Свой последний новый год Пушкин встречал у Вяземских. Кроме него с женой, был и Дантес…
«Накануне Нового года у Вяземских был большой вечер. В качестве жениха Геккерн явился с невестою. Отказывать ему от дому не было уже повода. Пушкин с женою был тут же, и француз продолжал быть возле неё. Графиня Наталья Викторовна Строганова говорила княгине Вяземской, что у него такой страшный вид, что, будь она его женой, она не решилась бы вернуться с ним домой», - записал П.И.Бартенев.
Наталья Викторовна Строганова, урождённая Кочубей… Её называют первой любовью Пушкина. Уже после смерти поэта Александр Карамзин расскажет в письме к брату: «Ты не должен, однако же, думать, что всё общество было против Пушкина после его смерти: нет, это только кружок Нессельрод и ещё кое-кто. Наоборот, другие, как например, графиня Нат. Строганова и госпожа Нарышкина (Мар. Яков.) с большим жаром говорили в его пользу, что даже вызвало несколько ссор».
Судя по этим строкам, Строганова была на стороне Пушкина – кстати, муж её, родной брат Идалии Полетики, Пушкина ненавидел до конца своих дней (уже в конце XIX века он, «первый вечный гражданин города Одессы», категорически отказал делегации, собиравшей средства на памятник Пушкину в этом городе: «Памятник?! Что полиция смотрит, что она делает! Подписка!.. И кому?» - цитату приводит И.С.Зильберштейн).
И вот теперь Строганова отмечает «страшный вид» Пушкина…
Что довело поэта до такого состояния? В «Сборнике биографий кавалергардов», составленном С.А.Панчулидзевым, указано, что 28 декабря 1836 года эскадронный командир Дантеса подал рапорт об «исходатайствовании проезжать по хорошей погоде поручику барону де-Геккерну по случаю облегчения в болезни» (до этого в полковом приказе указывалось, что с 12 декабря Дантес болен «простудною лихорадкою»). А это значит, что он снова появляется в свете… и продолжает всё ту же подлую игру.
Увы, приходится ссылаться на письма С.Н.Карамзиной, хотя я, вопреки даваемым мне советам, вовсе не разделяю её отношения к происходящему. Но думаю, что факты она передаёт достаточно точно.
Итак, в письме от 29 декабря она сообщает: «А пока что бедный Дантес перенес тяжёлую болезнь, воспаление в боку, которое его ужасно изменило. Третьего дня он вновь появился у Мещерских, сильно похудевший, бледный и интересный, и был со всеми нами так нежен, как это бывает, когда человек очень взволнован или, быть может, очень несчастен. На другой день он пришёл снова, на этот раз со своей наречённой и, что ещё хуже, с Пушкиным; снова начались кривляния ярости и поэтического гнева; мрачный, как ночь, нахмуренный, как Юпитер во гневе, Пушкин прерывал свое угрюмое и стеснительное молчание лишь редкими, короткими, ироническими, отрывистыми словами и время от времени демоническим смехом. Ах, смею тебя уверить, это было ужасно смешно». Ей «ужасно смешно», а мне нестерпимо больно!
Карамзина описывает происходившее «у Мещерских», и вот тут снова нужно остановиться. Мещерские – это семья её сестры по отцу Екатерины. Их долгое время не было в Петербурге, вернулись, видимо, в первой половине декабря (Андрей Карамзин напишет матери: «Так как Катенька теперь с вами, то надеюсь, что и её милый почерк найду иногда в ваших письмах»). «Катенька» сразу почувствовала неладное. Уже после трагедии она рассказывала: «С самого моего приезда я была поражена лихорадочным состоянием Пушкина и какими-то судорожными движениями, которые начинались в его лице и во всём теле при появлении будущего его убийцы».
Софья недоумевающе пишет о поэте: «Надо было видеть, с какой готовностью он рассказывал моей сестре Катрин обо всех тёмных и наполовину воображаемых подробностях этой таинственной истории, совершенно так, как бы он рассказывал ей драму или новеллу, не имеющую к нему никакого отношения».
А мне видится объяснение этого в характеристике, которую дала княгине в общем-то не слишком расположенная к ней А.Ф.Тютчева. Заметив, что княгиня Мещерская была женщина «очень капризная в выборе своих друзей», она скажет: «Ум княгини Екатерины Николаевны был необычайно язвительный, характер цельный и страстный, столь же абсолютный в своих симпатиях, как и антипатиях, в утверждениях, как и в отрицаниях. Для неё не существовало переходных оттенков между любовью и ненавистью, на её палитре были только эти две явные краски».
Ещё 12-летней Катеньке В.А.Жуковский написал в альбом мадригал, где отметил: «В тебе — открытый свет!» Видел этот свет и Пушкин, написавший в 1827 году свой «Акафист Екатерине Николаевне Карамзиной»:
Так посвящаю с умиленьем
Простой, увядший мой венец…
…Тебе, сияющей так мило
Для наших набожных очес.
Нужно ли говорить, какие «краски» со своей «палитры» использовала княгиня в отношениях с Пушкиным и Дантесом? К её оценке событий я ещё обязательно вернусь, пока же приведу ту достаточно часто цитируемую характеристику, которой она, что называется, «припечатала» Дантеса, - «гнусный обольститель и проходимец, у которого было три отечества и два имени»
Софья Карамзина будет издеваться: «Пушкин продолжает вести себя самым глупым и нелепым образом; он становится похож на тигра и скрежещет зубами всякий раз, когда заговаривает на эту тему, что он делает весьма охотно, всегда радуясь каждому новому слушателю». А мне думается, дело не в «новом слушателе»: Пушкин увидел искреннее сочувствие, готовность выслушать его. Может быть, как раз долгое отсутствие в Петербурге помогло Екатерине Николаевне без предвзятости отнестись к происходящему? Трудно сказать, но совершенно ясно, что с ней поэт был совершенно искренен. В отличие от своей сестры, она прекрасно понимала состояние поэта: «Вся эта туча стрел, направленных против огненной организации, против честной, гордой и страстной его души, произвела такой пожар, который мог быть потушен только подлою кровью врага его или же собственною его благородною кровью».
Но, увы, свет смотрит на происходящее глазами её старшей сестры: «Словом, это какая-то непрестанная комедия, смысл которой никому хорошенько не понятен». Карамзина пишет о своих заботах, чтобы не пострадала репутация Натали: «До сих пор он [Пушкин] упорно заявляет, что никогда не позволит жене присутствовать на свадьбе, ни принимать у себя замужнюю сестру. Вчера я убеждала Натали, чтобы она заставила его отказаться от этого нелепого решения, которое вновь приведёт в движение все языки города». Тут, я думаю, с ней невозможно не согласиться. Но сразу же следует такой «пассаж» о Наталье Николаевне: «Она же, со своей стороны, ведет себя не очень прямодушно: в присутствии мужа делает вид, что не кланяется с Дантесом и даже не смотрит на него, а когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокетство потупленными глазами, нервным замешательством в разговоре, а тот снова, стоя против неё, устремляет к ней долгие взгляды и, кажется, совсем забывает о своей невесте, которая меняется в лице и мучается ревностью».
«Потупленные глаза» и «нервное замешательство в разговоре» для Карамзиной признаки кокетства, а так ли это? Что может чувствовать в эти минуты Натали? И как может она вести себя? Возможно, наша современница, пользуясь выражением П.И.Миллера, «отхлестала бы по роже» (даже и в прямом смысле слова). Но на дворе XIX век… И почему-то приходят на память слова из нашей старой комедии «Ах, меня совсем не так учили, я иначе разговаривать должна». С одной стороны – сестра, которая, по словам всё той же Карамзиной, «от счастья не чует земли под ногами», которая в восторге созывает всю родню на грядущую свадьбу и деловито пишет брату: «Я попрошу Геккерна ходатайствовать у Нессельроде о твоём отпуске». С другой – Геккерны. Пушкин ещё в ноябрьском письме барону писал о его поведении во время болезни Дантеса, то же самое отметит и Александр Карамзин («Дантес в то время был болен грудью и худел на глазах. Старик Геккерн сказал госпоже Пушкиной, что он умирает из-за неё, заклинал её спасти его сына»), но кто знает как он вёл себя во время болезни этой, что нашёптывает сейчас, когда его «сын» появился «сильно похудевший, бледный и интересный»?
И рядом муж (очень верю – любимый), для которого малейший всплеск её эмоций будет крайне болезненным… Она ещё летом переживала, что «он печален, подавлен, не может спать по ночам». Что же сейчас? И как ей держать себя, когда все вокруг смотрят на происходящее, как на забаву? Геккерны, по словам Карамзина, «в один год достигли того, что почти свели её с ума и повредили её репутации во всеобщем мнении». А ведь она жена и мать!
Всё ближе страшная развязка…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь