"Я закрываю глаза и думаю об Англии", - именно эту фразу ошибочно приписывают королеве Виктории. Приходится признать - в нашем воображении викторианцы предстают застегнутыми на все пуговицы снобами, которые краснели при упоминании нижнего белья, не говоря уже о более неприличных материях. Тем не менее, англичане XIX века не просто вели активную личную жизнь, но вели ее с удовольствием, пусть и негласно.
"Дабы избежать возможных недоразумений, я спешу напомнить читателю, что считаю проституцию неизбежной спутницей цивилизованных и, в особенности, многонаселенных обществ" , - так в середине XIX века писал доктор Уильям Эктон в своем труде "Моральные, социальные и санитарные аспекты проституции".
С одной стороны, это была весьма распространенная точка зрения в XIX веке. В конце-концов где еще джентельмену искать развлечений? Не к приличным же девушкам обращаться. С другой - христиане-евангелики рассматривали продажных дев едва ли не происками Сатаны. Подобные вещи, по их мнению, расшатывали моральные устои общества толкая его в пучину разврата.
Девушек торгующих собой на улице и впрямь было в избытке. Вечерние улицы Лондона были, в буквальном смысле, запружены ими. Американский турист, посетивший Лондон в 1860-х, писал, что, пока он шел от Хеймаркета к отелю на Стрэнде, к нему пристали 17 раз!
Однако точной информации о том, как много девушек занимались этой профессией не было.
По одним данным в 1790-х годах в Лондоне насчитывалось 50 тыс. гулящих женщин, по данным епископа Эксетерского в начале XIX века их число достигло 80 тыс., а порою цитируют и совсем уж запредельную цифру - 220 тыс. в 1860-х (более 7 % городского населения). Но если учесть, что в проститутки записывали вообще всех женщин, которые лично общались с мужчинами вне брака, пусть и с постоянным партнером, высокая статистика отчасти проясняется.
На то чтобы пойти на улицу женщин толкало в основном безденежье, а кто-то рассчитывали хоть на какую-то независимость. Девушки мечтали о легких деньгах и хорошей жизни. Редким девицам действительно удавалось пробиться наверх, но это, скорее, были исключения. Большинство же обслуживал клиентов в грязных закоулках прямо у стен. Такие получали гроши которых едва хватало на кров и еду. Заработки зависели от места работы и "качества товара". Кто-то работал в порту, так называемые "моряцкие жены", кто-то снимал комнату, кто-то работал в веселых домах. Экономным удавалось отложить деньги на собственное небольшое дело, но такие случаи были скорее исключением из правил.
С хозяйками дома призрения считалась даже полиция.
Взять, хотя бы, Мэри Джеффрис, содержательницу четырех дорогих домов на улице Черч-стрит, а также заведения для флагеллянтов "Розовый коттедж". Она откупалась от полиции обильными взятками и все было в порядке, пока мадам не привлекла внимание сыщика Джеремайи Минахана. Тот оказался человеком чести и когда Мэри предложила ему взятку, Минахана донес на нее начальству, чем весьма позабавил всех в участке. Но сыщик не сдался и вскоре принес на миссис Джеффрис полное досье, чем не на шутку разозлил свое начальство. За самоуправство его понизили в должности. В знак протеста тот ушел из полиции и переметнулся в лагерь борцов с проституцией. Там он, наконец, обрел поддержку. Собранных им материалов хватило, чтобы обвинить мадам в нарушении общественного порядка и подать на нее в суд.
Особую пикантность делу придавал тот факт, что среди клиентов миссис Джеффрис был принц Уэльский, будущий король Эдуард VII. Затаив дыхание, евангелики ждали процесс. Но по совету адвоката миссис Джеффрис признала себя виновной. В подобном случае судья не давал слово свидетелям, а сразу же выносил приговор. Штраф в размере 200 фунтов едва ли обременил богатую мадам. Свидетели же, которым было о чем рассказать, ушли с суда, скрежеща зубами.
