Найти в Дзене
ВИКТОР КРУШЕЛЬНИЦКИЙ

ПОЧЕМУ , ВСЕ- ТАКИ , CЛОЖНО ТЮТЧЕВА ПРЕДПОЧЕСТЬ ПУШКИНУ



.

.

.

Можно ли противопоставить Пушкину не Лермонтова, а Тютчева? Это интересная мысль, чисто концептуально (на уровне каких то литературных задач, или из них исходя) можно. Тютчев и вправду поэт очень философский, и несколько, ни то что бы безличный, а надличный, в отличие от Пушкина у которого больше личного . Но вот будет ли это противопоставление провомерным? Противопоставление должно подразумевать равенство. Но я бы не сказал, что Тютчев и Пушкин равны. Пушкин - больше . У Пушкина форма музыкальная, и легкая, философский Пушкин всегда играет умом (своим, и читателя, или умом природы) что б описать нечто умом не схватываемое, необъективируемое. Замечал, что Пушкин всегда возвышается даже над глубокой меланхолией, а у Тютчева она возвышается над ним. Тютчев объективен. Тютчев все объективизирует, когда пишет, касается ли он Бессонницы, или Судьбы, России или Одиночества. В этом его сила. Но Тютчев так не волшебен как Пушкин. В нем ощущается рассудок. А в прозорливости умного Пушкина ощущается не рассудок, а чувство, легкость и аристократизм, состоящий в том, что как будто он ничего не сказал...

ПОЛДЕНЬ

.


Лениво дышит полдень мглистый,
Лениво катится река,
В лазури пламенной и чистой
Лениво тают облака.

И всю природу, как туман,
Дремота жаркая объемлет,
И сам теперь великий Пан
В пещере нимф покойно дремлет.

Тютчев 1829

СЛЕЗЫ

O lacrimarum fons…
Gray ¹

Люблю, друзья, ласкать очами
Иль пурпур искрометных вин,
Или плодов между листами
Благоухающий рубин.

Люблю смотреть, когда созданья
Как бы погружены в весне,
И мир заснул в благоуханье
И улыбается во сне!..

Люблю, когда лицо прекрасной
Зефир лобзаньем пламенит,
То кудрей шелк взвевает сладострастный,
То в ямочки впивается ланит!

Но что все прелести пафосския царицы,
И гроздий сок, и запах роз
Перед тобой, святой источник слез,
Роса божественной денницы!..

Небесный луч играет в них
И, преломясь о капли огневые,
Рисует радуги живые
На тучах жизни громовых.

И только смертного-зениц
Ты, ангел слез, дотронешься крылами-
Туман рассеется слезами
И небо серафимских лиц
Вдруг разовьется пред очами.

Тютчев, 21 июля 1823

*
В этих стихах, так красиво сбивается ритм, и концовка , конечно, поразительная. Но почти все концовки Тютчева - объемны и многомерны по смыслу.


.

НЕМНОГО О ПОЭТИКЕ ПУШКИНА И ТЮТЧЕВА О ПРИРОДЕ

.

.

.

Вообще у Тютчева есть потрясающие стихи, (имея в виду и те, которые не так широко известны, на фоне известных его стихов) , например стихи слезы, какие то неожиданно мистические стихи , хотя и немного напоминающие Бенедиктова (ровесника Тютчева) и Фета по поэтике . Но даже эти его стихи на фоне пушкинских несколько по державински архаично-тяжеловесны, хотя и сочны., а в лучших стихах о Природе, (например лаконичные стихи Полдень) ,Тютчев опосредован. Тютчев природу любит умом, через миф. У Тютчева природа раскрывается через миф, когда как у Пушкина миф и жизнь раскрываются через природу. Разве Тютчев написал бы такие стихи как Осень, написанные Пушкиным, в которых естественный, описательный поток речи становится поэзией и глубиной? А онегинское Пушкина "в те дни, в таинственных долинах". Сколько тайного волнения в его спокойном отрешенном ритме, и создающего поле пушкинской музыки... Хотя, Тютчев все- таки, хорош сам по себе. Мудрее Пушкина сравнить с Тютчевым, а не наоборот.

ОСЕНЬ

.

I
Октябрь уж наступил — уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад — дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.

II
Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!

III
Как весело, обув железом острым ноги,
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?..
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Медведю, надоест. Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с Армидами младыми
Иль киснуть у печей за стеклами двойными.

IV
Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить, да освежить себя —
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи,
И, проводив ее блинами и вином,
Поминки ей творим мороженым и льдом.

V
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет. Сказать вам откровенно,
Из годовых времен я рад лишь ей одной,
В ней много доброго; любовник не тщеславный,
Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.

VI
Как это объяснить? Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. На смерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.

VII
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.

VIII
И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят — я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн — таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).

IX
Ведут ко мне коня; в раздолии открытом,
Махая гривою, он всадника несет,
И звонко под его блистающим копытом
Звенит промерзлый дол и трескается лед.
Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит — то яркий свет лиет,
То тлеет медленно — а я пред ним читаю
Иль думы долгие в душе моей питаю.

X
И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.

XI
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.

XII
Плывет. Куда ж нам плыть?
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .
___________

А. Пушкин, 1833

*

Есть даже своя прелесть в том, что Пушкин не завершил этих стихов . Какой то, опять же аристократизм. Пушкин поэт от Бога. Шла с небес волна, Пушкин и писал. Что то эту волну заглушило, (зашел в гости Дельвиг, позвали его слуги кофе пить, или отвлекло какое то важное дело ) не стал ничего и додумывать. Так даже Моцарт не творил своих сонат и фантазий.


Х Х Х

.

Зависеть от царя, зависеть от народа -
Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать, для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно ...

А. Пушкин (одно из любимых)

Х Х Х

.
В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться муза стала мне.
Моя студенческая келья
Вдруг озарилась: муза в ней
Открыла пир младых затей,
Воспела детские веселья,
И славу нашей старины,
И сердца трепетные сны.

А. Пушкин (Онегин, глава восьмая)

-2



ПОЧЕМУ ВОСХИЩАЕТ И ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА ПУШКИНА

.

.

.

Восхищает и любовная лирика Пушкина, тем, что она целомудренна... Странный эпитет касаемо Пушкина, (известного своими хулиганскими или очень уж порой игривыми стихами, ), но если взять его стихи "серьезные", коих у Пушкина много, они удивительно целомудренны. А целомудренны они своим лаконизмом, и тем, что Пушкин не сказав ничего, говорит все, или больше, чем он мог бы сказать в жизни...Посмотрите сами как написаны например стихи на холмах Грузии. Какое сразу начало. Какие вдруг удивительные повторения, Печаль моя полна тобою, и тут же, тобой, одной тобой . И опять же концовка, как будто Пушкин ничего и не сказал. И сердце вновь горит и любит — оттого, Что не любить оно не может. Казалось бы как можно все так взять и легко объяснить, без какой либо зауми, или необычного оборота? А это просто, что бы ничего не сказать, сказав при этом, все. Или, то единственное, которое больше всего, всех слов . Так только Пушкин и умел сказать. А Тютчев писал о любви совсем иначе. Тютчев любил обороты, любил высказать любовь, ее идею. А для Пушкина важнее коснуться в любви невысказываемого. Но он потому и попадал в суть.

Х Х Х

.

Она сидела на полу
И груду писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала.

Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело…

О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..

Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени,-
И страшно грустно стало мне,
Как от присущей милой тени.

Тютчев (одно из любимых стихов, хотя концовка у Тютчева в этих стихах не сильная, на фоне такой шикарной, и многомерной второй строфы.) Да и душа конечно, более сильно звучит, чем просто тень...

Есть и у Пушкина стихи о сожженном письме.

СОЖЖЕННОЕ ПИСЬМО

.

.

Прощай, письмо любви! прощай: она велела.
Как долго медлил я! как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал. Гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет…
Минуту!.. вспыхнули! пылают — легкий дым
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утратя впечатленье,
Растопленный сургуч кипит… О провиденье!
Свершилось! Темные свернулися листы;
На легком пепле их заветные черты
Белеют… Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди…

А. Пушкин, 1824 г
.

.

В КАЧЕСТВЕ ПРОДОЛЖЕНИЯ, И НАКОНЕЦ ЭПИЛОГА

.

.

Конечно стихи Пушкина и Тютчева о сожженных письмах несколько разные. Но все таки, их можно сравнить. Можно обратить внимание на то, что Пушкин прямо противоположен Тютчеву , в стихах Тютчева передано действие женщины, в стихах же Пушкина передано действие огня , сжигающего все, кроме несжигаемого, кроме самой любви, и пепла. Тютчев пишет свои стихи, опять же, отстранившись от увиденного , время как дистанция , вот что у Тютчева работает на поэзию . У Пушкина же мы как видим, передано само действие во времени, и время в действии. У Пушкина нет дистанции. Пушкин чувствует, а не размышляет. И опять, же сам Пушкин не стремится ничего сказать. У Пушкина говорит само действие. Само действие становится поэзией. Ну а завершу свой очерк я наиболее известными стихами Пушкина, на холмах Грузии, которые выше я немного проанализировал, и которые я так люблю.


Х Х Х

.

.

На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой... Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.

А. Пушкин, 1829 г