Найти тему
Анна Приходько

Жизнь по ту сторону счастья

"Купчиха" 43 / 42 / 1

Мокрое платье липло к груди. Евгеньке хотелось избавиться от него. Но встать боялась. Вокруг было много людей.

Какая-то женщина подсела к ней, быстро пробормотала:

— Не бойся, похороним по всем правилам.

Евгенька кивала. Потом кто-то взял её под руки и повёл на улицу.

— Купчиху арестовали, купчиху! — казалось, это ликование пронеслось по всему селу.

Дочь Полянского вели через толпу. Кто-то умудрялся схватить её за косу, кто-то за платье. Конвоиры отмахивались прикладами.

— Ну наконец-то! — кричали из толпы.

От услышанного колотилось сердце.

«Что я вам сделала?» — думала Евгенька.

Всё было как в тумане. Куда везли, надолго ли, зачем… Евгенька не понимала.

Не успело платье высохнуть, как заново окатили водой.

Это было уже в кабинете следователя.

Когда перед глазами мелькнуло лицо Корнея Спиридоновича, Евгенька упала в обморок.

Очнувшись, не сразу поняла, где находится. Она и до этого не понимала. Слышала знакомый голос Корнея и чей-то возмущающийся незнакомый.

— Да сдалась она тебе!

— Родная кровь! Куда её теперь? Погибнет девка. Мы с тобой не для того учились, чтобы без вины виноватых на смерть отправлять. Она глупая, необученная. Пусть уже живёт хоть как-то. Дай мне её забрать. Ну придумай же что-нибудь! — Корней не упрашивал, говорил твёрдо, отчётливо. Как будто репетировал свою речь.

— Ты хочешь, чтобы меня вместо неё на подготовленное местечко? Слишком нашумел её муж и с проповедями прокололся. Ты-то сам тоже заканчивай молиться по ночам. Иначе и тебе несдобровать. Ты вроде на хорошем счету, но пометочка в деле есть. Под особым вниманием, вот, сам посмотри.

В комнате воцарилось долгое молчание.

— Детей побереги, — прошептал незнакомый голос. — У тебя какой по счёту ожидается?

— Пятый, — ответил Корней Спиридонович.

— А своих сколько?

— Все мои! — выкрикнул Корней.

— Ладно, ладно, не кипятись!

— Ты сделай так, чтобы я не при делах как будто, — попросил муж Марии. — Ни к чему ей знать подробности.

— Ну опросить я должен по протоколу. А там придумаю что-нибудь. А куда ж её обратно отправлять?

— Домой, — ответил Корней. — Она там привыкла. А дальше пусть выживает.

— Ну бывай, — незнакомец попрощался с Корнеем.

От всего услышанного у Евгеньки похолодело внутри.

— Странный ты, Корней, — продолжал звучать незнакомый голос. — Совсем повернулся! Это ж надо придумать, чтобы прийти ко мне и попросить отпустить жену врага народа. И как мне поступить?

Женька пошевелилась.

Незнакомец подошёл к ней. Осторожно убрал с лица растрёпанные волосы.

— А бабанька-то хороша, — пробрмотал незнакомец. — Скромная. Сразу видно, трусиха. Но таких и хочется защищать. Вот Корней времени и не теряет. Все свои, все свои…

Незнакомец передразнил Корнея.

Женька вдруг мысленно посчитала всех детей Марии. Удивилась, что та скоро родит ещё. О том, что Мария воспитывает неродного ребёнка, Евгению не трогало. Она и раньше не считала Андрея своим, а сейчас и подавно.

Никаких материнских чувств не испытывала.

— Поднимайся, давай, давай!

Кое-как удалось присесть. Перед глазами всё плыло.

— Фамилия, имя!

— Полянская Евгения Петровна, — Евгеньке казалось, что она сказала громко, а на самом деле только лишь шевелила губами.

— Ещё раз, не слышу! — незнакомец как будто издевался. Знал же, кто перед ним, а всё равно уточнял.

— Полянская Евгения Петровна!

— Так и запишем, Баграмян Евгения Петровна, — от ненастоящего имени Фёдора, Евгенька поморщилась.

— Ваш муж, Баграмян Георг Симонович, посмертно обвиняется по восемнадцати статьям. Вас, как законную жену, мне необходимо допросить. Нам нужно выяснить, как мог преданный партии и идее человек, так скатиться до участия в ночных проповедях.

Не вы ли подтолкнули мужа к этим делам? Насколько я знаю, советская власть вам не по душе. Неоднократно от вас слышали нелестные речи о новом строе и пламенные высказывания в беседах с соседями.

Евгенька была шокирована этими заявлениями. Пламенные речи с соседями? Да она и из дома не выходила. Какие могут быть речи? Она вообще засыпала при политических речах.

— Ваши соседи утверждают, что вашей семьёй сокрыто большое количество дорогих платьев и предметов женского туалета. Мы проверили. Всё соответствует действительности.

И вдруг незнакомец прошептал:

— Я могу тебя из списка вычеркнуть, попросили добрые люди. Ты на распределении не возмущайся. В списке нет — отпустят! Но в родные места не суйся лучше первое время, — незнакомец задумался, потом произнёс: — Хотя можешь и в родные места. Я твою девичью фамилию впишу. А дальше уж сама, как придётся. У меня тут дом дьякона не заселён. В колхоз пойдёшь работать?

Евгения кивнула.

Допрос длился ещё долго. Следователь много писал, зачеркивал, рвал на кусочки, переписывал, опять зачёркивал.

Потом вручил Женьке какую-то бумагу.

— На выходе отдашь! С Богом!

Евгенька дрожащими руками взяла документ. Ноги еле двигались.

— Ты если что, приходи за помощью, — бросил вслед спаситель-следователь.

Дочь Полянского кивнула.

За дверью какой-то грубый мужчина выхватил из её рук документ. Так схватил, что чуть ли не вместе с рукой оторвал.

— Пшла… — скомандовал он, — долго же он тебя мурыжил. Видать, приглянулась ты ему. Он баб на дух не переносит. А тут любезный прям стал. Тьфу… Не люблю таких жеманных. Любят они блеснуть своими воспитаниями. Набрали же таких! Они при любом удобном случае будут бежать от этой Родины так, что пятки засверкают.

Конвоир оказался прав.

Незадолго до Великой Отечественной войны следователь, что по просьбе Корнея не внёс Евгеньку в ссыльный список, попросил политического убежища в Германии.

Сначала Евгеньку поместили в камеру. Там было два десятка других женщин. Совершенно обезумевшие, со слезами на глазах, со стонами они ждали своей участи.

В память Евгенькину на всю жизнь врезался смрад, который стоял там: дорогие духи, смешанные с запахом страха, пота и грудного молока. Среди присутствующих было три беременных. Они сидели в сторонке, запрокинув головы к потолку и еле слышно подвывая.

От всего увиденного у Евгеньки опять закружилась голова, и резко кольнуло в животе.

Она подобралась ближе к беременным, присела прямо на пол.

Но её быстро подняли громким криком:

— Не сидеть, не сидеть! Разрешили только беременным.

Евгенька задрала платье и показала надзирательнице свой округлившийся живот.

Та кивнула, где-то раздобыла ещё один табурет.

Евгенька поблагодарила и, наконец-то, присела.

Продолжение тут

Все мои рассказы тут

Печатную книгу "Зоя" можно заказать тут