Теперь Ромка каждое утро уходил в школу. А домой, как ещё совсем недавно, не спешил: подолгу задерживался на тренировке в спортзале, потом помогал техничке Галине Петровне убирать в кабинете физики: этот кабинет – самый большой в школе, и Ромкина помощь была совсем не лишней. А когда над посёлком сгущалась синева осеннего вечера, Ромка шёл к себе, в самый лучший дом на улице Терновой. Открывал дверь своим ключом, – с того дня, как мама бросила их дом и они переехали к Игорю Васильевичу, ключ так и остался лежать в Ромкином кармане. С крыши беседки под яблонями обрадованно спрыгивал Боцман, – полосатый кот. Мама любила Боцмана: она подобрала его, совсем крошечного котёнка, на улице, – поздней осенью, в дождь, который тут же превращался в ледяную корку на траве и на ветках деревьев. Котёнок дрожал, но не двигался с места, безнадёжно, совсем обречённо сидел на опавших, тоже обледенелых, листьях. Отец чуть насмешливо взглянул на мамину находку:
- Ни мышонок, ни лягушка…Что за неведома зверушка?
Но мамино лицо таким серьёзным и расстроенным, что отец поспешно стал помогать ей. Ромка помнил, как тогда целый вечер родители возились с котёнком, – насухо вытирали его, наливали в блюдце молока, а котёнок ещё совсем плохо умел пить из блюдца, захлёбывался. А вырос из неведомой зверушки такой красавец, что однажды корреспондент из Луганска попросил разрешения снять котяру для обложки журнала. Боцман снисходительно позировал, но очень скоро съёмки ему откровенно прискучили, котяра презрительно дёрнул хвостом и с достоинством удалился во двор. В тот вечер, когда мама решила забрать все вещи, – будто решительно отрезала все пути для возвращения в их дом… – Боцмана тоже посадили в машину Игоря Васильевича. В незнакомом дворе котяра удивлённо прищурился, но в дом не зашёл, хотя его радушно и настойчиво приглашали, сардельку предлагали… А утром кота во дворе не было, – он ушёл на другой конец посёлка, на Терновую… Сейчас кот благодарно запрыгнул Ромке на колени. Так, с Боцманом на руках, бродил Ромка по опустевшим по комнатам, радовался, если случайно натыкался на какую-нибудь забытую мамой вещь, – словно встречался с былым счастьем, что так и осталось в этом доме…
А когда уже совсем темнело, Ромка долго объяснял огорчённому коту, что ему надо уходить, – туда, помнишь, Боцман? – в большой и красивый, но чужой дом… Надо уходить, чтобы снова не пришёл к ним участковый, лейтенант Ивашин… На глаза наворачивались слёзы:
- Понимаешь, Боцман? Если меня заберут в специнтернат, кто ж будет приходить сюда, в наш дом!
Так и не ужинал, – по привычке отламывал горбушку хлеба, закрывал дверь в комнату, давая понять, что говорить ни с кем не будет… и не хочет: а о чём говорить, если там, в доме, осталась отцовская горноспасательная форма… И любимые отцовские вареники с картошкой мать теперь готовит здесь, в чужом доме…
Татьяна и правда хозяйничала в новом доме, добросовестно старалась привыкнуть к нему. Дом Игоря был просторным и светлым, удобным. Татьяна обустраивала его по-своему, и Игорь взглядом благодарил жену за уют… Надеялся, что с Татьяниным уютом и счастье придёт желанное… Надо только подождать.
В первую ночь Татьяна мягко отвела его руки… Вечером, когда приехали после их скромной свадьбы, Танюша долго раскладывала вещи, что-то переставляла, убирала, мыла полы. Игорь счастливо и бестолково ходил за ней, пытался помочь. Потом не выдержал, обнял её… А она устало поправила волосы:
- Ты ложись, Игорь. Поздно уже.
Он склонился к её волосам, вдохнул их запах, – уже такой родной-родной… Светлые Танюшины волосы горьковато и нежно пахли степной ромашкой, – она любила мыть волосы отваром ромашки. Хотел поднять её на руки… Но она чуть отстранилась:
- Ложись, тебе же с утра на работу.
Игорь растерянно улыбнулся:
- А… ты?
- Я здесь лягу, – кивнула на раскладное кресло. – Подняла глаза, объяснила: – Ромка так беспокойно спит. Ты прости…
А потом Ромка ушёл из дому, и они почти не спали ночами… В ожидании, что мальчишка вот-вот вернётся, сидели на диване. Танюша чутко дремала на плече у Игоря, он тоже ненадолго прикрывал глаза… Димка Колесников молол про место в постели… А они с Татьяной и не целовались ещё. Даже теперь, когда Ромка – хоть к ночи, но возвращался в свою комнату, Танюша смотрела умоляюще… и снова укрывалась пледом в раскладном кресле.
Однажды Игорь вернулся за полночь: в этот день проводили внеплановые учения в отдалённой лаве. Татьяна никогда не ложилась, пока не вернётся Игорь, находила в доме какую-то работу. Подавала ему ужин, готовила постель… и снова уходила из спальни. Сейчас Игорь упёрся ладонью в дверной косяк, смотрел устало, тяжёло, как Танюша собирает ему на стол. Оторвался от двери, подошёл к ней, обнял за плечи. Целовал её волосы, шею… Таня что-то испуганно говорила, а он поднял её на руки и понёс в спальню. Ему так хотелось раздевать её, – медленно, осторожно… а сейчас он почти сорвал её домашнюю блузку, расстегнул лифчик… В молчаливой, равнодушной покорности она обнимала его спину… а потом приложила ладошку к его повлажневшему лбу, неслышно вздохнула. Из спальни в эту ночь не ушла, а Игорь чуть ли не до рассвета курил у приоткрытого окна…
А в октябре у Танюши на работе выдался свободный день… И у Игоря – ночное дежурство. Татьяна вдруг смело предложила:
- Сходим в Терновую балку! Я всегда наливку терновую делала… И первые заморозки уже были, – как раз время тёрна набрать.
Танюша чуть покраснела, – и от своей смелости, и от внимательного взгляда мужа… А Игорь тоже вспыхнул:
- Конечно, пойдём!
Терновая балка прозрачно и мягко светилась в тихом кружении последних жёлтых листьев. Пьянил запах высохшего донника. Таня протянула Игорю ладони с примятыми ягодами тёрна. Он склонился к её ладоням, губами взял ягоды. Их терпкая, неожиданная сладость совсем вскружила Игорю голову. И Танюшины губы хранили терпковато-сладкий вкус тёрна…
Как школьники, сбежавшие с урока, целовались они в стогу сена, едва уловимо пахнущего клевером,– у деда Матвея Агашина никак не доходили руки перевезти стожок в край огорода, так и стоял с лета в затишье, на краю Терновой балки… Стеснялись дня, – такого светлого… Неожиданной и желанной нежности стеснялись, – будто случилось всё впервые, будто не было равнодушной Танюшиной покорности, от которой у Игоря стыло сердце, и он курил у окна, пока робкой предвестницей рассвета не появлялась над шахтным копром светлая полоса…
А дома – отчаянный мальчишеский взгляд: вТаниных волосах – высохший цветок лугового клевера… Гулко хлопнула дверь, – Ромка выскочил из дому… В Татьяниных глазах всколыхнулась жалкая, виноватая растерянность. Игорь поднял руку:
- Я сам.
Мальчишка сидел в конце огорода, – прямо на земле. Ладонью ожесточённо сбивал увядшие бледно-розовые головки чертополоха. Плечи Ромкины вздрагивали. Игорь присел рядом, обнял мальчишку. Затаил дыхание, боясь вспугнуть радость: Ромка притих, молча прикусывал сухой стебелёк…
- Роман, давай поговорим. Мы с мамой…
Мальчишка яростно вырвался. Глаза его были сухие, но неизбывного горя в них – через край:
- Вы!.. Она!.. Она отца предала… Бросила его! Дом наш бросила, – из-за Вас! И я… я уйду! Домой уйду!
Таня прятала заплаканные глаза. В неясной тревоге отправился Игорь на дежурство. До рассвета считал каждую минуту. Ночь оказалась тихой, – ни одного вызова. Наверное, поэтому была бесконечной, какой-то безразлично-застывшей… А когда вернулся домой, Татьяны с Ромкой не было.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»