"Я уверена, что она просто за рулем и не может ответить на звонок, она будет здесь с минуты на минуту ".
Я постучала пальцами по столу и жалко улыбнулась девочке напротив меня. Это было пустое обещание. Мы просидели так долго, что на улице уже начало темнеть.
Я отправила своего ассистента домой. Что хорошего в том, что мы оба страдаем?
Это было не ново. Иногда это длилось минуты, но часто - часы; единственное, что было неизменным в матери Шарлотты, - это ее способность забывать о том, что у нее есть дочь.
Шарлотта была смышленым ребенком, и учить ее было одно удовольствие. Я не могла понять, почему всё складывалось против неё.
Другие дети были жестоки к ней, не принимая в игры и групповые занятия. Я пыталась мягко, наедине поговорить с более добрыми учениками класса, убеждая их принять ее в их общество. Они все отказались.
Они сказали, что она ведьма.
Дети могут быть злыми. В этом убеждаешься, когда учишь маленьких гоблинов. Им было восемь лет, а они уже подвергали остракизму кого-то более слабого, даже зашли так далеко, что сделали вывод, что она какое-то чудовище. Как жестоко.
Мне стало очень грустно. Бедная девочка просто не могла передохнуть. Казалось, что никто не хотел быть рядом с ней; она словно была магнитом, оттплкивающим от себя другие магниты.
"Все в порядке, мисс Такетт. Я знаю, что она не придет".
Шарлотта тупо уставилась на стол перед собой. Она не потрудилась надеть пальто, так уж она была приучена ожидать, что о ней забудут. Ее ноги слегка покачивались взад и вперед под столом.
"Конечно, она придет, Шарлотта, твоя мама любит тебя... она просто очень занята".
Это была правда лишь частично. Я не могла доказать, что мать Шарлотты любит ее, и иногда это не выглядело так. Она приходила поздно, но беззаботно, будто не желая забирать своего ребенка.
Она выглядела изможденной и усталой, и с каждой встречей это проявлялось все больше. Часто казалось, что она не спала несколько дней. Она была нервной, тревожной и раздражительной. Было очевидно, что ей нужна помощь, что она испытывает трудности.
Я старалась не осуждать ее, но это было трудно, я сидела с забытым ею ребенком каждый день после звонка. Насколько надо устать, чтобы забыть ребенка? Своего единственного ребенка.
И так же, как другие дети в классе, когда мать Шарлотты наконец приходила, она смотрела на нее, как на какое-то чудовище.
"Она не любит меня".
Я почувствовала, как у меня упало сердце. Это были слова, которые вы никогда не хотели бы услышать от ребенка о его матери. Они все должны чувствовать себя любимыми. Ценными. Хуже всего было то, что она даже не выглядела обеспокоенной, она была невосприимчива к этому.
Я вспомнила, как пыталась написать заявление в социальную службу о Шарлотте. Мои опасения показались им пустяком. Девочка была сыта, чиста и всегда приходила вовремя. Она не уходила из школы и не выглядела обеспокоенной отсутствием друзей.
"Мы не можем открывать дело из - за опозданий матери только потому, что это раздражает школу".
Вот что сказала мне женщина по телефону. Затем она повесила трубку. Я пыталась. Я действительно пыталась. Я очень хотела помочь Шарлотте, но не знала, как это сделать. Меня не раздражало сидеть с ней, как предполагал социальный работник, я просто знала, что за этим кроется нечто большее. Я чувствовала это.
"Почему ты думаешь, что она тебя не любит?" спросила я, отчаянно пытаясь вытянуть что-то, что помогло бы мне помочь ей.
"Она боится меня".
"Что значит, она боится тебя?"
"Она запирает свою комнату, когда мы приходим домой, и не выходит, пока не придет время отвести меня в школу". Она ответила бесстрастно, покачивая ногами под партой.
"Разве она не готовит тебе ужин?"
"Конечно готовит, мисс Тэкетт, она оставляет его приготовленным на кухне, и мне остается только съесть его".
Я подумала о том, каким изолированным должно быть это существование. Весь день не с кем поговорить, а потом приходится возвращаться домой в тишине. Что Шарлотта имела в виду, говоря, что ее мать напугана? Что ее мать делала в той комнате?
"С ней там кто-нибудь есть?"
"Нет, мисс Тэкетт, она просто остается в своей комнате. Она говорит, что только так она в безопасности".
У меня в горле образовался комок. Если она чувствовала себя в безопасности только в своей комнате, то почему она не держала там и свою дочь? Что было не так с этой женщиной?
"Почему она не в безопасности?" спросила я, изо всех сил пытаясь подавить собственное любопытство.
"Потому что я там. Я же говорила вам, что она меня боится".
Ее слова были резкими. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. Меня озадачила мысль, что кто-то может испугаться такого милого маленького ребенка.
"Почему она не может быть в безопасности с тобой? Что, по ее мнению, тв можешь с ней сделать?"
"Потому что я ведьма. Она думает, что я могу причинить ей вред".
Шарлотта продолжала раскачивать ногами под столом, на ее лице было выражение пустоты. Это разбило мне сердце. Я начала мысленно сочинять лекцию о последствиях издевательств.
Она была так растеряна, она переиначила жестокие насмешки и издевательства дома и сама начала считать себя чудовищем. Это было разрушительно.
"Шарлотта, ты не ведьма. Ты можешь сказать мне, если другие дети плохо к тебе относятся... Я поговорю с ними. Почему они так тебя называют?"
Я боролась со слезами. Я думала, что работа учителем будет веселой и полезной, но такие ученики, как Шарлотта, преследовали меня. Они оставались в мыслях еще долго после того, как звенел последний звонок.
"Потому что я сломала руку Стефани своими мыслями".
Я была ошеломлена ее ответом.
Я вспомнила инцидент, о котором она говорила. Это было в начале учебного года, и Стефани споткнулась на игровой площадке. Она сломала руку в двух местах, это было неприятно. Несколько ребят пустили слух, что Шарлотта использовала свои колдовские способности, чтобы сделать это.
После этого они все перестали стоять рядом с ней на улице, несмотря на мои протесты и мольбы. Они так упорно вбивали ей, что это ее вина, что Шарлотта начала в это верить.
"Стефани упала, Шарлотта. Ты этого не делала."
"Я заставила ее упасть".
"У тебя нет колдовских способностей! Другие дети просто злые! ". Я практически кричала, пытаясь сдержать свой гнев.
Это было непрофессионально. Я знаю. Я не должна была обсуждать других детей, и, особенно, свое отношение к ним с жертвой их нападок. Но я ничего не могла с собой поделать, мне просто хотелось увидеть ее улыбку.
Ритм ее раскачивающихся ног остановился, и она повернулась ко мне лицом, пустые глаза встретились с моими и вдруг перестали быть такими уж пустыми.
Она засмеялась.
Это было похоже на звук ногтей, медленно скребущих по меловой доске, затянувшийся, чтобы продлить пытку. Это был не детский смех. Это было что-то издевательское, ужасное. Я почувствовала внезапное желание выйти из класса и уйти. Как уже сделали все остальные в ее жизни.
Я не могла объяснить, откуда это взялось. Исходило ли это от нее? Или мне показалось. Нет. Наверное, это ерунда. Она была ребенком. Я должна была перестать так думать.
"А что, если другие дети правы, мисс Тэкетт?" спросила она сладко, после того ужасного смеха.
"Они не правы". Я покачала головой и взяла себя в руки. Скоро приедет мама Шарлотты, и я смогу поговорить с ней о ее дочери. Заставить ее понять, насколько серьезна ситуация. Я могу помочь. "С тобой все в порядке".
Выражение лица Шарлотты изменилось. Она нахмурилась, пытаясь осмыслить мои слова и то, что они для нее значат. Это не заняло много времени, но я видела, как она все просчитывает. Пытается понять, верит она мне или нет. Может быть, я наконец достучаламь до нее.
Затем случилось это.
Я почувствовала хруст. Из ниоткуда меня пронзила резкая боль в руке. Я почувствовала, как части кости проносятся друг мимо друга, как они щелкают и выскакивают из суставов. Я упала на пол, крича.
"Я никогда не говорила, что это так, мисс Тэкетт. Мне нравится быть ведьмой".
Она делала это. Девочка. Это была она.
"Шарлотта, пожалуйста, прекрати!" умоляла я. "Твоя мама появится здесь в любой момент, пожалуйста, прекрати". Я умоляла, отчаянно желая, чтобы она перестала причинять мне боль.
Ее глаза уже не были такими пустыми, они сфокусировались на мне с лазерной точностью, она наслаждалась осознанием того, что я заблуждалась.
Я подумала о том, как, должно быть, была напугана ее мать. О том, как я не прислушалась к опасениям ее одноклассников. Я видела в ней только жертву. Я была так неправа.
Она посмотрела на меня, корчащуюся на полу в агонии, и закатила глаза. Я почувствовала, что мое сердце колотится так сильно, что казалось, оно прорвётся сквозь плоть наружу.
"Она не придет, мисс Тэкетт". Шарлотта встала из-за парты и сделала шаг к двери класса.
"Что ты сделала!?" Я задыхалась, гадая, была ли эта бедная, уставшая женщина где-то там. Если она была в машине и все это было просто жестоким трюком.
Маленькая девочка одарила меня еще одной зловещей ухмылкой, выходя из комнаты.