Олимпия жила одна. Не в городе, а, как сама же говорила, на природе. Олимпией её назвали папа с мамой в честь Олимпиады. Хотела одно время поменять, но попривыкла. Как живы были, с ними и жила. На общей площади аж в целых двадцать метров! И соседи... Как говорится, мы не на Луне! А в коммуналке. Обещали расселить. Но годы шли… Олимпия за эти годы стала фельдшером, но в коммуналке так ей надоело (замуж не случилось...). И женщина, когда родителей не стало, прикинув "за" и "против", поменялась на периферию. В хороший крепкий дом, с сараями, колодцем!
И с работой. Как раз поблизости от города, но в относительной глуши. Отбарабанив год, затосковал и убежал, молоденький специалист. И это оказалось кстати. От трассы в сторону всего-то пять каких-то километров, - и такая глухомань! Автобус ходит. Правда, он по трассе, мимо, но ведь ходит! А пять-то километров до села – так это тьфу!.. И - глухомань: чужой сюда нечаянно не забежит, опять же, хорошо.
А работа. В сравнении со «скорой…» на которой накаталась, просто рай. Назначили её одну на три села. А в сёлах этих. Как в известной песне: "Три девки, один я..." - одни пенсионеры. До одного села три километра, до другого - два. А посредине гвоздик, - стало быть, она. Ни огнестрелов тут тебе, ни поножовщины, ни драк. С пенсионерами – им что: давление измерить, да послушать про их внуков. Да выдать тем, кто умер, справку (тем, кто умер).
В одно она село сегодня, - а в другое - завтра. На третий день по месту, где живёт. На лето для мобильности ей выдали служебный велик. На зиму - лыжи. Но - пока! Пообещали, - будут фонды, и тогда… Тогда хоть снегоход. Но обещали твёрдо. И однажды…
Ровнёхонько под самый Новый год! Случилось. Как положено, шёл снег. Довольная Олимпия неспешно возвращаясь с патронажа, подходила к дому.
Довольной же она была по той простой причине, что в данный исторический момент все старики были живее всех живых. Решили с умираньем отложить. До следующего года. Всего неделю ждать, а людям любопытно! Какая в Новом-то году наступит жизнь? А вдруг – прибавка? Но уже не им. А пропустить такое дело не хотелось. Так что! Пообещали твёрдо фельдшерице планку не ронять, отчётности не портить. Ах, если б всё зависело от них!
Но вот случилось. К калитке подошла, а рядом, возле - нечто. Уже слегка покрытый снегом, и не шевелясь.
Лежал мужик. Видать, хотел войти, но не хватило сил. Молчал. Возможно, от рожденья молчалив, но в данном случае молчал по бессознательной причине.
Но был жив! Что было хорошо. Ведь чья-то смерть на вверенном участке для фельдшера большая неприятность, - но мужик был жив!
А снег по-новогоднему всё падал, падал. Мелькнуло в голове, как хорошо, что с патронажа до темна вернулась, по тёмному бы точно не дошла, дорогу заметёт. А мужика, раз жив, придётся пока в дом.
Такая вот она была. И мужиков Олимпия по жизни не боялась, работая на "скорой..." повидала разных. Да и то, что замуж не случилось – это тоже, наложилось. Так что, к сорока её годам мужик обычный, рядовой, в глазах Олимпии стал как бы мебелью, предметом обихода. Которая нужна, и без которой неудобно. Но в то же время без которой можно обойтись. И тут!
Тут, хочешь или нет, но этим нищебродом ей придётся заниматься! Пришлось вовнутрь волочь, таким бомжара оказался плотным! И, не теряя времени, покуда в самом деле «не отъехал» (а нам надо?..), стала раздевать.
На вид пятидесяти лет. На взгляд ухожен, но не брит. Ни паспорта, ни телефона, ни часов. Но вещи - не обноски. Хотя при нынешнем раскладе жизни на помойке приодеться можно.
И не наш. Не деревенский, пришлый. Все местные по долгу службы у неё вот тут, все переписаны в журнале. Но не обморожен. Немного побелели щёки, уши, руки. Решил возле калитки околеть? Вот будет по деревне смеху – у фельдшерицы на пороге умер человек!
Сенсации не будет, первым делом – растереть. И спереди, (простите за подробность), а затем и сзади. Растереть!..
Ага, похоже, отогрелся, так и пышет. Пышет неспроста, похоже, «наезжает» пневмония, надо что-то делать.
Но всё это Олимпия – с собой… Мужик не отвечал – температура 38… Но живой! До завтра не помрёт, она ему не даст (а в ночь его – куда?..), а утром поскорее его в город, всё на той же «скорой…»
Которая вначале к ним должна из города прийти! Возможно, что до завтра снег и перестанет, «скорая» придёт. Но это завтра, а сейчас. Сейчас же – что-нибудь самой поесть и спать. А пациент, надеюсь, за ночь не сбежит.
Но не срослось. Погода. Разошлась. Как с вечера метелить стало, так теперь до них никак. Ей тоже позвонили! Что – не могут! Не пробиться! У них тут, к сожалению, не тундра, вездеходов нет. Придётся обождать, не роды… К тому же, и она: как медработник, меры примет. Так что!..
А мужик. Как слышит, что за ним сегодня не приедут – он лежит. Не мечется, таблетки выпил, спит. Внутрях, конечно, хрип, но дышит ровно.
А снег валил, а снег валил! Как в самый распоследний раз. Уже который день. Но мужичок не умер, а напротив. На минуточку очнулся, извинился. Объявил себя Иваном (хорошо, хоть не Альбертом, словно в сериале, получилось бы смешно), и опять "ушёл". Но не во бред, а в сон. Что очень хорошо. Стал потихоньку есть. Не кочевряжился, и, слава Богу, ночью не храпел.
А пневмония – что… А может, не она. Короче, разберёмся, время движет на поправку. А – молчит? Пускай молчит. Олимпии уже давно так славно не молчалось. До этого молчала всё одна, а тут. Какая-никакая рядом, а душа. А чтобы не метался, чтобы был в покое. Она ему иной раз - о себе – присядет рядом. День за днём. Которая, не скажешь, чтобы очень удалась! Но и не скажешь, что и - нет. На людях, слава Богу, люди уважают. Начальство обещало снегоход.
А в промежутках бегала в медпункт. Как на иголках сидючи, вела приём. И поскорей домой. А мужика особо не пытала: и зачем? Спросила только, ненароком не убивец? Ответил - нет, и в том ему спасибо. А то, что не звонит и о себе во внешний мир не сообщает - он же бомж, какие могут у бомжа вопросы? Перестирала всё, погладила ему. Сказал "благодарю". По-русски, вроде, - и как будто не по-русски. Вскоре начал подниматься. Протопила баню, баня в этом деле!.. Да и Новый год. В него вступать немытым как-то не с руки. Сходил, хлестался целый час - не мылся, а хлестался! Только спину… Ему тереть никто не собирался, пусть уж это - сам!
Сама сходила, косточки погрела. Не боялась. И не потому!.. А просто страшно не было. И всё.
А дальше – Новый год. За стол! Уселись оба, позвала. Одной сидеть, когда повсюду общий праздник – насиделась! И о себе, глядишь, под рюмочку расскажет. Не век же ему тут, куда-то его надо...
Не отказался, сел. Опять - «благодарю…»
А время – щёлк, да щёлк!.. Уже по телевизору толкует президент. Итоги подбивает и зовёт! Уже налиты через край бокалы, и прозвякали куранты! Закусили.
И потом Иван (с Шампанским, кстати, разобрался весьма ловко). Под действием спиртного, не иначе. Он о своей судьбине рассказал. Сказал, что паспорт есть. Но он в других штанах. Что не женат! А что касается одёжки – это неудачный маскарад.
Нет, падать у её калитки в его планы не входило. Хотя теперь он очень рад! Что ноги занесли. А дело в том.
У них с друзьями тут неподалёку база отдыха, они туда с работы заскочили. Посидели, отдохнули. И принялись шутить, что ныне без машины – никуда, пожалуй, без машины не дойдут до туалета. Дружно посмеялись. А Иван! – Не надо было пить последнюю, не надо! - Сказал, что он и без машины… Хоть сейчас! Вот выбрось посредине поля – и дойдёт. Куда укажут. Он когда-то!.. Он и в пятьдесят!..
Поспорили, оделся, выбросили в поле. Скорее, ради смеха, чтобы от Ивана отвязаться. Привстряло, что он - может и докажет!.. А там до базы да по полю километра два, недалеко. Ну, отвезли. Чтобы проветрился, остыл. Чтобы не вызвонил машину, отобрали телефон. А как же! Похвастался – иди. Устроили слегка на выживание проверку!
А не подумали, что то «недалеко» - это когда на вездеходе типа «Джип». Когда пешком – совсем другое дело. А когда и снег! А перед этим ты немножко выпил. Он представляет, как они тот снег сегодня носом роют! Шутка удалась. Ведь если он исчезнет!.. Короче, шутники с работы автоматом полетят.
А он пошёл, а ничего не видно!.. В общем, промахнулся. Ещё точнее – повернул не к базе, а назад. И шёл, и шёл! Пока не очутился под калиткой у такой!.. Чему он, повторяю, даже очень рад. Ну, в общем, очутился под её калиткой.
И ещё… Он завтра уезжает.
Он не хочет! Но – дела. Недельку повалялся, отдохнул. Уж очень ему было хорошо, как съездил в детство. Вот он на кровати, рядом мама! Ему такими же словами что-то говорит. А он лежит, ему не в школу, он болеет! И можно, сколько хочешь, не вставать…
Сейчас ни мамы – мамы нет - село перенесли. И, - только не смеяться! Он работает банкиром.
И начал напоследок прямо приставать! Не в смысле - в этом... А совсем, совсем напротив - начал звать Олимпиаду замуж! За него...
Конечно, она может отказаться! Но он бы не хотел, ужасно не хотел. Во-первых! Да и во-вторых. Такую женщину он больше никогда не встретит, но не в этом дело! Он сам не знает, - в чём, ему за пятьдесят… Но ведь бывает и гораздо хуже, и живут!
А жить… Уехать не захочет - будем здесь. Тем более, что крыша не течёт, колодец - и вообще... А на работу будет ездить на машине.
…Говорит и говорит! А ты сиди и думай. Крыша не течёт. И это плюс. Обратно же, колодец, баня... А то, что нету мужика - так он ведь – вот! Сам просится, готов и в примаки... Он хочет с ней…
А что "за пятьдесят" - так ей самой... Немножко, но за сорок, что себе-то врать. Да и банкиры, оказалось, тоже люди.
Обещал дорогу! От трассы (чтобы не по грязи... пять-то километров) обещал асфальт. А самое смешное, если отказать, - уедет, и тогда!..
Тогда она, как дальше, и уже не знает… Представить даже страшно, - как она!..
Конечно, поломалась. А без этого никак. Помучить мужика - святое дело. Конечно, две минутки сомневалась. Но в конце решила, что куковать одной, как ни крути, не сахар.
И Олимпиада согласилась. А как она могла иначе – Новый год!..