До конца декабря на Казанском вокзале проходит выставка — да-да, не удивляйтесь, именно на вокзале и именно выставка. Называется она «Игра в города» и посвящена 40-летию спектакля «Юнона и Авось» в театре Ленком.
Выставку проводит Центр Вознесенского — ведь именно Андрей Андреевич написал когда-то поэму, ставшую либретто «первой советской рок-оперы», как её окрестили потом.
Это, конечно, не совсем справедливо по отношению к спектаклям более ранним — в том же Ленкоме шел «Тиль», шел замечательный спектакль «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты», в театре Маяковского гремел «Человек из Ла-Манчи», весь построенный на музыкальных номерах, в ТЮЗе — первая, театральная версия «Трех мушкетеров», в Ленинграде зонг-оперы тамошнего театра имени Ленинского комсомола впервые прославили вокал (а не только яркую драматическую игру) Фрейндлих и Боярского, ну и так далее.
Спектакли, поставленные с яркой музыкой и страстным исполнением (то есть мюзиклы позднего советского времени, в стиле «догнать и перегнать Бродвей»), конечно же, были, и шли с огромным успехом. И все же Рыбников сумел привнести во всю эту историю что-то новое. Что-то, чего не было раньше. Ну, словом, «первая советская рок-опера», и все тут.
Но посетить Казанский вокзал стоит не только ради выставки, конечно.
До конца декабря благодаря ей можно совершенно бесплатно попасть в уникальный зал Казанского вокзала (сейчас это так называемый «бизнес-зал ожидания» для «пассажиров первого класса»), а это одно из самых фантастических архитектурных пространств в Москве.
Раньше тут был ресторан — и можно было спокойно посидеть, выпить чашку чая или рюмку водки, и спокойно осмотреть эти фантастические люстры, лепнину циклопических размеров, пятиметровые зеркала в изысканных (и пятиметровых же) золоченых рамах, потолочные фрески и удивительной формы окна. Этот зал изначально планировался как «трапезная палата в стиле барокко», потом об этом немного подзабыли — а вот сейчас есть смысл вспомнить. Без столов и стульев это место кажется абсолютно чистым, легким как вздох, и — очень красивым.
Все это — лишь часть большого произведения под названием «Казанский вокзал», не случайно здесь проводятся экскурсии, правда, не так часто, как хотелось бы. Строил современный Казанский вокзал главный советский архитектор — Щусев (тот самый, что проектировал Мавзолей), но в тот момент, когда он рисовал проект, он еще не был главным советским, а был просто известным архитектором, и выиграть конкурс ему пришлось в жестокой конкуренции с другим архитектурным гением своего времени — Федором Шехтелем. Который, в отличие от Щусева, с советской властью не подружился, умер в бедности и безвестности.
Да, нынешний Казанский вокзал был придуман и начал строиться еще до революции, в 1913 году, и украшать его своими работами, мозаиками и фресками, должны были такие художники как Бенуа, Кустодиев, Лансере и другие.
Больше того, многие из этих эскизов уже были созданы, но потом какой-то комиссар (или какая-то комиссия) решили, что такое искусство нам не нужно — и сейчас этот потрясающий зал с лепниной и фантастическими зеркалами украшают потемневшие от времени фрески советских живописцев, прославляющих революцию — вот толпа рабочих с красными знаменами, вот комиссар выступает на митинге, вот летит по небу революционный аэроплан — по отношению к фрескам на станциях метро «Маяковская» и «Комсомольская» все это, увы, немного вторично.
И всё же это не мешает Казанскому вокзалу оставаться одним из главных архитектурных шедевров Москвы эпохи модерна.
Шедевром, который… ну что там греха таить, конечно, заслонен от нас самой жизнью, прежде всего. Этим вокзальным гулом, шарканьем усталых ног, атмосферой тревоги и ожидания, встречами и расставаниями. В зале ожидания сидят усталые, раздраженные, очень часто не выспавшиеся люди, им не до шедевров, им бы ванну горячую принять…
Одна из башен Казанского вокзала, как пишут в учебниках, должна вызывать в зрителе ассоциации с башней Кремля (в частности, с Боровицкой), другая — с башней Сююмбике в Казани. Ведь и сам проект казался не просто абстрактными «воротами в Азию», он должен был отражать единство европейской и азиатской частей России. Наводить культурные мосты. Недаром был приглашен Рерих, глубокий знаток и страстный поклонник Азии, недаром Серебрякова в своих «аллегориях» в виде античных дев рисовала и разные нации, и разные стороны света.
Но… художники разобрали свои эскизы (или они отправились в музеи), а сам вокзал, увы, постепенно перестал быть «торжественной» стороной жизни. Каким, например, сейчас является аэропорт. Изначально-то вокзалы предполагали именно праздничность встреч и расставаний — тут проводились концерты и благотворительные события, играл оркестр и звенел посудой дорогой ресторан. «Зрителем» вокзала должен был стать (в том числе) образованный состоятельный господин в приличной одежде и вся его семья.
Сегодня мы вспоминаем Казанский в каком-то совсем другом контексте — отсюда в панике эвакуировались в октябре 1941 года москвичи, в первую очередь высокопоставленные и знаменитые, работники министерств и ведомств, сюда (и на Ярославский, конечно, который через дорогу) приезжали после реабилитации узники ГУЛАГа. Все те, кто по своей воле или не по своей, двигались в Сибирь и на Дальний Восток — тоже проходили через Казанский.
«Ворота в Азию», каким задумал Казанский (тогда Рязанский вокзал) Щусев — оказался построен не на символах и аллегориях, а на страданиях людей, на их энтузиазме, который оказался разменной монетой в строительстве советской империи.
И все же и сегодня тут есть на что посмотреть.
Поэтому выставка Центра Вознесенского оказалась весьма кстати — наконец-то я увидел свежим взглядом наш Казанский вокзал.
Сама-то выставка небольшая, вы ее обойдете за полчаса.
Много узнал нового: например, что первоначальный замысел режиссера Марка Захарова — это рок-опера по эпосу «Слово о полку Игореве» (именно его Марк Анатольевич предложил как сюжет, но Андрей Андреевич благоразумно отказался, взамен отдав режиссеру свою уже опубликованную поэму).
Я не знал, что первое концертное исполнение оперы происходило в храме — в 1980 году Алексей Рыбников вместе с хором и специально приглашенными солистами исполнил «Юнону и Авось» в качестве литургии, в красивейшем барочном храме Покрова на Филях (тогда в нем находился филиал музея Андрея Рублева), и приглашенная им публика, а это были известные музыканты и композиторы, идею поддержали, опера была «залитована» и потом уже разрешена к постановке.
Не знал и то, что, как раз тогда, когда Пьер Карден пригласил «Юнону» на гастроли в Париж, наши сбили южнокорейский «Боинг» — и в знак протеста парижане массово сдавали билеты, на спектакль пришло меньше ста человек. Правда, потом уже залы были переполнены.
Но, пожалуй, главное, чего я не знал — что Александр Садо, бывший солист ансамбля «Аракс», и сегодня выходит в «Юноне» и поет свои арии в опере. Сейчас ему 67 лет и делает он это, начиная примерно с 1980 года.
Автор идеи и основной куратор выставки искусствовед Вячеслав Шмыров провел десятки часов интервью, воссоздавая историю создания спектакля. Есть тут и подлинные фрагменты декорации, подлинные эскизы и в то же время иронично придуманные экспонаты — например, «чемодан Вознесенского»; поэт действительно объездил с «Юноной» весь мир, но, конечно, с таким ободранным чемоданом он бы ездить себе не позволил. Был франтом — его белый свитер зимой и шейный платок и клубный пиджак летом — тоже часть истории нашей истории.
Впрочем, подозреваю, что среди читателей моего блога есть люди, которые вообще никогда не слышали этой музыки. Начать им стоит с того, чтобы найти саундтрек «Юноны и Авось», и послушать. Потом посмотреть спектакль на ютубе.
Ну а потом… Потом поехать на Казанский вокзал.