Студенты относятся ко мне сочувственно и поэтому стараются оберегать от неприятной, как им кажется, информации. Но она все равно просачивается с завидной регулярностью.
«Очень не радует перспектива заниматься скучным анализом, метод которого мне когда-то любезно был преподнесен на уроках литературы в школе. На мой дилетантский взгляд, только для этих уроков он и может сгодиться».
Вот как-то примерно так студенты сигнализируют о своем школьно-литературном прошлом. Все время при этом извиняясь. Они ж знают, что я работаю в школе...
Смысл сигналов один и тот же — мы травмированы школьной литературой.
Именно от этих уроков мы не ожидали травмы. Именно от этих уроков мы ждали совсем другого. От каких же уроков ждать, как не от уроков литературы? И именно там, где ожидания выше, так больно получать по голове.
Многие из них любят читать и многое читали и читают. Многие любят разговаривать о книгах, спорить, высказывать точки зрения, советовать читать (и не советовать тоже). Многие любят слушать, причем активно. Многие пишут творческие работы по литературе. Они поголовно ходят на лекции.
Но школа и уроки литературы автоматически рифмуются у них с целым рядом понятий, ставших синонимами, превратившихся в отравляющее облако тегов: анализ=скука=принудиловка=чтение по программе= ЕГЭ=что хотел сказать автор=сочинение. И любой намек на то, что сейчас их тронут за эти триггеры, запускает панику, ступор, отказ, стон и вой.
Вчера говорил с одной студенткой, которая прочла мильон всего — кроме школьной классики. Почему? Почему Сартр — да, а Гончаров — нет? Никогда б не догадался: потому что в школе заставляли писать сочинения по непрочитанным книгам. Ты не прочел, учитель это знает, но программа требует сочинения — пиши. И у человека рождается отторжение от всего, что маркировано как «русская литература»...
До смешного (или горького): а если б я оторвал обложку от Гончарова и написал, что это Сартр, взяла б читать с другим настроем? — Да, конечно. Можно крутить пальцем у виска — но это законные человеческие чувства. Отвращения, отторжения, обмана. Человек не может их не чувствовать, это его право. И вот это его чувство блокирует его желание читать, опуская колпак над целым пластом литературы...
Каждый год одно и то же — необходимость глубокой реанимации после школьной программы и подготовки к ЕГЭ.
Дикий парадокс в их посланиях и сигналах: мы готовы читать — но не изучать, не анализировать, давайте просто поговорим. Вот это самый кайф – просто поговорить. Книги нас интересуют — но как то, что развернуто ко мне, к моим запросам, к моей субъектности, к моему нынешнему состоянию.
Я хочу их сам отбирать, совать в них нос, зависать, откидывать, честно говорить «это мне сейчас не зашло», хочу погружаться в какую-то книгу надолго, забыв о других. Хочу сам выбирать формы для выражения своего отношения и понимания. Хочу прийти и сказать: «А я прочел. Но не «Обыкновенную историю», а «Три товарища». И мне очень понравилось». И чтоб в меня не запустили валенком и не сказали: «Два в журнал, убирайся отсюда. Мы здесь анализируем Гончарова».
Какую-то не ту пользу причиняем мы массовыми, обязательными уроками литературы, не то добро наносим. У нас же нет всеобщих уроков театра, или истории музыки, или живописи, мы не изучаем принудительно архитектуру или танец — зачем мучить литературу и мучить литературой?
Почему это отдельно взятое искусство выдернуто из области внутренних личных переживаний, частного присвоения важных смыслов, субъектности — и вдвинуто в область внешних демонстраций, твердых знаний и обязательных алгоритмов, нужных, по чьему-то чужому решению, мне?
Не лучше ли так — пусть разговоры о литературе возникают там, где возникает интерес, где есть человек, который умеет поджигать костерчик, где есть те, кому хочется у этого костерка погреться. Зачем насильно собираться вокруг принудительно нарисованных огней, где холодно, пусто, где нет спичек и дров?
Ей-богу, вот не умрет литература, если не будет обязательных уроков литературы в школе. А будут кружки, клубы, факультативы, курсы, семинары, встречи — там, где они сами зародятся.
А Вы как считаете?