Лифт остановился не на лестничной клетке, а на сцене старого театра. Мощенный скрипучими досками полукруг, тяжелые запыленные занавеси, а в глубине – непроглядная темнота, только чуть освещены софитами первые ряды кресел. Маричка робко сделала шаг из лифта, тот предусмотрительно остался открытым.
– Ну и куда ты меня притащил? – прошептала Маричка и сделала еще один шаг.
Доски под ногой неприятно пружинили, как будто ступаешь не на пол, а на кочку посреди болота. Закулисье пряталось в тени, такой густой, что в ней можно было выпачкать пальцы. Пахло пылью и подпаленным шифоном
(однажды Маричка передержала утюг на весеннем платке). Вокруг никого. Ни звука. Маричка вгляделась в зал.
– А вот и-и-и девочка! – прокричал кто-то прямо над ухом так громко, что Маричка отшатнулась и чуть не упала.
Над ней возвышался огромный тощий человек в сером. Он был таким высоким, что лоб уже сложно было разглядеть, глаза – две крохотные точки, прорезь рта то укладывалась в острую ухмылку, то расползалась в удивленно-восхищенный овал, запястья чрезмерно длинных рук походили на пауков, беспрестанно двигающих лапками в невесомости паутины. Серый костюм с алыми проблесками пайеток украшал несовременный плащ под стать цирковому фокуснику. Маричка подозрительно прищурилась, медленно стянула с плеч рюкзак и выставила его впереди себя наподобие щита.