Знаю, далеко не все согласятся с тем, что мамы любили их так же как братьев или сестер. Сама с этим не соглашусь. Прошла.
Как только у меня появился младший брат все перевернулось. Я уже не спала с родителями в одной комнате, меня отселили в другую, к бабуле. Так я с ней и жила почти десять лет, пока бабули не стало. Немного чувствовала себя ненужной. А брат всегда был с родителями. И как-то так сложилось: я — бабушкина, а он — мамин и папин. Ему пряники, мне ремень. Ему все лучшее, ласку и понимание, он же маленький. А я и так обойдусь. А то и накажут за просто так, а чаще за его проступки. Он потом долго на этом играл.
Помню иногда ездили в Москву в магазин Лейпциг. Ему покупали дорогие игрушки, какие он хотел (железную дорогу, машинки на управлении и т.д.) А мне пластмассовую ручку и блокнот. И я должна быть довольна. Ни куклу, ни ранец красивый, ни даже юбочку — то, что я просила, и что мне очень хотелось, а ручку и блокнот. Как «на отстань!».
И так всегда.
Я выросла с обостренным чувством справедливости, правда приправленным зависимостью, так как к этому чувству шли в придачу чувства того, что надо отдавать, делиться, терпеть. И чувство ответственности. «Тебе должно быть стыдно!» «Ты должна и обязана, ты же старшая!».
Брата хвалили за ерунду, а у меня ничего не замечали хорошего.
Да его просто слушали, а мои слова зачастую просто пропускали мимо.
Понимаю, что сложно при появлении младшего ребенка не перевести старшего в ранг более самостоятельного, когда малыш многое уже должен делать сам, так как мама занята младшим, ведь младший при этом автоматически становится самым слабым, а старший сильным.
Я не завидовала брату. Мне может и не нужна была такая любовь. Эта зависть не от желания любви, а от справедливости.
Он всегда знал, что я уступлю, отдам, сделаю. Но не от того что он слабее, младше. Нет. От того, что я уже привыкла угождать родителям из-за страха быть наказанной. Привыкла к тому, что мне достается меньше или то, что мне бы не хотелось.
Став взрослой, имея семью и живя не с мамой, я должна была продолжать быть полноценным участником обожествленного, но одинокого ее сына. “Ты почему не навестила брата в больнице. Плохо поздоровалась с ним!!! Не тем тоном что-то сказала”. Подобные претензии я нередко слышала от матери. Но ничего похожего не исходило от нее в его адрес. Получалось, что я все время ему что-то должна, но при этом он мне ничего не должен.
Это скорей была мамина привычка, установленные правила, которые она не хотела менять, так как они ее устраивали.
Но при этом мама всегда уверяла, что она любит своих детей одинаково. Только вот почему-то один эту самую любовь видел, а другой — нет.
Да, действительно, как пишут многие психологи, из таких нелюбимых деток вырастают более самостоятельные люди. Но я бы не сказала, что совсем нелюбимых. Любимых, но по своему. Меня же кормили, одевали, учили, делали подарки. И не важно, что это все шло вторым по очереди за братом, а то и по остаточному методу. Не важно, что его могли обнять и поцеловать, пожалеть даже со слезой, а мне просто напоминали о том, что я большая.
Теперь мать понимает, что зависима от меня. Но принимать это не хочет, постоянно манипулируя со своими желаниями так, чтобы не просить, а сделать все, чтобы я догадалась сама.
А брат? Брат, как многие подобные любимчики, заканчивающие или тюрьмой, или зависимостью от чего-либо, стал алкоголиком.
Может быть от того, что я до сих пор переживаю это состояние человека второго сорта, я стараюсь к своим детям быть иной.
Манипулировать научиться не сложно. Как-то само-собой происходит, когда хочется убрать раздражитель. Я научилась понимать и участвовать, принимать своих детей. Появилось доверие и чувство нужности, и у них, и у меня. И вот тут-то само-собой появилось чувство ответственности, так как всегда боишься потерять это доверие у человека, который тебе по настоящему дорог.
Я всегда разговаривала с детьми не на уровне ребенка, а как со взрослыми, понимающими. И они понимали. Я не стеснялась выразить и свои чувства, особенно любви, ласки, переживания. И давала это поровну и не дозами.
Всегда старалась быть такой какая я есть перед детьми, и говорить правду. Человек всегда ее чувствует. Просто мы научились ее с одной стороны прятать, с другой - не принимать, так как она не всегда удобна, но всегда честна.
Моим детям около тридцати. Мы настоящие друзья. У меня есть внуки. И я вижу, как моя дочь учит старшего помогать ей. И он не чувствует, что его помощь — это как наказание. Не чувствует, что его используют. Он сам объясняет, что помогая маме хотя бы в уборке, он делает МИР ЧИЩЕ. А младшего брата называет "Наш любимчик". "Наш". Это значит, что у него есть ощущение причастности к старшим, к тем, кто опекает, и кто ответственен. И нет ощущения ревности и несправедливости.
