«Пляшет девочка-узбечка, на руке блестит колечко...»
Слова детского стишка так и звучали в голове, никак не хотели умолкнуть.
Амина усмехнулась, посмотрев на свои руки. Никакого колечка ни на правой руке, ни на левой, конечно, не было. То есть оно было когда-то, папа подарил однажды на окончание школы. Но только потом пришлось его продать, чтоб наскрести на билет в Москву. Так что теперь на руках у Амины красовались только толстые резиновые перчатки…
Девушка ещё раз прополоскала тряпку в ведре с мыльным раствором, и оглядела подсыхающий пол. Вроде бы всё в порядке, без разводов.
– Аминочка! – выглянула из кухни Клавдия Сергеевна, – Ты уже закончила? Иди пить чай с булочками!
– Ой, нет, Клавдия Сергеевна, нам нельзя! Мне идти надо!
– А мы быстро, – подмигнула старушка, – ты ведь сегодня раньше управилась.
Отказывать не хотелось. Клавдия Сергеевна была такая милая, с её седыми, аккуратно уложенными, волосами, с её кружевным жабо, с её чаем и булочками. И такая одинокая. Учительница музыки на пенсии, сын в Англии работает и уже давно не приезжает. Правда деньги матери шлёт исправно.
А бабушка с детишками из музыкальной школы занимается, только чтоб было, с кем слово сказать. И девчонку-уборщицу привечает. Амина скромно присела на самый краешек стула и взяла чашку. Чай был горячий, вкусный наверное.
– И булочку возьми, – старушка подвинула к ней плетёную вазочку. – Бери, детка, кушай. Что ты только ешь в этой Москве...смотри, худенькая, как былинка.
– Спасибо. Вкусно очень.
– Как родители, Аминочка? Звонили?
– Звонили, – кивнула девушка. – Папа говорит, ему получше. Уже сидеть может.
– Вот это новость! – обрадовалась Клавдия Сергеевна. – А что врачи говорят? Ходить сможет со временем?
– Говорят, если электрик со столба упал, то это счастье, что он вообще живой остался, хоть и без здоровой спины теперь.
– Не слушай их! Вот он уже и садиться стал, а там может и вставать научится. И вам с мамой полегче будет. Мама так на трех работах и работает?
– А что делать? – вздохнула Амина. – Папина пенсия – это разве деньги?
– Да, да… – горестно покачала головой Клавдия Сергеевна. – Ну даст Бог, всё у вас наладится! Домой вернешься, к папе с мамой. Вот они обрадуются!
– Ой, не знаю, когда это будет, – засмеялась Амина, вставая из-за стола. – Спасибо большое, Клавдия Сергеевна, мне бежать надо. Во вторник приду, окна вам помою.
– Конечно, детка, конечно. Беги. Может тебе зонтик с собой дать?
– Нет, не надо, спасибо вам. У меня куртка с капюшоном. Во вторник приду!
И Амина юркой змейкой выскользнула за дверь, пока Клавдия Сергеевна не заметила, что замок на куртке не застегивается. Расстроится, а потом пойдет в комнату, принесет какой-нибудь свитер, заставит надеть. И зонтик даст. Неудобно.
Добрая такая бабушка! И совсем одна…
Вагон метро мерно покачивался, и Амина задремала бы, если б не страх пропустить свою остановку. Условный рефлекс, позволяющий жителям мегаполиса спать в транспорте и просыпаться в нужный момент, у неё ещё не выработался.
А дома...дома было всё иначе. Там люди давным-давно отучились спешить. А может никогда и не привыкали.
– Не торопись, дочка, – говорил папа, когда Амина старалась поскорее разделаться со скучным домашним заданием и убежать в гости к подружке Зухре в соседний двор. – Будешь торопиться – плохо получится, переделывать надо будет.
– Куда торопишься, Амина? – строго спрашивала мама, когда дочь, впопыхах собиралась к первой паре в медучилище, глотала бутерброды, почти не жуя. – Когда кушаешь, нельзя спешить! Подавишься ещё.
Нельзя спешить...А однажды пришлось научиться. Сначала спешить к папе в больницу, потом спешить с учебы и вечерней подработки, чтобы успеть накормить отца, и приготовить ужин для мамы. А мама всё время торопилась на работу. Ни на одну из трёх, опаздывать было нельзя. Вот так их жизнь поменялась: то «не спеши», а то – быстрей поворачивайся.
Один только Карим никуда не спешил: как раньше встречал её с работы с мороженым, так и продолжал. Он был для неё как кусочек прежней жизни: размеренной, безопасной.
– Опять бежишь куда-то? Даже не обнимешь и не поцелуешь...
А она и правда бежала. Дома отец лежит, вдруг он голодный? И мама придет – что кушать будет?
– Извини, Карим. Ты же знаешь, папа дома, кормить-поить надо, готовить надо.
– Когда поженимся, тоже сюда бегать будешь? – хмурился он.
Амина вздыхала. Разглаживала пальцем суровую морщинку меж бровей жениха. Какая им свадьба! Когда она ещё будет…
А однажды Амина вышла с работы, а Карима нет. Пошла домой одна, а по дороге встретила Зухру.
– Он с Динарой ходит! – сразу же выпалила она.
– Кто с Динарой ходит? Карим? – растерялась Амина. – Какая Динара?
– Все уже знают, – затараторила подруга, – свадьба у них скоро! Отец Динары богатый, Карима на хорошую работу устроит. Говорит в свадебное путешествие в Алжир поедут.
– Куда? В Алжир? – переспросила Амина. Ей все ещё не верилось в то, что она только что услышала. – А почему он мне ничего не сказал?
– Боится, наверное...Думает, плакать ты будешь.
– Плакать… – рассеянно повторила Амина. Они уже подошли к двери её дома. – Пойду домой. Папа ждет.
– Ему что сказать? – уточнила Зухра. – Вдруг спросит.
Амина улыбнулась:
– Скажи, плакать не буду.
Закрыв за собой дверь, она всё-таки заплакала. Вот теперь и вся жизнь наперекор пошла: папа не встает, мама как белка в колесе, Карим на другой женится…
– Это ты, дочка? – крикнул из комнаты отец, и Амина быстро вытерла слезы. Не надо отцу на такое смотреть, переживать будет.
– Я, папа! – бодро ответила она. – Сейчас руки помою, приду тебя кормить.
Ночью она лежала на своем диванчике, и думала, что лучше умереть, чем такие мучения. Карим, Карим, как ты мог предать? Говорил, любит больше жизни, о свадьбе мечтал. И что? Где его любовь?
Слезы стекали по вискам и терялись в её густых волосах.
Умирает человек один раз. А как жить и такую боль прятать?
Амина села в постели, посмотрела на темный прямоугольник окна. Два шага до него. С шестого этажа, наверное, насмерть разбиться можно. Если головой вниз падать. А то ещё и калекой останешься, как папа.
Нет…
Она замотала головой, отгоняя дурные мысли. Маму жалко. Что мертвая дочь, что искалеченная – всё одно. Маме не пережить. А папа от горя с ума сойдет, умрет… Нет, нельзя ей в окно. Нельзя.
– Мама, я в Россию поеду, – сообщила Амина за завтраком. Это решение далось ей нелегко, но ещё труднее оказалось сказать о нём.
Мать от неожиданности еле удержала в руках чашку с горячим кофе.
– Как в Россию? Ты же хотела в медицинский поступать! Экзамены через месяц… – В темных маминых глазах плескался страх. – И мы тут без тебя как?
– Я...потом поступлю, – как можно мягче сказала девушка. – Когда вернусь. А в Москве денег больше платят, вам помогать буду. Может папу вылечим. Сколько мне здесь платят? А там я больше заработаю.
Говоря это, она ласково поглаживала мамину руку.
– Ты же там совсем одна будешь, дочка!
– Это ничего. Я буду звонить вам, вы будете...все хорошо будет.
Мама до сих пор была уверена, что дочь работает в московской больнице медсестрой... Амина решила, что маме незачем знать, что её не то что медсестрой – санитаркой никуда не берут. Куда не приди, первый вопрос: «Гражданство у вас какое?». А узнают, что узбекское, и сразу: «Вот будет российское, тогда и приходите!».
А пока все документы соберешь, пока оформления дождешься, с голоду умирать? Койка в дешевом хостеле, где поселилась Амина, тоже стоила денег. В конце месяца, если будет нечем платить, её вышвырнут на улицу...
Идти было некуда: таких как она, брали только в дворники или в уборщицы.
Кое-как удалось пристроиться в маленькую фирмочку к Анне Евгеньевне. «Клининг», – как гордо называла она этот род деятельности.
На самом деле, это была обычная уборка помещений, только не в магазинах и не на вокзалах, а в жилых квартирах по звонку хозяев.
Некоторым так нравилась чистота чужими руками, что они становились постоянными клиентами у девчонок-уборщиц. У Амины таких постоянных было два: Клавдия Сергеевна, у которой она сегодня уже была, и Кирилл Александрович, который ждал её через двадцать минут.
Она выскочила на своей остановке и заспешила к дому клиента.
Кирилл Александрович жил один в четырехкомнатной квартире. Уборки там было совсем немного, хозяин был очень аккуратным. В первый день Амина обрадовалась, что управилась так быстро: всего-то и нужно было – протереть влажной тряпкой пыль и вымыть полы. Но скоро она поняла, что ошиблась.
– А плинтусА тебя разве мыть не учили? – спросил Кирилл Александрович, когда она подошла к нему отчитаться, что всё закончила. – Да уж...или вы у себя в Казахстане плинтусА вообще не моете?
– В Узбекистане, – робко поправила девушка. – Извините, я сейчас всё помою.
Мужчина презрительно скривил губы:
– Казахстан–Узбекистан...невелика разница! Иди, домывай, пока я в твою шарашкину контору не позвонил. И не сказал, что нечего грязнуль-гастарбайтерш к приличным людям посылать.
Амина закусила губу. Опустив глаза, чтобы спрятать набежавшие слезы, пошла за тряпкой. Плинтуса она отмыла почти до блеска.
– И это, – Кирилл Александрович ухмыльнулся, – ты называешь работой?
– Я все плинтуса помыла, – развела руками девушка. – Разве что-то грязное осталось?
– Нет, – он многозначительно постучал по экрану телефона, – скажу всё-таки твоему начальству, что гнать тебя надо поганой метлой. Ну ладно, катись отсюда. На первый раз прощаю.
Амина почти не сомневалась, что больше он никогда не обратится в их фирму, но не угадала. Кирилл Александрович позвонил через несколько дней, и сказал, что ему нужна «эта девчонка-казашка».
– Я узбечка, – тихо сказала Амина. – Анна Евгеньевна, я к нему идти не хочу. Он грубый, обижает меня.
Начальница свысока посмотрела на нее.
– Тебе деньги-то нужны? Ну тогда запомни: перед клиентом надо плясать!
– А, это ты, казашка! – приветствовал он Амину, и тут же продолжил телефонный разговор: – Да нет, я не занят. Это ко мне поломойка пришла. Говори, я слушаю!
Она быстро прошла в кладовку за пылесосом. Поломойка! Вот как её теперь называют! А она медсестра, хотела в институт поступать…
Уборку девушка произвела с особым усердием, чтоб не нарваться на новую грубость.
Кирилл Александрович, как не старался, на этот раз не смог отыскать изъяна в её работе.
– Даже странно, что так чисто, – пробормотал он себе под нос. Амина изо всех сил старалась сдержать злорадную улыбку.
– Хотя… – продолжил он, – ой!
Чашка, которую он держал в руке, полетела на пол. Теперь по светлому ламинату растекалась лужица чая.
– Ну что я говорил! – засмеялся он. – У тебя под носом лужа, а ты её даже не видишь! А ну быстро убери, поломойка! Пока тебя ещё не уволили к чертовой матери!
Амина присела на корточки, быстро собирая тряпкой коричневую жидкость. Слезы, которые уже не удавалось сдержать, капали на пол.
Кирилл Александрович, посмеиваясь, наблюдал за ней.
– Будешь приходить ко мне раз в неделю, по четвергам, – безапелляционно заявил он, когда пол снова стал чистым. – Смотри, без опозданий! Это у себя в ауле ты можешь не спешить, а здесь Москва!
Амина только ниже опустила голову, чтоб не показывать заплаканных глаз. Если бы не деньги…
«Перед клиентом нужно плясать», – так говорит Анна Евгеньевна.
Пляшет девочка-узбечка…
Было Кириллу Александровичу шестьдесят два года, однажды Амина услышала, как он кому-то по телефону сказал про свой возраст, был он всегда бодрым и энергичным. Девочки-коллеги говорили, что он известный адвокат, и практика у него обширная. В этом сомневаться не приходилось: мужчина никогда не расставался с телефоном. Постоянно принимал чьи-то звонки, кого-то консультировал…
Амина была рада его постоянной занятости: так у него оставалось меньше времени, чтобы к ней придираться. Время от времени она замечала, что после своих бесконечных телефонных разговоров, он вдруг резко прижимает руку к груди. Словно от боли. После этого он шел на кухню и доставал из аптечки лекарства.
– У вас сердце болит? – однажды решилась спросить она.
– Не твоего ума дело! – отрезал Кирилл Александрович. – Иди лучше полы драй и не суй свой нос не своё дело!
Больше она ни о чём не спрашивала.
Сегодняшний день ничем не отличался от предыдущих. Разве что хозяин слишком уж громко и резко вел переговоры.
Амина, невольно слышавшая всё, подумала, что день у адвоката сегодня не из лучших. Как бы и ей сейчас под горячую руку не попасть!
– Дурррак! – прорычал в трубку Кирилл Александрович.
Она не обернулась бы, если б не услышала, как дыхание его стало прерывистым, свистящим, словно каждый вдох давался мужчине с трудом.
– Кирилл Александрович, может вам…
Он стоял, опираясь на край стола. Глаза были выпучены, а лицо превратилось в пунцовую, от прихлынувшей крови маски.
– Ааах! – со свистом втянул воздух он. Левая рука испуганной птицей взлетела, прижалась к груди. – Ааах!
Глаза закатились. Он грузно осел на пол.
– Вы что?!
Амина одним прыжком очутилась рядом, упала на колени, как раз вовремя, чтоб подсунуть ладонь под голову мужчины.
– Тихо-тихо, – забормотала она осторожно опуская руку. Второй нащупала оставленный на столе телефон.
– Скорая помощь, слушаю Вас.
– Пришлите кардиологическую. Мужчина, шестьдесят два года, сердечный приступ с затруднением дыхания и потерей сознания.
– Адрес говорите!
Она не помнила, как назвала адрес, не помнила, как отложила телефон.
Потому что губы Кирилла Александровича стремительно начали синеть, а дыхание вдруг оборвалось.
– Ты куда? – глупо спросила его Амина. А ровно через секунду от растерянности осталось ни следа. Ничего не осталось, кроме холодной сосредоточенности. Теперь перед ней был уже не умирающий грубиян, а ПАЦИЕНТ. И его надо было спасать.
Она сможет, она же не зря училась! Всё просто, как на экзамене по оказанию первой помощи: основание ладони на грудь и прижать второй рукой сверху. Ещё можно догнать, выдернуть с того света. Если повезет.
"Возвращайся!"
Нажать.
"Иди обратно!"
Нажать.
"Дыши!".
Нажать...Нажать... Ещё нажать…
Пульс всё-таки появился. Ещё робкий, неуверенный, будто организм удивлялся, что он, оказывается, живой. Потом пульс стал увереннее, дыхание уже стало ровным. Веки затрепетали. Живой.
Амина счастливо улыбалась, стоя на коленях и не убирая рук с его груди.
Она не прекращала улыбаться и тогда, когда в квартиру вбежали реаниматоры, и когда молодой доктор попросил её проехать с ними в больницу, и рассказать там, что произошло.
– Вы ему жизнь спасли.
Кардиолог кивнул на Кирилла Александровича. Опутанного проводками, подключенного к капельницам, и жужжащим приборам, но все-таки вполне живого.
– Мы могли бы и не успеть. Тем более там уже и остановка сердца пошла. Если б не Вы...
– Да что там, – отмахнулась девушка. – Это же человек, разве нет? Спасать надо было.
– Люди в подобных ситуациях обычно теряются, – улыбнулся врач. – А вы сохранили самообладание. Вы прирожденный медик.
– Была медиком, – глядя себе под ноги, ответила она. – Дома была. В Узбекистане медсестрой.
– А почему же здесь работаете...ну… – он явно смутился. – Вобщем, бросайте вы это, честное слово! Приходите лучше к нам на работу! Придете завтра, напишете заявление, вас тут же оформят.
– Гражданство, – коротко сказала Амина, объяснив одним словом все и сразу.
– Что – на секунду растерялся он, – А...ну да…
Она пожала плечами. Дальше можно было ничего не говорить.
– Но вы всё-таки вернетесь в медицину, – оптимистично заявил доктор. – Вот соберете документы – и приходите! Сразу возьмем!
Амина вежливо улыбнулась:
– Хорошо. Соберу и приду.
– Тогда до встречи!
Он говорил так, будто и впрямь ожидал завтра увидеть её здесь, уже зачисленной в штат.
На улице моросил меленький, противный дождик. Амина, на всякий случай, плотнее запахнула свою курточку. Молния на ней давно уже сломалась, да починить всё времени не было. И сегодня не будет. Пока до хостела доберешься…
В кармане пискляво затрезвонил мобильник. Телефон тоже был видавший виды! Древний уже, кнопочный. Зато работал прилично.
– Да.
– Ах ты ж мигрантка паршивая! – взревела трубка голосом Анны Витальевны. – Ты же нас позоришь, всю фирму разом! Из-за тебя одной нам всем…
– Что я сделала, Анна Витальевна? – испуганно спросила Амина.
– И ты ещё спрашиваешь? И не стыдно? Совсем совести нет! Чем я думала, когда тебя на работу взяла!
– Анна Витальевна…
– Что «Анна Витальевна»? Человек с больничной койки звонил! Только от смерти сбежал, и тут же просил тебя уволить! Ты там что натворила, человека до больницы довела!
– Я ничего плохого не сделала…
– Всё! Слышать тебя больше не хочу! И на работу не приходи! Нет у тебя больше работы!
– Да я ему жизнь спасла! – закричала Амина, не сразу поняв, что начальница уже отключилась.
Прохожие, испуганные её отчаянным выкриком, настороженно косились. Амина спрятала телефон в карман и заспешила к метро.
Ей очень захотелось побыстрее добраться до хостела. Странно! Никогда она не любила это место, никогда ей там не нравилось, а вот сейчас хотелось именно туда. Потому что там, под неудобной, продавленной кроватью, лежал чемодан на колесиках, а в боковом кармане – фотография родителей. Мама, ещё не измотанная тяжелой, никогда не прекращающейся работой. Папа там: здоровый, смеющийся, крепкий. А ещё за их спиной видна спинка дивана, на котором Амина школьницей устраивалась со своими тетрадками. Папа ей чай приносил. Горячий, вкусный, с конфеткой.
Хотелось свернуться клубочком, и смотреть, смотреть...надышаться родным теплом, в этой холодной, чужой Москве.
Пляшет девочка-узбечка...все пляшет и пляшет.
– Вы зачем это сделали? – выкрикнула Амина, вбегая в палату. По пятам за ней следовал врач-кардиолог.
– Амина, сюда нельзя! Больному нужен покой, а Вы…
– Нет, пусть он скажет!
Она повернулась к Кириллу Александровичу.
– Я вам жизнь спасла, а меня из-за вас с работы уволили!
Мужчина слабо улыбнулся.
– Амина, – тихо сказал он, – я сделал это, чтобы вы больше не мыли полы. Я помогу вам с документами, и вы сможете работать медсестрой. Поверьте.
Девушка застыла на месте.
– Что?!
– Ты не поломойка, детка. Ты настоящий будущий врач, – медленно произнес Кирилл Александрович. – Скажите, – обратился он к врачу, – вы примете эту девушку на работу?
– Конечно, – не задумываясь ответил доктор. – А теперь прошу вас, Амина, пойдемте. Кириллу Александровичу нервы ни к чему сейчас.
Она послушно вышла за ним в коридор.
– Моя смена уже закончена, – сказал он. – Если хотите,я отвезу вас домой. По дороге можем заехать куда-нибудь выпить кофе. Хотите кофе?
Девушка улыбнулась:
– Хочу.