характер. Фраза «Мы будем воевать против рабов» кочевала по интернету, встречалась всё чаще на страницах и в блогах друзей и поначалу многим казалась смешной. Но затем ею прониклись: идея войны с рабами стремительно набирала сторонников.
Война на истребление. Поддерживал её и Аксель, ещё до того, как стало понятно, что речь идёт не о какой-то «борьбе за умы и неокрепшие души», а о натуральном физическом истреблении. А затем отступать стало некуда. На него давила известность, долгие годы он отстаивал последовательную позицию, и отказаться от неё означало отказаться от своего имени. Да и ненавидел он тех, кого теперь стали называть рабами, взаправду. Считал, что без них будет лучше, и однажды даже написал:
«Да, всем сомневающимся: я считаю, что их нужно или изолировать, или истреблять».
Пост имел колоссальный успех. Именно тогда появились люди, именующие себя воинами Свободы. И сейчас Аксель шёл с ними в одном ряду, но происходило это совсем не так, как он представлял когда-то.
Погружённый в свои мысли, он не сразу заметил появление бронированного военного автомобиля. Автомобиль подъехал со стороны метро «Всенародная выставка» и остановился возле разрушенного магазина.
— Твою мать! — крикнул один из автоматчиков. — Эти, конечно, на стороне быдла.
— Потому что сами быдло! — подхватили другие.
Аксель старался не показывать, что рад появлению военных, но сейчас они были его единственной надеждой. Сердце тревожно забилось. Из автомобиля один за другим выскакивали военные с автоматами и сразу же перебегали дорогу. «Этих, на площадке, могут ликвидировать. Их больше. А остальные не подоспеют», — мысленно рассуждал Аксель. Скажи он это вслух, его скорее всего пристрелили бы, но судьба распорядилась иначе: один из автоматчиков достал непонятно откуда взявшиеся наручники и пристегнул к низкому металлическому забору. Это стало последним, что сделал воин Свободы — вооружённые бойцы не стали тратить время на диалог. Никто из компании, сопровождавшей Акселя, не успел им ответить.
«Только в рабов стрелять умеют, какие это воины!» — злобно думал Аксель. О том, чтобы освободить блогера, никто и не помышлял: военные не обращали на него внимания.
— Кто бы мог подумать, — усмехнулся он про себя, — что в наручниках можно оказаться куда свободнее.
Со стороны двора, куда побежали бойцы, послышались выстрелы и крики, и Аксель обернулся. Он не видел, что происходило на детской площадке, но понимал, что скорее всего там тоже не было сопротивления. «Странно, у них же коктейли были». Но нельзя сказать, что блогер переживал за воинов Свободы и желал, чтобы они сейчас победили. Он хотел, чтобы рядом оказался простой, обычный прохожий и освободил его — ведь для этого всего лишь нужно было достать ключ из кармана мёртвого автоматчика. Ну почему он упал так далеко, почему к нему не дотянуться!
Но прохожих не было. Все, кто мог, спрятались, а по улицам ходили только воины Свободы, а значит, только они могли открыть замок. Что могло быть дальше, не хотелось даже думать.
С детской площадки потащили человека: парень в чёрном капюшоне орал и пытался вырваться, но военные повалили его на землю и начали избивать. Непонятно откуда взялась женщина в платке — мама, успел подумать Аксель — и стала умолять их прекратить. Выдав лежащему пару ударов, бойцы и вправду прекратили и даже помогли парню встать. Потом взяли его под руки и потащили в сторону бронированного автомобиля. «Сейчас и меня увидят, — подумал Аксель. — Надо их попросить, это единственный шанс». Из двора выбежала молоденькая девушка — она подскочила к парню и, не обращая внимания на военных, стала обнимать и целовать.
— Не отпущу! — доносился до Акселя её отчаянный голос. — Не отдам его вам, выродки!
— Ты чё, дура! — кричал военный. — Он хотел убить нас всех, взорвать, не понимаешь?!
— Не отдам, не отдам! — причитала девушка, а женщина в платке стала перед конвоирами на колени, не давая пройти.
— Мы заберём его домой! Он молодой совсем!
— Кругом война! — кричал военный. — Вы же её и объявили.
— Мы не объявляли, — беспомощно стонала девушка. — Мы не объявляли!
Военные остановились и стали спорить между собой, что делать. Аксель увидел, как один из них махнул рукой. Военные отпустили парня, развернулись и пошли к проспекту. Парень присел и обнял плачущую женщину, потом они встали и медленно пошли во двор.
— Дуры чёртовы! — выругался Аксель. Надежды на то, что бойцы вернутся с проспекта, не оставалось: слишком много было там воинов Свободы, вооружённых до зубов.
Но ждать и не пришлось. Неожиданно кто-то ударил Акселя сзади, да так сильно, что он упал на колени и ударился о низкий забор. За ударом последовал ещё один, и блогер закрыл глаза, мысленно примиряясь с судьбой. Но больше его не били. Он почувствовал, как чья-то рука хватает его руку, а другая — отмыкает ключом наручники. «Откуда у них ключ? Почему у этих ребят всё с собой?» Набравшись храбрости, он решил взглянуть на спасителей.
Перед ним стояли два парня в джинсах, футболках и почему-то зеркальных очках. На вид не особо сильные. Однако, удары крепкие, отметил Аксель. В руках у каждого был автомат. Сомнений не было: воины Свободы.
— Слава воинам, — осторожно произнёс Аксель. Он понимал, что знакомство, которое началось с избиения, вряд ли продолжится чем-то хорошим.
— Ты пленник, — сказал один из парней. — Ты не воин.
В подтверждение слов он направил на Акселя автомат:
— Идёшь с нами, понял?
Аксель хотел было начать рассказывать про блог, про выступления на радио, но понял, что всё это бесполезно. Захватчиков не интересует его биография, так может быть, заинтересует тех, к кому его приведут? А куда его приведут? Зачем? Но почему-то же его не убивают, как остальных, на месте. Значит, шанс ещё есть.
— Нужны деньги, — коротко сказал парень в очках.
— Зачем тебе сейчас? — спросил второй.
— В штаб собираем, забыл?
— Ну так пойдём.
Вместе с Акселем они завернули во двор, обойдя разрушенный магазин, и направились в ближайший подъезд. Первый парень торопливо звонил в дверь квартиры.
— Открывайте, отребье!
За дверью послышался шум, но открывать не спешили. Парень отошёл от двери, разбежался и ударил ногой. Хлипкая дверь поддалась, все трое прошли в комнату и увидели молодого человека, который сидел перед монитором, и напуганную женщину в кресле.
— Что вам нужно? — спросил молодой человек. Он был бородат и татуирован, видимо, неформал. Стены комнаты были увешаны постерами рок-групп, а из колонок еле слышно доносилось:
«Я свободен, словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл, что значит страх».
Убогая обстановка жилища указывала на то, что деньги здесь не водятся.
— Ты, раб! — крикнул автоматчик. — Быстро говори, где деньги!
— У меня в кармане, — отозвался рокер с вызовом. — Только я вам их не дам.
Парни бросились к нему и начали монотонно избивать. Аксель стоял, совершенно не зная, что делать. Бежать? Это было бессмысленно. Улицы захвачены, и теперь блогер точно знал, что не будет своим для победивших. Оставалось только стоять, наблюдать. Не за это ли он так ненавидел рабов?
— Господи, что же делается?! — кричала женщина. Она подскочила к Акселю и упала перед ним на колени. — Пожалуйста, скажите им. Это мой сын. За что они убивают его? Умоляю вас, скажите им, чтобы не убивали. Пожалуйста!
Аксель не знал, что ответить. Отвернулся от женщины, прошёл на кухню, открыл холодильник, достал упаковку сока и жадно приложился. Стало немного легче. Допивая сок, услышал два выстрела — практически одновременно. Голоса затихли. Парни в очках вышли из комнаты и направились к выходу. Аксель присоединился к ним.
Теперь он понимал, куда его ведут, на Всенародную выставку. Возле ворот стоял импровизированный блокпост, вооружённые бойцы охраняли вход, а единственный из захватчиков человек в костюме и галстуке лично встречал каждого, интересовался, кто он и куда идёт. Деловая одежда совершенно не вязалась с ситуацией, поэтому Аксель, забыв о страхах, долго и удивлённо смотрел на её обладателя.
— Этот с вами? — спросил человек в костюме.
— Пленник, — коротко ответили парни в очках.
— Выходить будет?
— Не думаем.
Аксель услышал ответ, но страшнее не стало. Порог ужаса был пройден, и теперь он просто воспринимал всё, что происходит, как должное: будь что будет. Перед тем, как войти на выставку, он увидел наспех растянутое над воротами полотнище.
— Антинародный штаб, — прочитал Аксель. — Что ж, теперь и ты стал народом.
Аксель знал Всенародную выставку очень хорошо: часто бывал здесь, приезжал отдохнуть с девушками, друзьями, сидел в уютных ресторанчиках, бродил у павильонов. Люди ходили с леденцами и сахарной ватой в руках, искали, чем себя занять, становились в очередь за пончиками или каштанами — в общем, развлекались как могли и как умели. Катались на электромобилях, фотографировались возле фонтана, знакомились, расставались, обсуждали дела, сидели на скамейках с планшетами — так часто делал и сам Аксель, размещая свои посты. Но теперь всё изменилось: на Всенародную выставку пришла Свобода.
Повсюду кучковались сосредоточенные люди в масках, прямо посреди аллей готовилась еда в огромных котлах, кафешки были разрушены, многие сожжены. На стенах павильонов появилась чёрная копоть — большинство из них горело. Аксель посмотрел на своих конвоиров и подумал было спросить, зачем жечь павильоны, неужели их брали с боем? Но передумал. Жгли, значит, так было нужно в интересах Свободы. Это слово смотрело на него с каждой стены и даже асфальта, его бросали все, кто проходил мимо. «Свобода пришла, Свобода, город взят», — переговаривались захватчики. «Слава воинам Свободы!» — вторили им парни в очках. Они вообще были неразговорчивы.
Под конвоем Аксель дошёл до площади, где когда-то была ракета. Правда, сейчас тоже была, но блогер не заметил сразу, потому что она не смотрела в небо, как раньше, а лежала на земле, преграждая площадь, по которой когда-то катались на роликах, а ещё отсюда отправлялся смешной экскурсионный паровоз с маленькими вагончиками на пару мест. Аксель искренне удивился, как воинам Свободы удалось демонтировать ракету в такое короткое время. Это казалось невозможным. Но ракета лежала, поверженная и сильно пострадавшая. Её пытались поджечь, только, по всей видимости, горела она плохо. Тогда её просто исписали и, похоже, выпустили в неё не один десяток пуль.
— Поганый символ рабства, — зло сказал парень в очках.
— Построенный рабами для рабов, — с презрением отозвался второй.
Аксель сразу понял, куда его ведут, едва выйдя на площадь. Главный Антинародный штаб располагался в павильоне «Вселенная». Его блогер помнил хорошо, делал в нём фоторепортаж, правда, было это так давно, что ему стоило усилий вспомнить. В ту пору павильон отдавали в аренду продавцам семян и растений, и они стояли нескончаемым рядом под эллингом павильона вплоть до самой стены с гигантской фотографией Гагарина, первого человека, дотянувшегося до звёзд. Гагарин улыбался лучезарной улыбкой, словно рекламируя: семена хорошие, качество гарантирую. Но сейчас Аксель не ожидал увидеть в павильоне семена: над входом в него висел гигантский транспарант: «Антинародный штаб». Что находилось в штабе, можно было только предполагать. Блогер готовился к худшему.
Но, к его удивлению, следов погромов и убийств во «Вселенной» не было. Люди ходили без оружия, да и большинство этих людей разительно отличалось от воинов Свободы. Это были привычные блогеру персонажи — креативщики, как он их, да и себя определял. Где-где, а этом обществе Аксель чувствовал себя своим.
Сейчас, оказавшись здесь, он чувствовал себя совсем не в штабе, куда его привели как пленника, а на светском мероприятии. Похоже, что это оно и было. Не пройдя и половины павильона, Аксель уже встретил медийных персон, знакомых ему по тусовкам и социальным сетям. Повсюду сновали съёмочные бригады. Журналисты снимали обстановку, брали интервью у красивых спокойных людей с мягкими голосами; здесь было полно девушек, и все они выразительно и со вкусом одеты. Девушки неподалеку от Акселя обсуждали, как дизайнерски перестроить павильон — звучали слова «зонирование» и «подчёркивание светом». Да, света в этом павильоне не хватало, мысленно согласился блогер. Извинившись, девушки подвинулись и дали пройти людям с автоматами, ведущим пленника. Аксель откровенно оживился: здешняя атмосфера резко повышала шансы на спасение. Он ведь и выглядел так же, как все эти люди вокруг, выделялись из общей картины лишь автоматчики — именно они казались в этом обществе совсем не к месту.
Тем временем они дошли до купола, которым оканчивался павильон — предстояло подняться по лестнице — туда, где когда-то улыбался Гагарин. Теперь же стену завешивало гигантское полотно, с которого на собравшихся взирало совсем другое лицо. Аксель сразу вспомнил, кто это: в незапамятные времена этот человек был ярким несистемным оппозиционером и даже баллотировался в мэры города. Впоследствии провёл долгие годы под арестом, но воины Свободы обещали его выпустить, и, если столица взята, они уже наверняка это сделали, заключил Аксель.
Под куполом в хаотичном порядке стояли мягкие диваны, креслица с подушками, на которых сидели сосредоточенные люди с ноутбуками белого цвета. Они не обращали внимания ни на Акселя, ни на автоматчиков. У стены стояла небольшая очередь из желающих сделать look, как говорили в компаниях, где вращался Аксель. Одни красивые девушки становились возле портрета оппозиционера, другие снимали их на телефон. Внизу огромного полотна красовались логотипы, хорошо знакомые Акселю: родная «Веха», «Дрожжь», «Мамонт», «Мурена», а надпись над ними торжественно провозглашала: «Информационные партнёры антинародного восстания».
Автоматчики подошли к длинному дивану, на котором сидел скучающий человек с большим фотоаппаратом. На вид это был спортивный, в то же время интеллигентный человек лет пятидесяти с седеющей бородой и очень тонкими очками с едва заметной оправой. Человек был обут в жёлто-синие кеды. Он просматривал снимки.
— Анатоль, — неуверенно произнёс один из автоматчиков.
Человек поднял голову и посмотрел вопросительно.
— Наш, не наш? — спросил автоматчик, показывая на Акселя.
— Этот? — голос человека звучал почему-то нервно, при том что внешне он сохранял спокойствие. Автоматчик кивнул.
— Нет, не наш, — равнодушно ответил Анатоль и уткнулся в фотоаппарат.
— Но как же?! — отчаянно закричал Аксель. — Как же не наш? Наш я. Вы посмотрите на меня! Вы же мои блоги наверняка читали, мы в друзьях друг у друга есть, сто процентов. Я вас помню, вы Анатоль Корд, ваши карточки с митингов — они эталон для меня! И кстати… Не то, чтобы это главное. Но я постоянно репостил их.
Анатоль снова отвлёкся от фотоаппарата и поднял взгляд. На сей раз он выглядел удивлённым.
— Если ты пришёл сюда под конвоем, значит, ты уже не наш, — произнёс он медленно. — Не унижай меня необходимостью объяснять прописные истины. Ты мог убежать, тебя ведь не держали за руки? Но ты не сделал этого. Так скажи, свободный человек разве будет идти под конвоем?
— Меня грозились убить! — орал Аксель.
— Ну, так умер бы достойно, за идею, — ответил Анатоль. — А теперь умрёшь, как Шариков. В свинарник его!
— А чего, есть такой павильон? — удивлённо спросил автоматчик.
— Есть! — бодро ответил фотограф. — Куда же быдлу без него? Такой он, быдлообразующий. Так, ребята, хватит уже фоткаться, нас ждут другие дела. Освобождайте творческое пространство. Ребята и девчата, я кому сказал, ау!
Анатоль энергично захлопал, но девушки продолжали фотосессию.
— Ну расстрелы же, ребята, массовые расстрелы, которых вы так хотели и ждали, — громко простонал Анатоль, — которые вместе с любовью, как вы знаете, спасут мир. Давайте, освобождайте помещение!
Дверь слева от стены отворилась, и вооружённые захватчики ввели людей со связанными руками. Их было человек тридцать, они шли молча, ступали тяжело. Лишь один, хрупкого вида студент в очках, поднял голову и хрипло выкрикнул, с вызовом:
— За вами нет правды! — и мелко затрясся от собственной смелости.
— Ой, ну какая может быть правда, шутничок? — засмеялся Анатоль. — Вот у тебя какая правда? Рабская? Раа-а-бская, вижу, — он растянул слово, наслаждаясь. — А я скажу тебе так: другой правды и не бывает. Правда — она всегда для рабов. Вся, целиком и полностью. Свободный человек не знает правды, она ему не нужна. Он сам правда.
Конвоиры развернули Акселя, и тот, отвернувшись от сцены, принялся спускаться по ступенькам. Положение стало катастрофическим. Навстречу прошли новые вооружённые люди в чёрных футболках, и позади раздался возглас приветствия:
— Ребятушки, только всё делаем красиво! Медленно и красиво. Мне нужно сделать карточки. Я покажу тут нескольким красоткам, как нужно профессионально фотографировать. А не то что вот это всё, возле стены. Так, этих баранов сюда ставим, слышите!
Голос Анатоля тонул в окружающем шуме, и Аксель понимал, что никогда больше его не услышит. Понимал он и то, что из этой уютной творческой лаборатории, креативного кластера, как говорили в его среде, колыбели новой революции XXI века, он выйдет не в мир, полный новых людей, строящих прекрасное общество, а в какой-нибудь закуток возле бывшего зоологического павильона, где его и пристрелят.
«Может быть, моя жертва необходима, — подумал блогер. — Ведь писали мне, ещё в дни первых митингов: против вас же всё и обернется! Но умереть во славу нового мира, может, не так уж и страшно».
Они вышли из «Вселенной», прошли мимо павильона «Ток» и по узкой грязной дорожке вышли к огромному полю, окружённому хлипким забором. Аксель помнил это место: когда-то здесь, вокруг бывшего выводного круга для скота, собирались самые специфичные, маргинальные посетители Всенародной выставки — из тех, кто всем развлечениям предпочитают драки и алкоголь. Именно против них восставали первые воины Свободы, но, видимо, слишком многих записали в эти ряды.
«Стоит только начать, — думал Аксель. — Потом не остановишься».
Он почувствовал, что кто-то сначала толкнул его в спину, затем сильно ударил чем-то тяжелым — автоматом? — и открыл рот, словно рыба, выброшенная на берег, выпучив глаза и пытаясь вдохнуть, но дышать не получалось. К его голове стремительно приближалась огромная и чёрная стена, и он уже ждал с ней встречи, ждал, что она принесёт долгожданный покой, и ужас, парализующий сердце, наконец отступит.
И ужас отступил.
***
Красивая девушка с белыми волосами в красном коротком платье стояла, склонившись над Акселем, и гладила его лоб. Аксель чувствовал мелкую дрожь, охватившую всё тело, и сухость во рту. Он хотел было издать какой-то звук, но не смог и только изобразил смущённую, полубезумную улыбку. Слепило солнце, а может, это девушка в красном источала сияние, будто ангел. Откуда она здесь?
— Пойдём, — девушка схватила его за руку и помогла подняться. Аксель посмотрел на себя: кто он теперь, помятый, избитый, окровавленный, извалявшийся в грязной земле? Интернет-воин Свободы, популярный и модный блогер, или бессловесная скотина, туша, предназначенная на убой? Почему всё случилось именно так?
Он снова поднял глаза. Но девушка уже не стояла, склонившись над ним, а бежала, подпрыгивая, словно взлетая над землёй, и красное платье её развевалось по ветру. «Нужно идти за ней», — понял Аксель. Вокруг никого не было, ни единой души, ни одного живого человека.
Зато были мёртвые, много мёртвых. Возле стен павильонов лежали трупы в мешковатых одеждах: невзрачных куртках, потёртых спортивных костюмах, дешёвых пиджаках и джинсах. Они лежали друг на друге, перепачканные липкой грязью и собственной спёкшейся кровью. На многих были отчетливо видны следы пыток, многие были в форме. Глядя на них, Аксель почему-то вспомнил военных, отдавших женщинам избитого воина Свободы. Кто-то сгрёб тела в эти кучи, распределил возле стен, расчистив дороги, по которым теперь некому было ходить, кроме девушки в красном, исчезнувшей за поворотом.
Живые исчезли. Почему его, Акселя, не постигла участь тех, кто лежал с перерезанным горлом или изрешечённый пулями? Почему он спокойно спал, дожидаясь таинственной девушки? Может, потому что сон и есть настоящая свобода, недосягаемая ни для воинов, ни для их жертв? Настоящая, безграничная свобода, какая только и возможна для одного человека. Для личности, как бы раньше сказал Аксель. Сейчас бы он так не сказал.
Он прошёлся пустой дорогой мимо магазинчика, где раньше продавали мёд, мимо полуразрушенного старого здания с новой металлической дверью — оно сдавалось под офисы. На стенах повсюду виднелись яркие надписи: «Слава Свободе» и «Анти-народ». Аксель свернул налево: он помнил, что сейчас откроется вид на пруд, посреди которого стоял высоченный фонтан — Рог изобилия. Здесь когда-то отдыхали горожане, на маленьких лодочках и катамаранах они подплывали к Рогу, высаживались и спешили сделать селфи. Смотрители лодочной станции кричали в мегафон до хрипоты: «Нельзя, нельзя! Запрещено».
Но теперь ничего не было запрещено. И, взглянув в сторону пруда в надежде, что где-нибудь промелькнёт красное платье девушки, Аксель увидел другое красное — тёмное, страшное, которого было гораздо больше. Вся вода в пруду окрасилась в этот цвет. Из неё торчали остатки человеческих тел: чьи-то руки, головы, внутренности, плавающие в крови. Казалось, что это не вода окрасилась в кровавый цвет, а кровь поглотила воду, и над кровавым прудом стояли пар и жуткий смердящий запах.
Аксель в ужасе отвернулся и увидел, что рядом с ним стоит та самая девушка. Она молчала и загадочно улыбалась, словно не знала о том, что в нескольких шагах от неё — ад, и просто вышла на романтическую прогулку. Позади неё уже собирались малыми группами мрачные люди с лицами, замотанными платками, с цепями и дубинами в руках. Они что-то кричали, поджигали огненные бутылки, кидали в ещё уцелевшие павильоны. Над ними поднимался чёрный дым, и девушка, вдыхая его, чуть шевелила носом и, казалось, что она на пике счастья, на гребне блаженства. Но Акселю было страшно, он смотрел на девушку робко и только шептал похолодевшими губами:
— Это было прекрасное место! Зачем всё это нужно?
Девушка повернулась к нему, посмотрела ласковым взглядом, а затем протянула руку и погладила по голове:
— Нет ничего прекрасней Свободы.
Земля зашаталась под ногами Акселя. Чем чёрт не шутит, может, для него уготован личный ад, успел подумать он, или на что там ещё способна эта девушка-Свобода ради своего блаженства. Но тряслась на самом деле не земля — трясли его, Акселя, тело, которому оставалось преодолеть ещё один короткий путь до погружения в самый последний сон.
Чья-то тяжёлая рука, растолкав Акселя, резко подняла его на землю и толкнула в сторону выводного круга. С трудом понимая, чтό происходит, он всё же увидел, что поле между павильонами превратилось в арену, которую по всему периметру окружили автоматчики, а на трибунах, кажется, специально установленных для предстоящего события, сидели люди в разноцветных пёстрых одеждах, с белыми телефонами в руках. Они шумно переговаривались и жаждали начала зрелища. Повернув мутный взгляд в их сторону, Аксель заметил съёмочную бригаду с камерой и микрофоном.
Крепкий парень в чёрной футболке с надписью «FREEDOM» протянул огромный кухонный нож и стеклянную пивную бутылку.
— Замахнёшься на меня — пристрелю, — проговорил он скороговоркой. — Выйти сможешь только победителем.
Он толкнул Акселя на арену, где уже стоял, тревожно осматриваясь по сторонам, худой и бритый мужик. В его руках был такой же нож, а пивная бутылка стояла возле него на земле.
— Твой соперник! — крикнул парень в чёрной футболке. — Деритесь насмерть, как настоящее быдло. Пощады будет удостоен только один из вас. Только победитель!
Зрители зашумели, делая ставки.
— Что вы от меня хотите? — беспомощно простонал Аксель.
— Как что? Деритесь! — крикнула девушка из толпы зрителей. Блогер повернулся и узнал её. Ошибки быть не могло: это она, девушка-Свобода из сна. Но почему, почему так? Акселю хотелось разрыдаться и упасть на землю.
— Вы же быдло, покажите нам настоящую поножовщину! — крикнула другая девушка.
— Бытовухи хотим! — заорала третья.
— Давайте так. Мемы «Омич и томич» все помнят? — толпа одобрительно загудела, и парень в футболке «FREEDOM» повернулся к Акселю и мужику. — Ты, значит, будешь омич, а ты будешь томич. Ну или наоборот, нам не важно. Настоящее соревнование быдла. Вы же только бухаете и режете друг друга по пьяни. А это разве не весело? — он снова обернулся к зрителям, и те загудели. — Что, ребята, пошумим?
— Но мы не они! — закричал Аксель и бросил нож.— Я думающий. Я прогрессивный. Я блогер. Я не овощ, в конце концов. Почему вы этого не видите? В кого вы меня превратили? Зачем вы устроили это… свободобесие?
— Да какая разница? — громко и властно произнесла девушка-Свобода. — Быдло должно быть — значит, кто-то им станет. Это элемент веселья, это фан, это хороший день, праздник! Пожалуйста, улыбайтесь нам!
Аксель понял, что обречён. Он подошёл к своему сопернику, оглядел его. Мужик тяжело дышал и то поднимал глаза на Акселя, то отводил. Ему было страшно.
— Ты боролся за них? — только и спросил Аксель.
— Ні, — покачал головой мужик. — Я не місцевий. Я приїхав до вас з Соседiї. Поруч з вашої країна. У нас все пройшло як треба. Як по маслу пройшло. А тут — я взагалі не розумію, що. Не розумію. Я приїхав як герой, я хотів кращого майбутнього. Як в нашій країні. Ми у себе місцевий бидлостан утрамбували, і все — щастя. Я хотів того ж для вашої країни. Це допомога від братньої Соседiї до вашої срашци. Але все пішло не так. Це якийсь збій. Розумієш, збій?
— Благодарю за допомогу, — мрачно ухмыльнулся Аксель. — И что, теперь ты чувствуешь себя свободным?
— Так, — мужик злобно осклабился. — Свободу не поріжеш, не вб’єш. Прирізати можна тільки бидло. Ну ти що розслабився? — он сделал пару шагов в сторону Акселя, заставив того отступить. — Тримай ніж. Поїхали!
Сквозь шум и смех Аксель услышал щелчок фотоаппарата. За ним — ещё один, и ещё.
***
«Огромный шпиль павильона “Первый”, поваленный на землю, ракета на площади Промыслов, установленная когда-то якобы в память о псевдодостижениях народа, а ныне изрубленная на куски, сожжённый дотла павильон шмоток для нищебродов — вчерашние символы этой выставки нынче повержены праведным гневом сильных и смелых людей. Всенародная выставка — так называли раньше это место, изобиловавшее всевозможными развлечениями для быдла.
Теперь же это главная антинародная территория страны, а сегодня она станет ещё и площадкой для нового искусства. Отныне она так и называется: Антинародный парк. На этом месте за моей спиной находился фонтан, прославлявший под красивой обёрткой дружбы народов цепи рабства для люмпен-пролетарского сброда разных национальностей. Сейчас его равняют с землёй экскаваторы, а по освободившемуся пространству уже готовятся проехать десятки катков. Вскоре здесь будет установлена площадка, где выступят молодые группы из Срединороссийска. В этом городе сейчас также идут бои за освобождение интеллектуально полноценных людей от сожительства с погаными рабами.
— Наш город, к сожалению, у многих людей Свободы ассоциируется с позором, от которого, как нам долгое время казалось, мы не сможем отмыться — я говорю о Среинороссмашинзаводе. [Титр внизу экрана: «Паша Королёв, солист группы “Наракалока”».] Теперь этот позор будет смыт кровью. Но поскольку мы люди мирные, то поиграем тут пока, а вернёмся, надеюсь, уже в обновлённый город. У нас клёво, и светит солнце.
Вместо вызывавших брезгливую усмешку у приличных людей забегаловок с шашлыком и эстрадной песней, в новых контр-кафе можно будет платить не за конкретный заказ, а за часы пребывания. Уже сейчас популярные дизайнеры, знаменитые проектами подобных заведений в центре города, отмеченных актуальными журналами «Озноб» и «Горбатенька», поделили территории выставки на своеобразные зоны ответственности. Разумеется, в заведениях, которые они обещают открыть в кратчайшие сроки, не может быть и речи об алкоголе. По мнению Дарины Айсберг, владелицы нескольких контр-кафе, этот способ развлечения уходит в прошлое.
— Алкоголь — это развлечение ватников. [Титр внизу экрана: «Дарина Айсберг, владелица антикафе».] Вот пришёл ватник домой, снял свой ватник, извините за тавтологию (смеётся), и давай бухать. Жену свою позвал, такую же пропитую дуру, как и он, и вот они пошли смотреть какого-нибудь сферического Петросяна.
В самом Антинародном штабе, расположившемся в бывшем павильоне «Вселенная», работа кипит, не останавливаясь ни на минуту.
— Я готовлю проект переименования ближайшей к нам станции метро в «Антинародную». Почему так спешно, нет других дел? — спросят меня. [Титр: «Максим Шпиц, координатор Антинародного штаба».] Я отвечу. Потому что главная борьба сегодня идёт на семантическом фронте. Наша аудитория — аудитория победивших свободных людей свободной страны — она, знаете, не интересуется вот этими социальными подачками, выплатами пенсий, там, льгот, общественным транспортом, бесплатной, простите, медициной — это для рабов. У нашей аудитории всё есть, и ей, конечно, ничего из этого не нужно. Им нужны хорошая музыка, увлекательное чтение и игры в мафию. Посыл переименования «Всенародной выставки» в «Антинародную» таков: быдлу здесь делать нечего. Любой, кто решит приехать сюда, сунуть свой, что называется, нос, должен отдавать себе в этом отчёт. Если ты раб — тебе нечего делать в Антинародном парке. Как и в столице в целом, а вскоре и по всей стране.
А тем временем рабы не спешат покидать территорию бывшей выставки. Видимо, стесняясь выходить на широкие аллеи и показываться на глаза приличным людям, они сбиваются в кучки и бродят, как тени, среди деревьев. Наверное, в поисках бесплатного пива. Видимо, эти паразиты ещё не осознали, что всё бесплатное кончилось, а тем более — пиво. Не в силах оказать сопротивление новым свободным людям, наиболее агрессивные рабы убивают друг друга: взгляните на этих безумцев со стеклянным взглядом и полным отсутствием интеллекта на лицах, дерущихся на кухонных ножах и пивных бутылках с отбитым горлышком. Удивлённые свободные люди, открыв рты, смотрят за тем, как рабы продолжают вести свой гнусный образ жизни вместо того, чтобы присоединяться к мирной революции Воинов Свободы.
— Вообще я бы не стал так драматизировать [Титр: «Анатолий Кордонюк (Анатоль Корд), официальный фотограф Антинародной революции».] Рабы поубивают друг друга, только-то и всего. Не нужно им в этом препятствовать, это всегда было. Потому что эти безмозглые твари больше ни на что не способны, давайте говорить честно. Посмотрите на их глаза, они напуганы, они чувствуют приближение Свободы. И сторонятся, прячутся по углам. Потому что для настоящего раба нет ничего страшнее свободы, ничего на свете. Свобода приводит их в ужас.
Чтобы проверить эти слова, проведём небольшой эксперимент. Достаточно просто попытаться заговорить с кем-то из этих тварей. Но даже обыкновенная человеческая беседа с корреспондентом становится для них трудновыполнимой задачей.
— Мы просто гуляли здесь. [Титр: «Лена и Вадик, биологический мусор».]
— Что значит «просто гуляли»? Сегодня праздник Свободы. Здесь каждый занят своим делом. Чем заняты вы?
— Пожалуйста, помогите нам выбраться (плачет).
Как видим, рабов даже в такой исторический день волнуют только их низменные, обывательские интересы и мелкие житейские проблемки. К сожалению, такие люди ещё остаются. Однако скоро, по заверению координаторов Антинародного штаба, их не будет совсем. И действительно, взгляните вокруг: стыдно быть быдлом, когда рядом так весело горят покрышки, так величественно и грозно устремляется в небо чёрный дым, словно бросает вызов самому Богу — в которого люди Свободы, конечно, не верят — и как сильны парни, разжигающие этот вечный огонь, не устающие закидывать в него всё новое и новое топливо.
— Вот некоторые недоделанные люди позволяют себе открывать рот и заявлять, что вы экстремисты. Что бы вы им ответили?
— Я бы им вот что ответил. Я думаю, что экстремизм — это прелесть жить [Титр: «Владимир, воин Свободы».] Само слово «экстремизм» придумали рабы, чтобы держать свободных в клетке. Но вы ведь понимаете, что нет такой клетки, в которую могла бы уместиться свобода. Человек будущего не станет бояться, он будет жечь и кидать, понимаете, не рефлексируя. Он всё разрушит!
Эту, с позволения сказать, женщину, на вид лет сорока, мы нашли валяющейся в кустах в луже грязи и собственных испражнений. Как видите, она обеими руками вцепилась в пакет из «Пятачка». В отсутствии иных ценностей, для быдла набитый дешёвой жратвой пакет становится смыслом их жалкого существования.
— Я не хочу никуда идти (плачет). [Титр: «Имя неизвестно, биологический мусор».] Я боюсь наступления темноты. Они снова будут врываться в дома. Они придут ко мне (закрывает лицо руками). Не снимайте, пожалуйста, не снимайте!
Всех, кто шокирован этим подлым враньём, поспешу заверить: редакторки Свободного телевидения уже сообщили координаторам Антинародного штаба, где прячется это недостойное называться человеком существо. За что и получили вот такую замечательную печеньку (демонстрирует в камеру). М-м (улыбается), и, надо сказать, очень вкусную. Для свободных, конечно, людей. Ведь рабы, как мы знаем, вкусов не различают».
***
Вы сидели когда-нибудь глубокой ночью за рулём огромного чёрного джипа, на мягком сиденье с подогревом, посреди разбитой дороги, сдавленные справа и слева стенами непроходимого леса? И чтобы моросил дождь, а фары давали мягкий свет, но впереди всё равно была непроглядная чернота, и вы знали, что ни единой души не может оказаться в этом месте, потому что вы и сами совершенно непонятно как здесь очутились.
Мне кажется, с вами такого не приключалось. А с человеком в кожаной куртке, лысым, в тонких очках и с белым планшетом в руках происходило именно это.
«Тем временем рабы не спешат покидать территорию бывшей выставки, — раздавалось из планшета. — Видимо, стесняясь выходить на широкие дороги и показываться на глаза приличным людям, они сбиваются в кучки и бродят, как тени, среди деревьев. Наверное, в поисках бесплатного пива. Видимо, эти паразиты ещё не осознали, что всё бесплатное кончилось, а тем более — пиво».
Человеку с ноутбуком особенно нравился этот момент записи. Он запрокидывал голову и предавался утробному гомерическому хохоту. Он захлёбывался, трясся всем телом, хватался в забытьи то за рычаг, то за руль, но тотчас отпускал и продолжал хохотать. Казалось, этот хохот раздавался по всему лесу. Конечно, хрупкий каркас джипа не был способен сдержать его, да и стекло было опущено — звук преломлялся, отражался от деревьев и устремлялся дальше, вглубь, пока не гас где-нибудь в непроходимой чаще.
Едва отойдя от смеха, человек водил пальцем по планшету и возвращал запись к тому же фрагменту:
— Стóю ли я чего-нибудь? — говорил он сквозь слёзы и качал головой. — Или я такое же дерьмо, как некоторые прочие?
«Стесняясь выходить на широкие аллеи и показываться на глаза приличным людям, они сбиваются в кучки и бродят, как тени, среди деревьев. Наверное, в поисках бесплатного пива», — послушно повторялась запись, а человек вновь закидывал голову и хохотал, уставившись в обивку крыши автомобиля:
— Ха, ха, ха, ха, ха! — громко повторял он. Наверное, если бы истуканы на острове Пасхи могли смеяться, их смех звучал бы похоже.
«Мы рады тому, что наконец можем определять своё будущее сами, — неслось из планшета. — Слава Свободе!»
Зазвонил телефон на соседнем кресле. Человек, ворча и охая, потянулся за ним, поднёс к уху.
— Слушаю, — недовольно ответил. — Да, мгм, да… У меня вообще мало времени, знаешь, я занят! — Человек становился мрачнее и нетерпеливее. — Занят очень важным делом, да. Не мне перед тобой отчитываться, или ты считаешь иначе? Ну что значит просьба, ну какая просьба? Не, ну ты знаешь, как задолбал своими просьбами! Вся страна задолбала своими просьбами! Сначала одна просьба, потом вторая, всё время чего-то надо, ещё и ещё. Ну какая свобода? Что значит во имя свободы? Мне, знаешь, наплевать вообще на всё это: свобода — несвобода. Ну вас всех к чёрту! Мне просто скучно. Я перепробовал всё. Я раз-вле-ка-юсь, понимаешь?
Человек замолчал и сделал громче звук планшета. На экране шёл прямой эфир, показывали танцующих на сцене парней и молоденьких девочек в разноцветных одеждах и масках на лицах. Повсюду развевались флаги, сливалась в экстазе счастливая молодёжь.
— Песенки вот эти ваши, — проворчал человек в трубку, — захочу, будут они, захочу — их не будет, песенок этих. У меня свои планы, ты мне мозги-то, знаешь, не компостируй своей свободой. Что ты мне тычешь в нос своей свободой? Пойди в песочнице поиграй. У меня свобода — своя. Она всю вашу свободу кормит, и ещё десять таких. Я купил вашу свободу, понял? Так что заткнись!
Человек нервным движением закрыл трансляцию и включил магнитолу. Раздались резкие шумы, и, нажав несколько кнопок, он понял, что радио поймать не получится. Выругавшись, нажал на другую кнопку, и в салоне раздался мягкий голос певца:
«Как хочется взлететь, как манит глубина!
Как много надо спеть и то, что ты одна.
Есть время для любви, время учиться молчать,
И знаешь это всё, что я хотел сказать».
— Ну чего «где»?! — внезапно заорал человек. — Здесь я, здесь! Чего ты от меня-то хочешь? Далеко зашло, говоришь? Не рабы, говоришь, страдают? Я чего-то не врубаюсь. Для меня они все рабы, понимаешь, и ты раб, да… Кого вы там не контролируете? Я всех контролирую.
Что значит «сдай назад»? Я тебе под зад дам, а не назад! Да мне насрать! Ну, дал ребятам денег, ну, побузили. Вы знали, на что идёте? Знали. Ну что Михаил-то теперь, что Михаил? — он погладил подбородок и поправил очки. — Я уже тысячу лет Михаил!
Человек оторвал телефон от уха, отключил его и откинулся на спинку кресла. Играла музыка:
«Больше ничего-ничего-ничего,
Больше ничего.
Больше ничего, ничего,
Больше ничего...»
Он внезапно вцепился в руль и издал дикий, животный возглас:
— Ааааааааааааааа!
Машина рванула с места и, набирая скорость, покатилась по разбитой дороге между деревьев.
«Как важен первый шаг, как музыка чиста,
И как парит душа, всё с чистого листа…
И солнце на закат, нашей любви волшебство.
И знаешь это всё, а больше ничего…»
Человек за рулем хохотал, бился в истерике и жал на педаль:
— Ну, давай, давай!
Джип набрал скорость, деревья за окном сливались в общий фон, и две стены сходились где-то сзади, там, откуда автомобиль начал путь — в прошлом. А впереди проступало будущее: чёрные стены обрывались внезапно, как разговор тысячелетнего Михаила с неведомым собеседником. И взору человека за рулём открылась пропасть. Он впился жадным взглядом в лобовое стекло: дороги больше не было, а была полная луна, отливающая болезненной желтизной, зависшая над обрывом, и звёздное небо — бескрайнее звёздное небо, отрытый космос, извечная пустота, Вселенная. И хохот.
Начиналось свободное падение.
«И больше ничего-ничего-ничего,
Больше ничего,
Больше ничего-ничего,
Больше ничего».
Другая современная литература: chtivo.spb.ru
