Нездешние сёстры. Не родные, но близкие. Недолго или давно знакомые. Девушки с потаённым душевным надломом. Девушки беспокойные, девушки импульсивные.
Слишком ломкие, слишком непрочные для этого мира и этого времени – самое простое объяснение их судеб. Нам казалось, что они поторопились уйти, а на самом-то деле, они жили по своему расписанию, в конце которого стояла дата, перенесённая потом на табличку ,на могиле.
Три девушки, три имени. Сёстры по духу, спасавшие от мелочности и уныния, спасающие сейчас напоминанием о прошлом, в котором все мы, все-все, были чище, несговорчивей и правдивей.
Алла. Выпускница факультета иностранных языков Костромского пединститута. Она дружила с моими подругами с иняза, так что время от времени мы оказывались в одной компании, объединённые, как в конспирологическом мультике по стихам Юнны Мориц, большим секретом. Мы любили американскую прозу и американский кинематограф, любили поговорить об этой любви, попивая венгерский «Рислинг» или молдавскую «Фетяску», и в этом всепьяейшем интернационале все были равны – русские, евреи, украинцы…
В стильных, дерзких инязвочках было что-то несоветское.
Что-то выводило их из круга занятых общим делом – совершенствованием развитого социализма. Казалось бы, это могло дать бонусы, когда социализм перестали улучшать, а принялись с таким же рвением рушить. Вот только какие горизонты могла открыть обнищавшая Кострома перед вчерашними учителями английского и немецкого? В лучшем случае, место администратора в мотеле, где останавливались иностранцы, а чаще всего – торговлю и ещё раз торговлю. Оставалась ещё Москва с её рисками и соблазнами.
Алла перебралась в столицу, приезжая домой на праздники и выходные.
Поезд «Москва-Кострома» приходит ранним утром. До родительского дома недалеко, такси можно не брать. Октябрьская хмурость. Тёмная – ни одного фонаря – улица. Шаги за спиной. Удар по голове железным прутом. Она не успела понять, что это, зачем.
Первая жертва «вокзального грабителя», как назвали его газетчики. Ещё двух женщин он убил, пять остались живы. Его ловили осень 2003-го и зиму 2004-го. Судили, дали пожизненный срок. Услышав приговор, Чингиз упал в обморок – вот такой вот чувствительный душегубец.
Последний раз я видел Аллу на Ярославском вокзале в Москве. Наверное, в этом есть какой-то знак, посылаемый не для того, чтобы понимали – чтобы помнили.
Юля. Одна из самых красивых студенток киноведческого факультета ВГИКа в девяностые годы. Ценитель юных фей Сергей Соловьёв, однажды увидев её, идущую с подругами (куда? – да хоть бы в библиотеку), замер на месте, а сказать ему: «отомри» было некому.
Мы познакомились, когда я учился на третьем курсе, она - на втором.
Общежитие ВГИКа на Будайской - место, где кино без плёнки рождалось каждый день, каждый вечер.
Та студенческая жизнь девяностых отличалась простой и доверительностью. Юле предстояло сдавать экзамен по зарубежной литературе - я пересказывал фабулы романов и пьес, которые она не успевала прочесть.
Вскоре после ВГИКа она вышла замуж за режиссёра, снявшего народные комедии про охоту и рыбалку. Юля работала на «Ленфильме» монтажёром, там они и познакомились.
В конце апреля 2011-го Юля прыгнула с четырнадцатого этажа одного из домов на окраине Питера. На вопрос «почему?» ответа нет. Говорили: депрессия. Говорили: страх неизлечимой болезни. Возможно, было что-то совсем простое, на вид пустяковое, побудившее шагнуть в пустоту.
Аня. Поэт и драматург из Одессы. Погибла во время теракта в аэропорту Домодедово 24 января 2011 года.
Текст, как известно, тяготеет к законченности. Любой текст - и жизнь не исключение. Вдруг становится ясно, что нет ничего лишнего, что каждая деталь подчинена общей цели и даже очевидная бесцельность, несуразность, странность всё же осмыслена, только не нами.
Аня была открыта другому, тонкому миру. А там не только свет и добро, там и ужас, и морок, и проницательность холодная, и знание, которое отнимает силу. И как со всем этим жить? И почему другие не догадываются о том сквозняке, который дует из космоса, а видят в её пьесах просто истории о маленьких людях, которым автор не может дать утешения?
После взрыва в Домодедово журналисты прицепились к фразе из Аниного журнала: «Мне кажется у меня осталось очень мало времени».
Сам журналист - одной частью жизни, - и знаю, что всегда выхватывают не самое важное, а самое заметное. «Мало времени» - не приговор, просто ещё один пазл, который ляжет очень скоро в общую картину. Для кого-то это угрюмство, чуть ли не диагноз. А для понявшего - возможность быстрее всё завершить.
Нельзя читать пьесы Ани как драму реальности. В них - мистика, в них - озарения, правдоподобие сна, заклятия, мелькание теней на зыбком песке.
…Я открыл утром ноут и в ленте новостей увидел фразу: «Погибла, не получив награду» – и фото Ани, то самое фото, которое я сделал на фестивале драматургии «Любимовка». 25 января 2011 года Аня прилетела в Москву – ей должны были вручить премию журнала «Искусство кино» за пьесу «Язычники», Она летела налегке, ждать багаж было не нужно, и она раньше остальных пассажиров рейса прошла в ту зону аэропорта, где сработало взрывное устройство.