Как помочь детям в проявлении своих желаний, как сделать, чтобы они оказались окружены заботой и вниманием, - читайте в интервью с директором Свято-Софийского социального дома Светланой Бабинцевой.
История появления православной службы помощи «Милосердие» началась в 1991 году, когда Патриарх Алексий II благословил создание Свято-Димитриевского сестричества — общины сестер милосердия. Сейчас, спустя почти 30 лет, служба помощи объединяет 26 проектов в Москве и Московской области, цель которых — помогать самым обездоленным и попавшим в трудное положение людям: старикам, инвалидам, беременным женщинам, детям-сиротам.
Свято-Софийский социальный дом — один из уникальных проектов службы, потому что он собрал инвалидов с тяжелыми нарушениями в развитии, которые, в отличие от детских домов, могут проживать там в любом возрасте, в том числе и после достижения 18 лет. 2 марта «домик», как ласково называют его сотрудники и воспитанники, отмечает свой день рождения. Накануне этого праздника нам удалось побеседовать с его директором Светланой Бабинцевой, стоявшей у истоков проекта, которая в свои 35 лет является истинным примером исполнения евангельской заповеди о любви к людям через служение и ношение тягот ближнего.
В: Светлана, вы совсем молодая женщина, но на ваших хрупких плечах уже сейчас лежит большая ответственность за судьбы 23 беззащитных людей, страдающих тяжелыми заболеваниями. Расскажите, пожалуйста, о вашем пути в мир благотворительности и социального служения.
О: Вот уже 10 лет я работаю при службе помощи «Милосердие». Началось все в 2010 году с волонтерства: было свободное время, и хотелось его использовать на что-то нужное людям. Вскоре я узнала, что есть Свято-Димитриевское училище сестер милосердия, и я попыталась пройти там собеседование. На тот момент владыка Пантелеимон (Шатов), будучи еще отцом Аркадием, лично проводил собеседования. Я была человеком достаточно светским, только начинала воцерковляться, и, конечно, собеседование происходило в необычной для меня манере. Когда оно закончилось, у меня возникло полное ощущение, что, ответив на все вопросы: «Нет, простите, не знаю», — я имела мало шансов попасть на патронажные курсы. Всю дорогу домой мне было о чем подумать, и я успела свыкнуться с мыслью, что меня не возьмут. Ожидая ответа, я твердила себе, что не подхожу этим святым людям. Но через три недели раздался заветный звонок, и меня неожиданно пригласили на первое занятие.
Так началась моя история, связанная именно с детьми с особенностями в развитии.
Как для многих людей, раньше для меня таких детей не существовало: я просто никогда их не видела, не слышала и не интересовалась этой темой.
Распределение на стажировку сестер милосердия было автоматическое, и я попала в государственный детский дом для детей с особенностями в развитии. На тот момент на 30 малышей приходилось две нянечки, которые преимущественно занимались хозяйственной работой, и лишь к концу года появился первый воспитатель, один на группу. До этого штатное расписание вообще не предполагало присутствия специалистов, обеспечивающих какой-то образовательный процесс для ребят. Других специалистов, таких как дефектологи, нейропсихологи, в государственных детских домах, к сожалению, до сих пор не хватает.
Пять лет я провела в интернате как сотрудник службы помощи «Милосердие». За это время стало очевидно, что какой бы ресурс ни вкладывался внутри государственной системы, он водой льется в песок. Рук не хватало, прогресс в развитии был минимальным, а самое печальное, что после окончания интерната детей переводили в психоневрологический интернат (ПНИ), условия пребывания в котором были еще хуже, и дети, требующие серьезного ухода, подчас не выдерживали пребывания там и уходили из жизни спустя несколько месяцев после перевода. Именно поэтому многие сотрудники государственной системы рассуждали так: «Зачем так сильно вкладываться в них, если по достижении 18 лет их переведут в ПНИ, в кото- ром долго они не протянут?» И, как им казалось, рассуждали они вполне логично, но мое сердце разрывалось. Я стала думать, что делать дальше. Как помочь тем воспитанникам, к которым я всей душой привязалась. Начала регулярно ходить к владыке и говорить, что я больше так не могу, что я либо совсем уйду из сферы благотворительности, либо сниму квартиру и оформлю на ребят гостевой режим. И в самый тяжелый, кризисный для меня момент накануне нового 2015 года я действительно активно занялась поисками в интернете вариантов съема трехкомнатной квартиры, чтобы остаться вместе с теми выпускниками интерната, за жизнь и развитие которых я переживала. Вспоминая свое тогдашнее состояние, я до сих пор считаю чудом появление Свято-Софийского социального дома. Чувствуя полное бессилие перед проблемами, которые никак не решались еще в декабре 2014, я ощутила несказанную радость, потому что уже в марте 2015 года осуществился перевоз детей в новый социальный дом, в котором они могут жить в любом возрасте, в том числе и после 18 лет.
В: Откуда появилась такая перспектива: перевезти детей в негосударственный детский дом?
О: Произошло следующее. Свято-Софийский детский дом существовал в рамках православной службы помощи «Милосердие» с 1993 года, принимая детей без выраженных нарушений в развитии. Потихоньку в Москве при государственной поддержке детей без особенностей в развитии стали активно разбирать в приемные семьи, и в какой-то момент на большой детский дом осталось всего три семнадцатилетних воспитанника, что, учитывая распределение ресурсов, экономически неэффективно. И владыка решил, что готов нам этот дом предложить, и он просто спросил: «Поедете?» И я, подумав или, наоборот, не подумав, сказала, что поедем.
В: Как так получилось, что из обычной сестры милосердия вы стали директором детского, а потом и социального дома?
О: До нашего переезда у Свято-Софийского детского дома был директор, который по законодательству являлся законным представителем тех трех ребят, что там находились. И так случилось, что ему пришлось столкнуться с большими рисками, связанными со здоровьем одного из воспитанников, и, получив негативный опыт, он не захотел брать на себя ответственность за 20 незнакомых детей с тяжелыми проблемами со здоровьем и уволился. На мой взгляд, он поступил по совести, и я ему благодарна и по сей день, потому что, когда начинаешь заниматься тем, что тебе не нравится, то и себе жизнь портишь, и окружающим. После этого владыка сказал, что искать со стороны человека, способного взять на себя ответственность за 20 детей с тяжелой формой ДЦП — это безумие, и назначил директором меня, что было в той ситуации вполне логично.
За двое суток до переезда ребят мы набрали 40 человек персонала, и 2 марта 2015 года в Свято-Софийский дом переехали воспитанники из государственного детского дома. Большинство из тех людей, кого мы взяли на работу в тот день, оказались самыми подходящими и остались с нами на долгие годы. В дальнейшем мы перевели наш домик из категории детских домов в социальные с тем, чтобы дети старше 18 лет могли оставаться с нами.
На Рождество 2016 года к нам приезжал Патриарх, и это был последний раз, когда я надевала плат сестры милосердия. После этого я уже стала ходить на работу в светской одежде, потому что мне, как директору, приходится много взаимодействовать с государственными и просто светскими структурами, и в светской одежде я более понятна этим людям.
В: Как ваши близкие относились к вашему служению в самом начале вашего пути и как относятся сейчас?
О: Сестрой милосердия я стала в 25 лет, к этому моменту я уже давно жила отдельно от родителей и была полностью самостоятельным человеком. Из родного Волгограда уехала сразу после 11 класса, поступив в театральный университет. По первому образованию я актриса, затем, уже живя в Москве, получила второе высшее образование по специальности менеджмент организации. Так что лет с 17 родители уже перестали меня регулярно видеть, поэтому для них это не было шоком.
Еще интереснее сложилась ситуация в моей собственной семье: с моим супругом мы познакомились как раз в том самом государственном интернате, где я начинала свой путь социального служения. Он был заведующим отделением в этом интернате и ушел оттуда несколькими месяцами раньше по идейным соображениям, упершись, как и мы, в потолок государственной системы. Когда у нас разрешилась ситуация с переводом детей в Свято-Софийский детский дом, я предложила ему прийти к нам, и он стал подрабатывать у нас врачом. Мы стали общаться, и уже в ноябре 2016 года владыка благословил нас на венчание. Поэтому волей обстоятельств муж не просто поддерживает меня, но и сам активно участвует в жизни нашего домика.
В 2018 году у нас родилась дочка, и случился момент, когда я очень переживала, что будет с домиком, если я не смогу уделять достаточно времени своей работе. Но и здесь Господь устроил все чудесным образом: Вера, моя дочка, уже с полугода ездила со мной на работу и очень привязалась к женщине, которая мыла у нас посуду. Мы договорились с этой женщиной, и она стала сидеть с Верой, пока я там работаю. Сейчас дочка очень подружилась с некоторыми ребятами, для нее они пока не особенные. И это очень интересный опыт настоящей инклюзии, потому что, познакомившись с особенными ребятками в этом возрасте, дети в дальнейшем не испытывают к ним неприязни и отторжения, как это обычно бывает.
В: Вы создали максимально благоприятные условия для развития детей, но все-таки, как вы считаете, может ли детский дом заменить им семью?
О: Действительно, дети у нас в детском доме очень меняются, они раскрываются, раскрепощаются и становятся обычными шаловливыми мальчиками и девочками. Они начинают понимать себя, и это видно невооруженным глазом.
Но детский дом, какой бы хороший он ни был, заменить семью не может, поэтому, когда предоставляется возможность, мы стремимся передавать детей в семьи, поддерживая их, насколько это возможно. Мы стараемся дать понять родителям, что мы всегда рядом и протянем руку помощи в любой ситуации.
В среднем в семьи мы передаем одного ребенка в год. Всего за время нашего существования в семьи было передано семь детей. Некоторые дети в семьях компенсируются и начинают при минимальной поддержке существовать самостоятельно.
В: А какие качества нужны человеку, чтобы начать заниматься социальным служением и не бросить начатое, и какие критерии у вас при приеме людей на работу?
О: Я сама на протяжении этих шести лет после нашего переезда беседую с соискателями, и поняла, что одно из главных качеств, необходимых в работе с особенными детьми, — чуткость. Ее бывает сложно вытащить из человека на собеседовании, но по каким-то кейсам, спрашивая, как человек поведет себя в той или иной ситуации, можно все-таки оценить, сможет ли он установить тесный контакт с нашими детьми, многие из которых не умеют говорить.
В государственной системе при том соотношении персонала, о котором я говорила в начале, нет возможности устанавливать контакт с детьми, даже если у сотрудников есть это желание. Мы сейчас вышли на соотношение два ребенка на одного воспитателя, и это позволяет подходить к каждому воспитаннику индивидуально, учитывать его потребности. Ведь если с человеком не контактировать, то у него вообще исчезает стремление проявлять свои желания, а затем и вовсе пропадает понимание этих желаний. Это история про то, что меня не слышали, и мне теперь не надо разговаривать с этим миром. Поэтому одна из задач, которая стоит перед нашими сотрудниками, — это мотивация детей к тому, чтобы они проявляли свои желания, и для этого, безусловно, нужна чуткость в подходе к каждому ребенку.
Владыка до сих пор ежемесячно приезжает к нам на службы, после которых устраивает общие собрания, дающие нам возможность не отойти от основополагающего принципа при работе с детьми с особенностями развития — воспринимать их как личности.
Я навсегда запомню слова, однажды произнесенные владыкой: «Господь создал этот мир для радости, и нужно, чтобы у этих детей она тоже была».
Многие из нас держатся на этих словах, и при таком отношении у персонала нет другого варианта, как устанавливать контакт и узнавать желания детей, а не просто механически выполнять свою работу.
Источник: журнал "Гордость нации" 03/2021
Текст: Ника Кашекова
Фото: из личного архива С.Бабинцевой
#интервью #судьба человека #помощь людям #общество #детский дом