Отчёт о чтении «Архива Шульца» (2021) Паперного я начал с 14-й страницы романа, со слов: «Он вдруг отчетливо увидел сползающее по кирпичной стене изуродованное пытками тело дяди Левы, когда его расстреливали в киевском подвале в 1938 году».
Мне вдруг захотелось прикинуть, не напускает ли автор злопыхательства на советскую эпоху. Подозрение, что напускает, могло б подтвердиться, если б я поймал автора на привирании (роман, хоть и биографический, всё же он есть роман, то есть автор имеет право на выдумку, но…). И я стал заниматься этой нелитературоведческой попыткой. И что нашёл? Что не дядя автору был Лев Паперный, а двоюродный дед, и что вряд ли пытали, потому что «Следствие проводится ускоренно и в упрощенном порядке» (Приказ НКВД от 30.07.1937 № 00447 https://ru.wikisource.org/wiki/%D0%9F%D1%80%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D0%B7_%D0%9D%D0%9A%D0%92%D0%94_%D0%BE%D1%82_30.07.1937_%E2%84%96_00447). – В общем, не без антисоветской неправды будет повествование.
Хуже другое: раз есть политическая тенденциозность, то мыслимо ли ждать художественности?
Тут мне всегда приходится делать отступление и объяснять, что для меня художественность есть наличие текстовых странностей для времени создания вещи, указывающих на подсознательный идеал автора. Без этого вещь есть произведение прикладного искусства (призванная усилить в общем-то знаемые переживания, например, ненависти к сталинизму в свете возвращения РФ при Путине к госкапитализму, чем и был в СССР лжесоциализм). И ценность произведения прикладного искусства может иметь только эстетическую, а не художественную. – Ну вот такой я странный.
Выходит, художественности ждать нечего. Но – вдруг… Ведь прорвалась же книга в финал конкурса «Большая книга 2021». Невольно-то люди, чувствуя в произведении есть ЧТО-ТО, словами невыразимое, оказывают ему предпочтение. Правда, для этого надо иметь художественный вкус. Так вдруг он у пропускающих в финал есть…
Так что – читаем, ждём странностей…
Подглава «Сестра»
Вот что такое эстетическая ценность? Это когда подсознание (только не подсознательный идеал) так хорошо потрудилось над выполнением сознательного замысла (какой ужас был СССР), что самые разные средства выразительности выражают это «фэ». – Все окружающие на улице после окончания войны – ранены и грязны. Все:
«…он попадал в чужой и страшный мир. Ездили на деревянных тележках безногие инвалиды, шлепали в валенках с калошами мрачные тетки в серых платках, громыхающий трамвай обгонял скрипучую телегу, запряженную покрытой инеем лошадью.
– Я не люблю тёть в платочках, – шепнул он маме.
– Я тоже хожу в платочке, – улыбнулась она.
Он попытался ей объяснить разницу, но подходящих слов у него не нашлось. Мама была молодая и красивая. Тетки, инвалиды и телеги были старые и грязные. Они принадлежали миру, которого не должно было быть».
Это не перегиб, а детский максимализм. И хороший образ расколотости страны на верх и низ.
Что это неправда, - ибо даже и лжесоциализм был всё же социализмом, то есть строем социально неконтрастным сравнительно с капитализмом, - то другое дело.
Эстетика же – налицо. Какой подбор слов с негативной аурой: «чужой», «страшный», «безногие», «шлепали», «мрачные», «серых», «скрипучую», «старые», «грязные».
Так же эффектно продемонстрировано взаимонепонимание поколений – одно и то же слово «платочек» применяет мать и сын, а – как землянин с инопланетянином…
Глава «Бах. «Каприччо на отъезд возлюбленного брата»»
Надо загадать: будет ли третье упоминание расстрела дяди Лёвы…
Дело в том, что только что была глава про семейную идиллию сцены деда с внуками. И кончил её автор… этим расстрелом. В смысле – надо ж не расслабляться, что речь в романе о советских безобразиях. – Я и подумал, что идиллическое может ещё повториться и надо будет не удивиться, если и туда будет всунут этот расстрел.
Подглава «UHER»
Духовная высота «я»-повествователя – шапка с головы падает. Совершенно запросто в следующей главе используются имена: Палестрины, Шёнберга, Малера, Мэпплторпа, шубертовской Heilige Nacht (без сноски-перевода), и тоже – с California King size.
Последнее оказалось названием размера матраца. Предпоследнее по гуглопереводу – «Святая ночь». Нашёл, включил – никогда не слышал. Поясняющая сноска дана только для Мэпплторпа – «американский художник, известный своими гомоэротическими фотографиями». И только краем уха я слышал имя Палестрина – «итальянский композитор, один из крупнейших полифонистов эпохи Ренессанса» (Википедия).
Так в отместку я отсылаю сюда по поводу слов: «копии стульев Татлина» – не однопорядковые величины: «Heilige Nacht» и «копии стульев Татлина». – Нечего забивать Мике баки.
Подглава «Дедушка Нолик»
В следующей главе, по поводу родства, в том числе с Землячкой, вставлено фальшивое число («120 тысяч») расстрелянных белогвардейцев.
У меня создаётся впечатление, что книга создавалась для тихой сапой протаскивания антисоветчины в общественное сознание большинства россиян. Дело в том, что прямое внедрение стало невозможно. По мнению издания «Алгоритм» книги деятелей несистемной оппозиции не продаются.
Перец главы: как ни силён был в России и СССР процесс ассимиляции евреев, на 100% он невозможен метафизически:
«– А у Бога есть имя? – спрашивает Джей. – Какое?
– Ну… ммм…
Дед шевелит губами. Джей смотрит на свой “Ухер”. Стрелка громкости не шевелится, звука нет».
Подглава «Гостья ниоткуда»
В очередной главе есть молниеносный обзор превращения Сталина из интернационалиста в антисемита. Оно-то да, Сталин был естественным антисемитом всегда, но зачем это вставлять в жизнеописание родственников, если снизу антисемитизм выглядел не государственной, а местной политикой, данью многовековой традиции?
Вообще мне эти поиски антисоветских блох надоели.
Подглава «Отец»
Вообще книга – цепь сладостных воспоминаний Шуши о былом. О маленькой жизни маленьких людей, бесполётных. И поскольку в каждом человеке есть мещанин, читать книгу как-то сладко. Мой дядя (человек с феноменальной памятью) такую же написал в конце жизни. Читаешь, как ручеёк бежит естественно. Умиротворение такое…
(Мне теперь что: название менять? Оно у меня пока: «Как в СССР жили и тужили».)
Вообще-то, с немещанской точки зрения, мещанская благодать, как раз и была предательством идеи коммунизма и первоисточником её краха в 1991 году. И теперь, у Паперного, она служит той морковкой, которая приведёт осла-Россию, наконец, к уничтожению страны. Сам Паперный так, наверно, даже и не думает. Но объективно это так. В системе обычного капитализма Россия не может быть страной, ибо она – периферия обычного капитализма, а та система есть зависимость от ядра, от Запада, то есть, что не ядро, то не страна, а в ядро Россия не будет принята никогда.
Подглава «Анька: снова Загорск»
Могу себя печально поздравить: ещё одни автор трактует ницшеанством то, что я для себя, чуть не единственного, называю недоницшеанством. То есть до философской глубины ницшеанства настоящего не дошёл ещё вот один человек. И с его неверной точки зрения Шуша и его сестра Джей, мол, ницшеанцы. То есть – по-моему – ультрамещане, считающие всех (просто мещан) недочеловеками: «Даниил Наумович был для них Übermensch». Супермен.
Подглава «Джей: дневник»
Как-то поразительно доходчиво о переживании этою Джей распада семьи родителей. Я уже знаю, что она покончила с собой чего-то там, но теперь видно, какая это хрупкая конструкция – её душа. «…колготение души…».
Ёкалэмэно, её в психбольницу увезли.
Глава вторая «Валя и Даня»
Я не знаю, зачем я читаю. В родственные связи персонажей я не вникаю. Полная каша. Умиротворяющая, ибо это воспоминания о давно бывшем. И я обалдело читаю по инерции – раз начал.
Антисоветские выпады редки и спокойны. Проверить, что ли, когда, вот, очередной выпад, что там со враньём? Например, такое:
«Михаил был его другом и покровителем. Потом дошел слух, что Михаил Каганович застрелился. В НКПС стали исчезать начальники. Ефим Павлович понял, что он следующий. Он знал, что происходит с “членами семьи изменника родины”, и решил спасти семью. Инсценируя несчастный случай, выбросился с балкона конструктивистского здания НКПС у Красных ворот».
На самом деле брат Кагановича (плохо работавший) «10 января 1940 года был освобождён от должности наркома и назначен директором авиационного «Завода № 124 имени Серго Орджоникидзе» в Казани. В феврале 1941 на XVIII конференции ВКП(б) был предупреждён, что если «не выполнит поручения партии и правительства, то будет выведен из состава ЦК и снят с руководящей работы».
Застрелился 1 июля 1941 года» (Википедия).
То есть уже после начала войны.
С другой стороны 17 октября 1938 (после кона массовых репрессий) издается приказ НКВД N 00689:
«3. Вопрос об аресте и репрессировании жен врагов народа решается в каждом отдельном случае начальником соответствующего органа НКВД, исходя из полученного агентурного материала, причастности их к контрреволюционной работе своих мужей, продолжительности совместного проживания и проч.
4. Пункт 36 оперативного приказа N 00486 об обязательности ареста жен врагов народа одновременно с мужьями - отменяется. Вопрос этот решается в соответствии с п.3 настоящего приказа» (https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/65736/#s27up).
То есть Паперный крепко наврал в данном случае. Я это, как прочёл, сразу почувствовал из общих соображений. Пришлось поискать: в интернете превалирует антисталинизм.
Но горе мне – чем я занимаюсь, обязав себя наблюдать за премией «Большая книга».
А тут… веер имён, которые я знаю… (а кто Шуша среди них, я не удосужился обратить внимание).
Этот Шуша витает в снах наяву. Видит забавный сон с Маяковским. Просто блеск, этот сон!
Глава третья «Сеньор»
Хм. Если это не выдумка, то сложнейшая психология у богемы. Жалко, что психологизм – совсем не интересен Паперному. Только внешние проявления чудаков. У Маяковского тоже была дичайшая жизнь втроём, но у Маяковского был вулкан в душе. И вулкан извергал произведения. А тут Шуша писал «претенциозные авангардные сочинения». И кроме этих трёх слов, ничего не показано (потом я дочитал до его стихов). А поверхностное жизнеописание продолжается, как и было, мещанским.
Нет. Не совсем так. Прорезается, что этот Шуша совершенно отвязанный тип самодостаточный. Свобода от.
Подглава «Алла»
Разные главы написаны от имени разных персонажей, и не факт, что указано, от чьего имени – надо угадать. А я вообще и не пытался запоминать всю эту массу персонажей. Но чтиво оказывается почему-то читабельным. Почему, не понятно. Возможно у меня просто пауза: не о чём писать. А чтение, как и писа`ть, - моё естественное состояние.
При всей пунктирности повествования и моей какой-то невключённости в него, до меня доходит, что у Шуши и негритянки Рикки будет ребёнок. А Шуша, понимаю, школьник ещё. – Пассаж. – Монтаж. Аборт, и Рикки вышла замуж за африканца, родила ему девочку и уедет в Африку. (А Алла как-то случайно пропала из внимания, и нету её.)
Гос-споди, до чего я опустился…
А. Ну да. А на фоне, рядом и вскользь – изысканная культурная жизнь (Бах, Феллини, абстрактные картины и т.д. и т.п.).
А премия «Большая книга» уже назначена. 1 место – "Филэллин" Леонида Юзефовича. – Паперный пролетел.
Подглава «Deep Рurple»
Секс Шуши и Рикки много лет спустя. Исключительный.
Я начинаю понимать, что исключительное – скрытый нерв всего повествования. Совсем не то, что у моего дяди. И ссылка на Маркеса. И, боюсь, зря. В моём разборе того такое резюме: «Надо быть традиционалистом в любви и сексе – роман написан как раз в противовес разворачивавшейся в мире сексуальной революции! По принципу: лечи подобное подобным».
Глава четвёртая «Заринэ»
Удивительно смачно описано, как плачет Заринэ, брошенная Шушей. (Умеет человек писать…)
Месть Заринэ с подвозившим шофёром… – Психологии в книге как не было, так и нет. Только секс, где про любовь или антилюбовь. Исключительность автора-не-идеалиста. То есть я подозреваю, что Паперный – недоницшеанец. Сверх-мещанин, презирающий просто мещан.
Хм, вот, кстати, КГБ-шник Сергей Иванович такой же. Он что говорит диссиденту?
«Вы… в дикой варварской стране. Вы попробуйте прочтите вашу блистательную лекцию о рыночной экономике работягам с "Уралмаша", знаете, что они с вами сделают? Здесь интеллигент находится между пьяным быдлом и начальством, тоже иногда пьяным. У интеллигента, не желающего эмигрировать (а вы, я знаю, не желаете), выход один - самому становиться начальством. В конечном счёте, мир делится на начальство и подчинённых. Если ты говоришь "а я ни то и ни другое, я в стороне", ты всё равно подчинённый. Вам очень хочется быть подчинённым».
Блеск! Какая яркая иллюстрация предсказания Троцкого, что номенклатура может переродиться и случится реставрация капитализма. (И какой я дурак, надеясь – тогда, когда происходит вот это действие романа – что наверху надоест это всё растущее враньё в условиях лжесоциализма, и там откажутся от вещизма и тоталитаризма и повернут к настоящему социализму {ежедневный рост самодеятельности за счёт потакающего государства вплоть до исчезновения этого государства, что означит наступление коммунизма}.)
Сперва лозунг «Догоним и перегоним США по мясу и молоку на душу населения!», а потом теория конвергенции капитализма и социализма. И пол КГБ – антисоветское.
Начальники – недоницшеанцы.
Всё это – рассказ о вербовке диссидента, персонажа Борода. И всё это до чёртиков актуально сейчас, в ожидании поворота РФ к госкапитализму, то есть к СССР, где, собственно, и был госкапитализм с социалистической маской. – Паперный – против этого поворота. Потому и принял участие в соревновании за премию «Большая книга».
То есть – произведение перед нами прикладного искусства. Всё – от сознания. У вас свобода слова – так читайте мою агитку против вас. – А как было б здорово, если б жюри его с самого начала отшило – за то, что не неприкладное искусство, нет ЧЕГО-ТО, словами невыразимого.
Подглава «Поход»
Тончайшие замечания Заринэ, какой Шуша, если объективно, нехороший. Образ автора как человека большого интеллекта.
Так. Опять секс с вывертами. Боюсь, не стало б это лейтмотивом.
Приключения пошли…
Мне вся книга стала напоминать не книгу дяди, написанную в хронологическом порядке о мещанской жизни его семьи, а мою собственную, «Необычное серого». Я там выставил себя недоницшеанцем, т.е. мещанином исключительным. (Я тогда ждал скорой смерти, и хотелось себя и с необычной стороны показать.)
Паперный создаёт пока впечатление, что он решил просто подвести итог жизни, будучи тоже недоницшеанцем, под видом Шуши. Фабула его повествования, как пока кажется, - его женщины: Алла, Рикки, Заринэ…
Но если над моей сутью недоницшеанца воздвигся стихийный левый диссидент, а недоницшеанец я из-за того был тайный, то у Паперного ничего тайного, ибо он был диссидент правый.
Недоницшеанцы – люди объективно мелкие. А на индивидуализме величины себе не прибавишь. Поэтому мы оба намекнули на себя как на метку времени. Причём я – во второй части, а Паперный – сплошь (диссиденты-де мы). Ну и Паперный между тем продемонстрировал, как он умеет хорошо писать.
Глава пятая «Сумеречная зона»
Исключительность у Паперного, похоже, становится всё более определённой – обездушенной. Если прежде выведена одна, которая приходила в распивочную (все на неё оглядывались), она несколько минут выбирала партнёра, потому шла к двери (все на неё смотрели), в двери оборачивалась и указывала пальцем на избранника и выходила вон, а тот её догонял и всё – без отношений… То теперь это «без отношений» стало стремлением Шуши. (Ну действительно исключительность…)
А он – творческая личность. Так вот творческой биографии Шуши в книге Паперного что-то не заметно.
Вот мелькнула Алла в сексуальном разрезе…
.
Мне смешно (хоть сам я в 30-х не жил {а только родился, зато я не жил в столице}): «Ни от кого не требовалось демонстрировать страсть, как в 1930-е, при Сталине».
Паперный что: настолько без воображения, что не может себе представить эпоху энтузиазма? Писатель, называется.
.
Какая-то насмешка? Шушу вербует тот же КГБшник, что и Бороду…
Началась скукотища писем лондонскому другу. Пропущу.
Подглава «Дафнис и Хлоя»
Экшн: Шуша сходится с Аллой, чтоб вместе уехать в США. И вот он поехал в командировку, и – Лика. Женщины – метки фабулы мещанина, который с исключительностью.
Экшн продолжается. Уезжают из СССР. А впереди ещё треть книги. Теперь уж точно заголовок «Как в СССР жили и тужили» не годится.
Описываются всякие тяготы проживания в Риме, но без какого бы то ни было уныния.
А сейчас я устрою проверку, как на антисоветчину проверку устраивал выше.
«Когда в институте мне надо было выбрать тему для реферата по истории искусств, я выбрал фреску Уччелло в Санта-Мария-дель-Фьоре, изображающую конную статую англичанина Джона Хоквуда, сражавшегося на стороне Флоренции и похороненного там же, в соборе. В том, как была построена перспектива фрески, было что-то странное: конь и всадник были изображены, как если бы зритель находился с ними на одной высоте, хотя на самом деле зритель находился метров на семь ниже, а саркофаг, он же постамент, был написан в правильной перспективе. У искусствоведов принято ругать Уччелло - с женой не спал, а с перспективой всё равно не справился. Я же, нахальный первокурсник, написал, что все они дураки, не поняли гениального замысла: двойной перспективой Уччелло "как бы поднимает зрителя до уровня героя". Кстати, когда Андреа дель Кастаньо через тридцать лет в том же соборе писал похожую фреску, посвящённую уже не Хоквуду, а Никколо да Толентино, он повторил, хотя с меньшим мастерством, двойную перспективу Уччелло - значит, не считал её ошибкой».
Тут политикой не пахнет, как было про «копии стульев Татлина», значит, можно не натягивать неправды. Как «искусствовед» (Википедия) писатель Паперный не ударил лицом в грязь.
Вот только вопрос, правда ли про первокурсника. Паперный, правда, писал свой роман 40 лет, но в https://tito0107.livejournal.com/1156582.html 8 июля 2017, за несколько лет до выхода романа в свет, разные точки зрения во фреске уже освещены были и рационально объяснены, причём иначе – технически:
«Фигура всадника изображена с отдельной точки зрения, она построена по принципу фронтальной проекции в ортогональном черчении, из бесконечно удаленной точки и стоит на самом краю пьедестала. Очевидно, построить ее с той же точки, что и пьедестал было бы, во-первых, чрезвычайно сложной задачей, а во-вторых, кондотьер выглядел бы иллюзорным только с одного ракурса (и эта точка никак не выделена в архитектуре собора), а со всех остальных казался бы искаженным».
Кто прав?
Я думаю, что прав автор интернетской статьи. Перспектива была порождением подсознательного идеала всего Раннего Возрождения: даёшь индивидуума, эгоизм. Героизм Джона Хоквуда – это попутное для Уччелло. А для Паперного главное – исключительность. Героизм – исключительное свойство. Вот он его и увидел будто бы выраженным у Уччелло.
Глава шестая «Новый свет»
Паперный первому восторгу Шуши от США придал неумеренный характер:
«По радио объяснили, как себя вести в случае катастрофы…».
А в СССР – стюардесса через микрофон.
«Полёт продолжался девять часов. Вылетали в час, прилететь должны были в три, куда пропадут шесть часов, непонятно».
Или это голос детей в голосе автора?
Может, описание замечательного Нового света нужно для сравнивания с плохим СССР?
«Время от времени по радио звучал голос командира корабля. Он сообщал важные сведения о полёте: скорость, высоту, над какими городами пролетаем и массу других технических подробностей. Это было приятно, они ехали не как скот, который загрузили в телячий вагон [я почему-то не могу вспомнить, чтоб вагон, в котором мы возвращались в 1944 году на Украину из Узбекистана, был пассажирский. Хотя… Я точно смотрел в окна справа и слева, когда ловил в них очередной мост, под которым мы проезжали. Надо было успеть посмотреть в другое окно, чтоб захватить и там вид моста. Так что, нет, и в войну людей не возили в телячьих вагонах. Правда, в каком мы ехали в 1941 в Узбекистан, я не помню], и даже не как большевики в пломбированном вагоне [Шуша уже забыл, как их именно в пломбированном вагоне везли из Вены в Рим. Так принято в Европе транзитом возить людей без визы], а как американцы, которые хотят знать, какой именно маневр выполняет в данный момент нанятый ими специалист».
Или это Паперный решил подтрунить над восторженностью своего персонажа?
О. Автор взялся подряд обо всём писать с юмором.
А теперь – играть в объективность: не может Шуша устроиться на подработку архитектором.
Нет. Всё по-прежнему: ведущее – секс.
Опять нет. Хотел Паперный или нет – он с уважением описал на одном случае жестокость конкуренции. И – каждый американец – оригинален очень по поступкам.
(И я боюсь, что это у них не от души, а из-за требований конкуренции же. Мой лучший товарищ как-то рассказал мне откуда-то известный ему рассказ Арама Хачатуряна. Тот летел из США в СССР. Рядом с ним в кресле сидел американский миллионер. Они разговорились. И миллионер рассказал, что он собирает… орга`ны. На удивление композитора миллионер объяснил, что в США каждое значительное лицо обязано иметь оригинальное хобби. Этот миллионер – собирал орга`ны.)
Интересно, выразит ли иронию Паперный на счёт ор-р-ригинальности? Предсказываю, что нет. Для него ж, недоницшеанца, исключительность – смысл жизни, если я правильно угадал замысел романа. Пока – в СССР, в Италии – всё этому замыслу соответствовало. Если угадка продержится до конца чтения, я переназову статью так: «Даёшь индивидуальную исключительность!». (Сам я – осозанно – живу под девизом: «Каждому – исключительность!»)
И вот, как в насмешку, выдан мне щелчок по носу: хобби одного из родоначальников Силиконовой долины выставлено как очень высокого уровня искусствоведение.
А вот продемонстрирована жестокость случая (и второй раз крах с подработкой).
Что это ещё одно свидетельство жестокости самого капитализма, Паперный вряд ли заметил.
Подглава «Диалог со шпионом»
Тут Паперный крупно сел в лужу, не понимая этого. Он выдал диалог Шуши с бывшим советским шпионом в США. Этого советского он лишил идеализма, оставив ему материализм, а Шуша идеализмом не наделён изначально. И Шуша потому сделан победителем спора. Но как! Пришлось устроить, что называется, рояль в кустах: 1) Шушу, не устроенного на подработку и боящегося делать траты, сделать вдруг (без описания, которое до сих пор выглядело последовательным и без перерывов) крупно потратившимся на зубы, 2) потратившимся потому, что зубы не понравились американскому дантисту, 3) Шушу пришлось сделать перешедшим на точку зрения американского дантиста, сделавшего ему голливудскую улыбку, 4) пришлось Шушу сделать ни в грош не ставящим работу советского дантиста (сделано, что один и тот же советский дантист занимался зубами обоих в СССР).
Или же я Паперного не понял, а он поиздевался над своим Шушей (дурацкая-де ценность – голливудская улыбка).
А что… Естественно же мнение, что теперь, из-за своего традиционализма, Россия, а не США, является градом на холме. Вдруг подсознательный идеал Паперного (традиционализм {ведь не зря ж сделан такой акцент на традиционалистской сексуальности Шуши}) прорвался в таких ляпах, как упомянутый рояль в кустах… И сознанию его этот идеал не дан…
Подглава «Профессор и Маргарита»
Сексуальная тема продолжается…
О. Ещё…
А теперь полная мистика. Алла, мол, по стихам Шуши расшифровала все – все! – его ей измены. (Я все стихи пропускал – надо жизнь положить, чтоб их понять.) – Это литературщина.
Она нужна для того, чтоб…
«Они впервые любят друг друга…
Постепенно все четверо договариваются жить как ни в чём не бывало. Алла обещает Шуше не продолжать отношений с Джимом. Джим обещает Джуди не продолжать отношений с Аллой».
Подглава «Русский роман»
И вот Шуша… уходит с работы у Джима, находит хорошо оплачиваемую но техническую работу. Алла… с ним разводится. (Исключительных не понять нам, простым.)
Так. Не нравится Шуше американский рационализм, а как заполучить так называемый русский роман?
Глава седьмая «Последний сеанс»
Скоро, наконец, конец этого хождения по женщинам…
Ностальгическая галлюцинация. Предсмертная, понимаю.
Эпилог
Что-то, связанное с началом, с какой-то коробкой с бумагами.
.
Ну что? Надо определять, есть художественность-по-моему (подсознательный идеал) или нет.
Постмодернистский всеотрицающий Эпилог можно не принимать во внимание. Это поза. Остаётся ностальгическая галлюцинация последней главы и отказ описывать секс с американкой, как представительницей уж больно рационалистичной нации. Это, вроде бы, замахивается на постмодернистское всеотрицание идеалов. Ну и рояль в кустах про насмешку над голливудской улыбкой – тоже. – Как-то мало.
Вернее думать, что роман – реализация замысла воспеть индивидуальную исключительность сверхчеловеков, недоницшеанство (пардон за выдуманность термина).
18 декабря 2021 г