То, что вечер перестает быть томным, стало понятно, как только в дверном проеме уютного бара, расположенного на Лубянке, появился его завсегдатель Илья. С некоторых пор этот бар полюбился работникам культуры, благодаря своему соседству с многочисленными музейным заведениями столицы. Но на этот раз фигура вошедшего изображала полное уныние и вселенскую скорбь. В одной руке была привычная бутылка водки (что разрешалось только избранным), в другой сверток из строительного мешка. На который поначалу никто не обратил внимание, учитывая архитектурную увлеченность вошедшего.
-Ну, помянем душу усопшего! – без предисловий сказал Ильюха, раскупоривая бутылку.
- Помер кто? – задали мы уже дежурный вопрос, в это нелегкое ковидное время.
- Хуже, я убил! – хмуро ответил наливающий.
Руки, протянутые к налитым стаканам, на мгновение зависли. Одно дело пить со знакомым добрым человеком, другое дело с преступником.
- Что случилось? – другого вопроса в голову просто не приходило.
-На, смотрите - сказал собеседник разворачивая сверток и выкладывая на стол, слава Богу, не расчлененку, нынче модную в Питере, а обычную на первый взгляд классическую двустволку.
На душе немного отлегло, но оставался вопрос, не орудие ли преступления лежит перед нами?
Но далее Илья поведал нам печальную историю, увы, не оригинальную в наше время.
…Не давно умер сосед Митрич, живший, в общем, то тихо, обычно, лишь только два раза в год, на 23-е февраля и 9-е мая, ходивший в бесконечную атаку на фашиста. В остальное время был спокойный, незаметный мужичок, всегда готовый помочь соседям, то коляску детскую спустить по лестнице, то какой мелкий ремонт сделать. Правда после тотального увлечения евроремомонтом Митрича если и приглашали, то в основном на роль подсобника. Но, собственно, речь не об этом, через какое-то время вдова зашла к Илье и предложила, за какие-нибудь деньги забрать ружьишко оставленное умершим. На автомате Ильюха деньги то отдал, даже больше чем просила соседка, и от ружья долго отнекивался, поскольку к оружию относился как к предмету искусства или памятнику культуры. Но доводы соседки, что все равно выбрасывать возымели свое действие, тем более ружье было не совсем простым, по крайней мере, если сравнивать с валовой отечественной продукцией.
Прикладистое ореховое ложе, тыльник и спусковая скоба из рога, гравировка, баланс, общий вид, во всем чувствовалось рука мастера, долгая история и все это внушало, по крайней мере, уважение. По клеймам, не особо вдаваясь, было понятно, что ружье сделано было в Бельгии, до 1924-го года, испытано нитропорохом.
Кроме, того на стволах было указано вероятно имя и место проживания то ли продавца, то ли владельца H. STURM из города Genthin.
Гентин - небольшой городок в районе Иериховской земли в Саксонии-Анхальт, известный более всего захоронением павших бойцов 76-й стрелковой дивизии. Особую печаль доставляет, что погибли эти солдаты 5-7 мая 1945 года. Странным образом, в этом куске металла слилось воедино и мастерство оружейника, мемориал погибшим воинам и обычный сосед, без имени и фамилии, просто Митрич. Теперь уже не узнать всей истории, не узнать каким образом, оно оказалось на антресолях московской квартиры ветерана. Единственно, что понятно, то, что оружие врага, это самый достойный и лучший трофей любой войны.
Но все это не смог, наш друг объяснить в своем ЛРО, когда попытался легализовать ружье, поскольку у соседа никакой лицензии отродясь не было. Наверняка, из лучших побуждений, инспектор посоветовал Илье не заморачиваться с хламом, и сдать его в утилизацию. Справедливости ради надо признать, что у ружья были проблемы с техническим состоянием. Но в данной ситуации, когда не возможно легализовать оружие, не возможно его и официально отремонтировать, выхода особенно не было.
Поэтому наш товарищ, на дух не переносящий, СХП и макеты, рискуя получить, как минимум административку, вынужден был отдать соседское ружье в переделку под макет. Можно было конечно сдать в топку, металлический лом нынче дорог, но Илья воспитывался еще в Союзе.
О чем и пришел нам поведать, с болью в сердце. В очередной раз, вызвав дискуссию об оружейной культуре которую мы теряем.
Bujh, D7