Я только что (а ведь уж вторую неделю пишу эти очерки о Японской войне) обратила внимание на трогательное совпадение. Ведь эта икона, что на фотографии, стоит все эти дни около моего компьютера. Собственно, она всегда тут стоит, но... Божья Матерь Порт-Артурская. Мне ее некогда подарили с особым значением. Кто понимает, тому и понятно.
А мне сейчас понятно иное. Наше общество столь же больно, как и в начале прошлого века, готово так же кричать с дивана о "позоре Цусимы" (что тысячу раз уже разобрано) и страдает тем же самым синдромом сопереживания террористам. Под предыдущей статьей была неприятная сцена на фейсбуке: истерика типичной интеллигентки. "Это потому Куприн злодей, что помогал матросам-очаковцам? А он должен был бежать в охранку и донести?!! Ах, это стукачество!!" Её спрашивают - весьма справедливо: а если в соседней квартире начнут собираться подозрительные бородачи и время от времени оттуда станут выходить странные женщины, щедро обмотанные вокруг талии чем-то позвякивающим и тикающим - и тут будете демонстрировать свою неприязнь к "охранке"?
А ведь - будет. И такое мы уже видели - при "Норд-Осте" и Беслане. Сейчас разберемся, почему. Дальше крик о том, что прекрасный Куприн отличался от тех, кто "при Сталине стучал на соседей". Больно читать, что у этих интеллигентов в головах. "Оппонентка" не делает различия между законной властью - которую обязан защищать каждый порядочный человек - и властью узурпаторов. Как сто лет назад - для интеллигента власть это ужас ужас, против которого все средства хороши. Как же хочется отправить всех этих добрых людей в палеолит: никакого тебе института угнетения. Съедят тебя, так и пёс бы с тобой, свободной личностью.
Впрочем, есть и нюансы. Для типового интеллигента ужас-ужас это исключительно своё правительство. Как раз на днях мы в дружеской беседе говорили о том, что "прогрессивные студенты" посылали приветственные послания в Японию. Во время войны, заметим. Коноводы в подобных случаях материально стимулированы, но прогрессивное большинство подличает бескорыстно.
Но возвращаемся, как и было обещано, к нашим двум прогрессорам: Куприну и Паустовскому. Свои ценные личные воспоминания Паустовский не ограничивает пасквилем на героя Козловского. Дальнейшие его впечатления относятся к более поздним временам. К первым годам родной его советской власти. Рассказ "Маячный смотритель".
"Так годами горел Батумский маяк, и мало кто интересовался жизнью его смотрителя Ставраки. Тем более что из города маячный огонь был плохо виден (Как нетипично для маяков, ЕЧ). Свет он бросал в сторону моря (Удивительное наблюдение! Главное тонкое. ЕЧ).
Ставраки был знатоком маячного дела. Он первый принес в редакцию «Маяка» статью. В ней говорилось о каких-то (ключевое слово "каких-то" интеллигент выше почти любых познаний ЕЧ) новых маячных лампах.
Ставраки посидел полчаса и ушел, оставив у всех нас – Бабеля, Ульянского и меня – впечатление неприятного и циничного человека".
Держите меня семеро, как говорят в Вестеросе. Это ж как надлежит постараться, чтобы показаться "циничным" Бабелю?! Бабелю, Карл! Распотешил.
А дальше - ужас-ужас.
Оказалось, что смотритель Батумского маяка Ставраки был именно тем лейтенантом Черноморского флота Ставраки, который в марте 1906 года расстрелял на острове Березани лейтенанта Шмидта.
В действительности этот факт не доказан, и доказан уже никогда не будет. Но слово нашему прогрессору.
Ставраки окончил вместе со Шмидтом Морской кадетский корпус. Все школьные годы они просидели на одной парте. И все эти годы Ставраки мучился завистью к Шмидту. Он завидовал его благородству, смелости и его способности к самопожертвованию. Он завидовал ему как будущему герою, трибуну, вождю.
Мы наблюдаем классическую лепку постфактум. Угадать какой из многих неврастеников - будущий вождь - в те годы было немыслимо. Неврастения вообще была в моде.
Трудновато, нам представляется, позавидовать женитьбе на особе с желтым билетом либо позорно разоблаченному казнокрадству.
Он знал, что Шмидт способен на это и что эти его качества, если захочет жизнь, дадут Шмидту всемирную славу.
Постфактумная лепка.
Ставраки был единственным офицером Черноморского флота, добровольно согласившимся расстрелять Шмидта. Все офицеры, даже самые отъявленные монархисты, решительно отказались от этого.
Где это видано, где это слыхано, чтоб в армии искали добровольцев для руководства расстрелами?! Это же полный бред.
Так и вижу бегающее за офицерами командование. "А не хотите ли, голубчик, Шмидта расстрелять? Нет? Никак не согласны? Ну что ты будешь делать, все отказываются!"
Но самое бредовое в том, что этот бред до сих пор - едят с маслом.
Итак - от зависти всей жизни - сидели за одной партой, угу - вызвался расстрелять, получить своё удовольствие, такая черная душонка.
Командовал расстрелом лейтенант Ставраки.
Когда Шмидт проходил мимо него, Ставраки стал на колени и сказал:
– Прости меня, Петя, если можешь!…
– Встань, Миша! – не останавливаясь, ответил Шмидт. – Не паясничай! Лучше скажи своим людям, чтобы они целили вернее.
Погодите, мы ведь уже выяснили, что лейтенант сам вызвался в "царские палачи", ибо "завидовал" блестящему эпилептику. А тут вдруг ведет себя как подневольный, который очень не хотел, а Шмидта вообще любил всей душой, но вот, оказался слаб.
Неправдоподобие и пафос этой сцены до изумления бездарны. Но интереснее будет дальше.
Итак, мы имеем. В один непрекрасный день пожилой капитан второго ранга, ныне смотритель маяка, заходит в редакцию газеты с материалами технического содержания. Там сидят Паустовский и Бабель, и еще какой-то такой же. Капитан Ставраки, к дальнейшему недоумению Паустовского, почему-то "не прячется", живет под своим настоящим именем. Может быть - просто не знает, что "добровольно расстрелял Шмидта"?
После его ухода Паустовский узнает, что этот пожилой человек, говорят, тот самый который.
Дальнейшая реакция Паустовского приложима разве что к экзальтированной курсистке:
Подчиняясь какому-то внутреннему требованию и чувству отвращения, я собрал у себя в редакции рукописи статей Ставраки и сжег их. Если бы было можно, я сжег бы свою руку, пожимавшую руку Ставраки. Во всяком случае, я выбросил из редакции в коридор старую садовую скамейку на чугунных ножках, на которой сидел бывший лейтенант Ставраки, и притащил взамен несколько табуреток.
Девушка, из чего вы, спустя полвека, рассказываете про свою истерию? До сих пор брому не приняли?
Нам представляется, что тут не просто странно религиозное отношение к Шмидту, которое Паустовский пытается нам продемонстрировать. Весь пассаж, все эти табуретки и руки, скрывают одну единственную правду, для нас несомненную. Сжег рукописи.
А на следующий день (какое удивительное совпадение!) на рассвете, Ставраки - арестован. А на этом самом рассвете (ну надо же, чего в жизни только не случается!) Паустовский как раз плавает на катере мимо этого маяка. По собственному признанию.
К этому нужно что-то добавлять в прояснение? Я пишу для умеющих сложить два и два.
А истерики всё больше.
Не знаю, кто из писателей, кто из великих знатоков человеческих душ мог бы написать о черной душе Ставраки, мог бы проследить извилистый путь подлости в мозгу и сердце этого человека. Может быть, Бальзак? Или Достоевский? «Нет, – думал я, не засыпая по ночам и задыхаясь оттого, что вот тут, в этой комнате, сидел недавно этот человек. Нет, не Достоевский! Конечно, он мог бы написать о нем, но никогда бы не захотел. Никогда! Потому, что человеческая доброта могла бы навсегда погаснуть в измученном сердце от прикосновения к жизни Ставраки».
Мы поняли, да? Хуже капитана Ставраки ничего не может быть. Расстрелять (о чем позже) осужденного законным судом военного преступника - это предел падения. Вот девушек с мальчиком тайком в подвале штыками добивать - это по нашему, это ничего. Или там раненых монахинь в шахту сбрасывать. Это тоже ничего, Достоевский бы осилил и вообще простил.
За невозможностью Достоевского писать о таком чудовище, как Ставраки, Пасутовский готов всё нам объяснить сам.
Эта жизнь была сплошной черной изменой.
Изменой КОМУ, просто даже интересно. Ибо если кто и сохранил верность присяге, так это как раз Ставраки. Более того, он предугадал и предотвратил чудовищный маневр Шмидта: прикрыться за начиненным взрывчаткой транспортом "Буг". Ставраки, командовавший канонеркой "Терец", не дал подогнать "Буг" к "Очакову". Он же не допустил воссоединения судна с катером "Пригодный".
И выросла эта измена из сплошных пустяков: из желания носить лишнюю звездочку на погонах, покрасоваться перед женщинами, из рабьего страха перед всяческой властью – от дворника до императора, из страсти жить богато, беспечно, ни над чем не задумываясь, обсасывая жизнь жадно, как ножку рябчика, и заменяя любовь насилием над хорошенькими горничными. Если это было, конечно, безопасно.
Особенно дворника боялся лейтенант, по сути, спасший город своим бесстрашным маневрированием.
И, в отличие от Шмидта, у Ставраки Анна и два Станислава. Ну да не штафирке понять, что просто так их не давали. Что Императора не "рабски боятся", а всем сердцем любят - это вовсе вне области понимания паустовских и куприных.
"Насилие же над горничными" Ставраки явно идет из того же источника, что и "дурная болезнь" Козловского.
И вновь возникает вопрос: почему ты не можешь врать потоньше?
Ведь опять же, это пишет не гимназист Паустовский, мучимый прыщами и ненавидящий бравого поручика Козловского, не молодой человек Паустовский, которому ни капельки не противно сидеть с Бабелем. Это пишет, откушав своего литфондовского рябчика, Паустовский, богато доживший до седых.... волос.
Эту ненависть он несет через всю жизнь. Так отчаянно, так нелепо ненавидеть может лишь виновный, постоянно изыскивающий себе оправдания. Как изыскать оправдания? Только виноватя жертву. Свою. Мы не знаем, в чем провинился гимназист Паустовский перед поручиком Козловским, а вот в чем - перед капитаном Ставраки - начинаем догадываться.
Опять же реплики прекраснодушных: а вот он заступался за опального (!) Солженицына. Врёте, умные вы люди. Он чуток похлопотал за Солженицына модного - в самое безопасное время. От дружбы с Бабелем так просто не отмоешься. Но, вероятно, хотелось.
Перед интеллигентом можно хулить Божию Матерь - он будет утверждать, что это "право свободного человека на свободное мнение". Но затронь их "вольнодумных" идольчиков - о, какой хор негодования! Не моги!
Да как можно называть Паустовского - клеветником?
Минуточку.
Михаил Михайлович Ставраки посмертно реабилитирован постановлением президиума Верховного суда РФ от 17 июля 2013.
А если Ставраки - реабилитирован, то Паустовский - клеветник.
И похоже, не просто клеветник.
Конечно, больное сознание изыщет третий вариант там, где его не может быть по определению. Но для любого здорового ума вопрос закрыт.
А тема предательства вокруг войны 1904-1905 - продолжается.
Портреты взяты из открытого доступа
