«Не могла ты родиться в какой-нибудь другой день?» – говорит (не спрашивает, нет) Сергей, разливая замерзшее (как раз такое, как я люблю) шампанское по пластиковым стаканчикам. 5 декабря, мы стоим на горе Маяк возле туристического комплекса Красный Бор в Витебской области, и нам не просто холодно, а очень. Сильный ветер несет мелкий, как пыль, снег, иголками впивающийся в щеки. Конечно, хотелось бы оказаться здесь по этому же поводу – день рождения – в другое время. Например, весной, когда все оживает, и ты снова начинаешь верить в лучшее в себе, людях и мире – это чудо происходит каждый год, всякий раз удивляет, и хорошо бы родиться в это время. Или летом, когда воздух пропитан созреванием и полнотой, когда можно ходить по лугу, гладить цветы и сетовать на то, что ночь, хоть и кроткая, но есть, и нужно спать, но только для того, чтобы завтра с утра снова ощутить полноту зрелого счастья. Да даже осенью, но только чтобы в начале, хорошо родиться – когда еще не перейдена грань между зрелостью лета и осенним умиранием, когда еще красиво и так по-цветному. На вопрос Сергея у меня три ответа. Короткий: нет, не могла. Чуть длиннее: у меня вообще было мало шансов. А сейчас будет длинный.
… Полина сидела с Елизаветой Марковной на веранде, пили чай. Веранду называли еще летней или холодной кухней: отопления здесь не было, и зимой было холодно. Сейчас самый конец августа, тепло еще есть, но уже уходит, скоро чай будут пить только в доме, собираясь у печки, а пока еще можно и на веранде: набросил кофту – и пей, сколько хочешь. Самовара не было – роскошь – воду грели на газовой плите, а потом доливали кипяток в пузатый заварочный чайник с красными и золотыми петухами на боку. Елизавета Марковна – Полина говорила «мама», чтобы не огорчать свекровь – петухов этих любила, как любила пить чай на веранде. Сначала наливала в чашку – на ней обозначилась тоненькая трещинка, но мама ее не замечала, как не замечала щербинки на тарелке, а потом почти сразу переливала в блюдце, брала его всей пятерней, только мизинец не дотягивался, дула – остужала – на поверхность и отсербывала с громким звуком: вот, мол, как хорошо! Елизавета Марковна все так делала – со звуком и смаком, такой у нее характер.
Полина про характер уже поняла, и, хотя у ее родной мамы был совсем другой, приспособилась: с Елизаветой Марковной, в принципе, было легко, а часто даже весело. Вот и сейчас она рассказывала что-то веселое, как вышла однажды в магазин, и так ей стало тоскливо – муж на войне погиб, детей четверо, радости никакой, одни заботы, а тут грузовик притормозил, дорогу спросить.
– А куда вы, хлопцы, едете?
– В Лиепаю.
– Никогда там не была. Можно с вами?
И поехала. Свекровь ее потом, когда через неделю вернулась, чуть не прибила, месяц почти не разговаривала, но с детьми все равно помогала: «а куда ей деться, ее же внуки». Смеется.
На улице остановилась скорая, веранда высокая, им все видно.
– Интересно, к кому это?
– Может, к Домчихе? Она вчера на сердце жаловалась.
В калитку постучали. Полина аккуратно, поддерживая живот – уже почти шесть месяцев, он заметный и тяжелый, по всем приметам, говорит Елизавета Марковна, девка будет – пошла открывать.
– А мы за вами.
– За мной? Зачем?
– А вы, мамаша, куда смотрите? – Это уже Елизавете Марковне. – Дочке вашей рожать нельзя, сердце больное, может не выдержать. – И снова к Полине: – Собирайтесь. Положим вас в больницу на сохранение. Будете под присмотром врачей. Может, и обойдется все.
Полина, конечно, знала, что рожать ей врачи не разрешают: порок сердца с 18 лет, перспективы – от неясных до плохих. Но они с Колей, младшим сыном Елизаветы Марковны, рискнули. Вернее как вышло… Приехали в отпуск из Дубровки в Брянской области, куда Колю, выпускника юрфака МГУ, отправили по распределению работать следователем, ехали в троллейбусе, встретили знакомых. Слово за слово, а те и говорят: «Вот такие вы люди хорошие, а надо же, не дает вам бог детей». Про то, что у Полины диагнозы, с рождением детей не слишком совместимые, они, конечно, не знали. Но Полина с Колей расстроились (чувствительность к чужому мнению была приметой времени) и решили – а давай все-таки попробуем. Рисковали, как потом признавались, всего три раза, а потом снова испугались. Но Полина забеременела сразу – как будто этот ребенок только и ждал возможности, но на учет в поликлинику не становилась до срока, когда аборт был уже невозможен: знала, что других женщин с таким больным сердцем заставляли от ребенка избавиться. Вчера вот встала – сегодня за ней уже скорую прислали. Следующие три месяца Полина провела в больнице, никого – ни мужа, ни маму, ни свекровь – к ней не пускали: не положено.
А через три месяца родилась я.
Какое-то время назад сказала маме полушутя, полувсерьез – это давно стало нашим стилем общения: «Вот, мама, из-за тебя я сразу в трех группах риска – по кардиологии, эндокринологии и онкологии». Мама посмотрела на меня серьезно и без всяких шуток сказала: «Зато ты есть». Так что нет, Сергей, ни в какое другое время я не могла родиться, придется терпеть холод и ветер 5 декабря.