А теперь вернёмся в январские дни 1837 года.
«В продолжение помолвки дом Пушкина был закрыт для Геккерена, и он виделся со своей невестой только у её тётки Ек.Ив.Загряжской», - так писал Г.Фризенгоф А.П.Араповой.
О том, что поэт не желал видеться с Геккернами, писали многие. Вспомним рассказ В.А.Соллогуба:
«— С моей стороны, — продолжал я, — я позволил себе обещать, что вы будете обходиться с своим зятем, как с знакомым.
— Напрасно, — воскликнул запальчиво Пушкин. — Никогда этого не будет. Никогда между домом Пушкина и домом Дантеса ничего общего быть не может».
Об этом же уже после гибели Пушкина писал П.А.Вяземский великому князю Михаилу Павловичу: «Пушкин взял свой вызов обратно, но объявил самым положительным образом, что между его семьёй и семейством свояченицы он не потерпит не только родственных отношений, но даже простого знакомства, и что ни их нога не будет у него в доме, ни его — у них».
Тем не менее, ему приходилось во время подготовки к свадьбе наблюдать за многим, и, наверное, не только за шитьём приданого, о чём он писал отцу. Как складывались отношения поэта с будущей баронессой Геккерн? Сохранился лишь один рассказ К.К.Данзаса: «Со свояченицей своей во всё это время Пушкин был мил и любезен по-прежнему и даже весело подшучивал над нею по случаю свадьбы с Дантесом. Раз, выходя из театра, Данзас встретил Пушкиных и поздравил Катерину Николаевну Гончарову, как невесту Дантеса; при этом Пушкин сказал, шутя, Данзасу:
— Ma belle-soeur ne sait pas maintenant de quelle nation elle sera: Russe, Française ou Hollandaise [Моя свояченица не знает теперь, какой национальности она будет: русской, французской или голландской]?!»
Хотя, надо думать, приходилось Александру Сергеевичу в ту пору многие свои чувства скрывать… Наверное, пытался поддерживать видимость благополучия. Заметим ещё, что Пушкин до последнего дня не верил в возможность женитьбы Дантеса. Не случайно накануне свадьбы С.Н.Карамзина напишет: «Пушкин проиграет несколько пари, потому что он, изволите видеть, бился об заклад, что эта свадьба — один обман и никогда не состоится».
На свадьбе поэт не был. Видимо, вняв доводам друзей, он позволил жене присутствовать на венчании сестры, но на ужин у молодых она не осталась.
В первые дни после свадьбы «Дантес приезжал к Пушкину с свадебным визитом; но Пушкин его не принял», как рассказывал Данзас.
14 января состоялся тот самый «свадебный обед с отличными винами», о котором писал А.Н.Карамзин. И снова рассказ Данзаса: «На свадебном обеде, данном графом Строгановым в честь новобрачных, Пушкин присутствовал, не зная настоящей цели этого обеда, заключавшейся в условленном заранее некоторыми лицами примирении его с Дантесом. Примирение это, однако же, не состоялось, и, когда после обеда барон Гекерен, отец, подойдя к Пушкину, сказал ему, что теперь, когда поведение его сына совершенно объяснилось, он, вероятно, забудет всё прошлое и изменит настоящие отношения свои к нему на более родственные, Пушкин отвечал сухо, что, невзирая на родство, он не желает иметь никаких отношений между его домом и г. Дантесом».
И снова – полное непонимание окружающих, почему поэт так себя ведёт. Многие так и не поняли, другие одумались, когда было уже слишком поздно. Среди таких – Александр Карамзин (тот самый, которого мы дружно осуждали за беспардонное поведение на Каменном Острове). Уже в марте он напишет брату потрясающее письмо с подробным рассказом о гибели поэта, где будет буквально заклинать его: «Ты не должен подавать руку убийце Пушкина».
Показывая всю низость поведения Дантеса, Карамзин пишет: «Краснею теперь, оттого, что был с ним в дружбе». И будет рассказывать, как Дантес «вёл себя с совершеннейшим тактом и, главное, старался привлечь на свою сторону друзей Пушкина», как заставил всех (и в первую очередь Карамзиных) поверить «всему тому,.. что было наиболее нелепым, а не тому, что было в действительности».
Карамзин обвиняет себя, что не увидел, не понял: «У меня как будто голова закружилась, я был заворожён, но, как бы там ни было, я за это жестоко наказан угрызениями совести, которые до сих пор вкрадываются в моё сердце по много раз в день и которые я тщетно стараюсь удалить. Без сомнения, Пушкин должен был страдать, когда при нём я дружески жал руку Дантесу, значит, я тоже помогал разрывать его благородное сердце, которое так страдало, когда он видел, что враг его встал совсем чистым из грязи, куда он его бросил».
«Когда он, в негодовании, накладывал на лоб этого врага печать бесчестья, его собственные сограждане становились на защиту авантюриста и поносили великого поэта. Не сограждане его так поносили, то была бесчестная кучка, но поэт в своем негодовании не сумел отличить выкриков этой кучки от великого голоса общества, к которому он бывал так чуток», - замечает с горечью Карамзин. Да, эта «бесчестная кучка» не смогла понять самого простого, что так чётко и бесхитростно сформулировал Данзас: «Он очень любил и уважал свою жену, и возведённая на нее гнусная клевета глубоко огорчила его: он возненавидел Дантеса и, несмотря на женитьбу его на Гончаровой, не хотел с ним помириться».
Способны ли были чувства поэта понять окружающие? Наверное, нет, хотя и чувствовали некоторые из них приближающуюся беду.
«Всё кажется довольно спокойным. Жизнь молодожёнов идет своим чередом. Катя у нас не бывает; она видится с Ташей у Тётушки и в свете. Что касается меня, то я иногда хожу к ней, я даже там один раз обедала, но признаюсь тебе откровенно, что я бываю там не без довольно тягостного чувства. Прежде всего я знаю, что это неприятно тому дому, где я живу [отметьте: “дому”, а не только Пушкину!], а во-вторых, мои отношения с дядей и племянником не из близких; с обеих сторон смотрят друг на друга несколько косо, и это не очень-то побуждает меня часто ходить туда». Так будет рассказывать в письме брату А.Н.Гончарова. Письмо датируется предположительно 22-24 января. Меньше недели осталось до гибели поэта! Чувствуют ли это те, кто рядом?
Две внутренние страница листка, на котором писалось письмо, случайно пропущены. И на них написано: «Не читай этих двух страниц, я их нечаянно пропустила и там, может быть, скрыты тайны, которые должны остаться под белой бумагой». О чём это?
Очень интересно построение письма: сначала рассказ о жизни молодожёнов, потом – о негодовании «Тётушки» на отъезд братьев (я об этом писала раньше), а дальше, после пропуска этих страниц, - вдруг взрыв: «Что касается остального, то что мне сказать? То, что происходит в этом подлом мире, мучает меня и наводит ужасную тоску. Я была бы так счастлива приехать отдохнуть на несколько месяцев в наш тихий дом в Заводе».
«Подлый мир», от которого хочется бежать в «тихий Завод» (откуда так мечтала вырваться когда-то!), - наверное, это и о том, что неумолимо разворачивается…
А что же в это время происходит?
Конспективная запись В.А.Жуковского:
«После свадьбы. Два лица. Мрачность при ней. Весёлость за ее спиной.
Les Révélations d’Alexandrine [Разоблачения Александрины].
При тётке ласка с женой; при Александрине и других, кои могли бы рассказать, des brusqueries [грубости]. Дома же весёлость и большое согласие».
Очень уважаемый многими моими комментаторами П.Е.Щёголев относил слова о «двух лицах» к Пушкину. Но помилуйте… «При Александрине и других, кои могли бы рассказать» - не может такое быть, если оная Александрина постоянно видит происходящее. И вот уже не литературовед, а просто чуткая женщина Е.С.Булгакова указывает: речь-то ведь о Дантесе! О том, как он ведёт себя при посетителях, которые могут рассказать Натали о нём.
Подлая игра не завершилась. Она просто приняла иной оборот.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь