С утра Авинов пошёл записываться в бюро Добровольческой армии. У
дома на Барочной стоял на часах молодой офицер, тискавший винтовку.
– Сейчас доложу караульному начальнику, – сказал он, скрываясь в
дверях.
Вскоре лопоухий кадет, куда моложе часового, провёл Кирилла наверх,
в маленькую комнату, окнами выходившую в вишнёвый садик. В комнате
имелись два огромнейших шкафа, забитых бумагами, и парочка не менее
громадных столов. За одним корпела женщинапрапорщик, строча записи, а
за другим восседал лощёный подпоручик. Вероятно, в фуражке он
выглядел бы орлом, а без неё отсвечивал блестящей плешью.
Перед столом стоял, вытянувшись в струнку, юнец в гимназической
форме – в серой шинели, в фуражке с ученической кокардой из двух
скрещенных ветвей.
– Мне уже шестнадцать! – доказывал он дрожащим голосом. – Хочу
умереть за единую и неделимую великую Россию! Шестнадцать мне!
Клянусь вам! Семнадцатый пошёл!
– А на вид и четырнадцати не дашь, – улыбнулась прапорщица.
Тут кандидат в добровольцы расплакался и выбежал вон. Женщина
вздохнула.
– Кирилл Антонович Авинов… – проговорил подпоручик, поглядывая
в поданные документы. – Поступая в нашу армию, вы должны прежде
всего помнить, что это не какаянибудь рабочекрестьянская армия, а
офицерская. Кто вас может рекомендовать?
– Многие, – пожал плечами Кирилл.
– Я, например, – послышался голос от дверей, и подпоручик с
прапорщицей мгновенно вскочили по стойке «смирно».
В дверях стоял Корнилов, одетый в потёртый пиджак, чёрный в
полоску. Костюмчик на Верховном сидел мешковато, да ещё и галстук был
повязан криво. Брюки заправлены в высокие сапоги – ни дать ни взять
приказчик мелкий.
– Рекомендую, – сказал Лавр Георгиевич.
– Так точно, ваше высокопревосходительство! – отчеканил
подпоручик.
Дав подписку прослужить четыре месяца, беспрекословно повинуясь
командованию, Авинов вышел на лестничную площадку – и нос к носу
столкнулся с Керенским! Да, это был он, незадачливый диктатор,
избранник толпы, проболтавший Россию.
– Этот Богаевский
просто несносен! – возмущался Александр
Фёдорович, жалуясь Кириллу. – Представьте себе, офицер, он меня не
принял! Меня! И Каледин отказал от дома…
– И правильно сделал, – холодно сказал Авинов.
– Только железной властью суровых условий военной
необходимости, – вдохновился Керенский, – и самоотверженным порывом
самого народа может быть восстановлена грозная государственная мощь,
которая очистит родную землю от неприятеля и…
Договорить он не успел – Кирилл ударил его сапогом в колено и тут же
врезал кулаком по челюсти, испытывая при этом сильнейшее наслаждение.
Диктатор скатился по лестнице. Перешагнув через мычавшего Александра
Фёдоровича, Авинов покинул бюро.