Глава 31.
Время действия - 1871 год
Жаркий день клонился к закату. Василиса поставила подойник в тени и села на лавку под навесом, устало положив натруженные руки на колени.
- Что, подоила уже? – во двор вошла Аннушка.
- Слава те, Господи, вроде бы всё. Сейчас вот Катюха соберёт на стол, вечерять будем.
- Да и мы уже управились. Тимофей с поля приехал, девчонки вокруг него кружат – куда посадить да чем угостить.
Василиса взяла из миски со стола малосольный огурец, благоухающий чесноком и пряными травами, и с наслаждением захрумкала.
- Бери, Анюта! – она придвинула миску гостье и взяла второй зеленец.
- Чего это ты огурцы полюбила? Как будто никогда особо не жаловала их? – улыбнулась Аннушка, беря самый маленький огурчик.
- Да что-то охота напала. А ещё свеклу сырую. Ела бы и ела.
- Кого ждёте? Сына али дочку?
Василиса глянула на подругу и засмеялась:
- Да кого Господь пошлёт, тому и рады будем. Да ты ешь, ешь! Полна кадка в подвале. Может, и тебя потянет.
- Нет, уже не потянет. Всё уже. А огурчики хороши, хороши!
- Катерины работа. Она старалась. А что же ты говоришь, что всё? Рази Тимофей стар уже?
- Что ты, что ты! – замахала руками Аннушка. – Какие его годы! Это, видно, моя прежняя болезнь дает о себе знать. Я уж за то благодарю Бога, что двоих девчат смогла родить.
- Оно верно. Жаль только, что обе девчонки. Сыночка бы одного...
- Вот выдадим Маринушку за Федюньку, так и будет нам сын! – усмехнулась Анна.
- За Федюньку? – встрепенулась Василиса. – Али знаешь что?
- Да знать-то пока нечего, - засмеялась Анна. – Вот только замечаю, какими глазами дочушка моя на Фёдора смотрит. Мала девка, а уже влюбилась.
- Ну и ладно, ну и хорошо. На славу будет невестушка – и лицом красива, и в руках дело ладится. Да и не чужая. Я ведь, знаешь, боюсь всё время, что найдёт Федя себе невесту не по плечу. Городскую барышню какую, к примеру. И начнёт стыдиться нас. Станет его жена попрекать, что из крепостных крестьян был. Нос будет задирать. Не ладно это, когда в семействе раскол.
- Что же он, али приглядел уже кого?
- Да не слышала, чтобы по сердцу ему был кто. Всё больше делом занят, – Василиса предупреждающе показала глазами на выскочившую из избы Катерину. – Техником его ставят. Вот как!
- Это что же это такое-то – техник?
- Не знаю, Анют. Поняла, что это не просто рабочий. И жалованье будет выше. А как и чего там – не по моему разуменью. Сказывал он, будто придумал такую штуковину для парохода, чтобы уголь напрасно не тратился. Хозяевам это выгодно, вот и повысили его.
- Молодец он, Федя-то. И Тихон говорит, что шибко башковитый он.
- Так и Миней не хуже, - засмущалась Василиса.
- Тихон говорит, что Миней готовые механизмы хорошо чинит да ладит, а Фёдор горазд новое придумывать.
Василиса раскраснелась, счастливая, взялась резать крупными ломтями вынесенный дочерью хлеб.
- Назар намедни приезжал, - лицо Аннушки омрачилось.
- Что такое? Что-то случилось?
- Да нет, ничего. Смотрю на него – вечно озабоченный чем-то. Не улыбнётся, не засмеётся. Гложет его что-то, жжёт. Разве ж таким он был в детстве...
- Да что же гложет... Отца родного убитым нашёл, вот и поменялся. Шутка ли... – Васёнка положила хлеб в плетёное блюдо.
- Да ведь Минею тоже не сладко пришлось! Похуже ему было-то, чем Назару!
- Всяк по-своему переживает горе. Нрав у парнишки такой оказался. Ты из-за него такая смурная сегодня? Ведь вижу, что камень на душе у тебя какой-то!
- Сон дурной привиделся, - помолчав, ответила Анна. – Как бы беды не вышло.
- Какой такой беды! – всплеснула руками Василиса. – У кого?!
- Да в селе нашем. Перед тем, как Андрона нашли в поле, мне тот же самый сон дурной снился. И опять. Вижу, будто Пимен с девицами нагими развлекается. И не пойму – то ли в море, то ли в озере, одним словом, в воде какой-то. Он им ти... – Аннушка взглянула на подходившую с чугуном картошки Катюшку и осеклась. – А они-то хохочут заливаются. И смех такой... будто колокольчики звенят и ручей журчит вместе.
- Свят, свят, свят... – перекрестилась Васёнка. – С русалками играет.
- А дядька Пимен тётку Яринку из дому прогнал! – объявила Катерина. – Сказывают, что он к ей приставать зачал, за бока хватать, а она его скалкой огрела. Вот он и рассвирепел.
- Рано тебе такие разговоры слушать! – сдвинула брови Василиса.
- Да что я, маленькая, что ли! – искренно удивилась Катерина. – Чай, уж скоро восемь годов стукнет мне! Да подружки мои все уж знают про всё, что надо!
- Ну знаешь, так и молчи! Поди, принеси квасу побольше. Сейчас батька наш придёт, сядем уже вечерять.
- Взрослая уже совсем, - улыбнулась Анна, глядя вслед Катюшке. – Погоди, оглянуться не успеем, как бабками станем.
- Взрослая. Стряпает наравне со мной, хлеб печёт. Этого не отнять. А Пимен и правда сдурел, Яринке проходу не давал. Марфа-то совсем истаяла.
- Я уже теперь жалею, что уговорила Тимофея привезти доктора для неё. Не знала бы она про то, какая болезнь, может быть, держалась бы ещё. А узнала – вовсе скисла.
- Не жалей. Помочь ведь хотела! Эх, Пимен, Пимен... До чего довёл жену, что врач её тайком осматривал. Что уж про лечение говорить!
- Да уж... Доктор сказал, если бы вовремя операцию сделать, то и поздоровела бы она. Разве что детей рожать не смогла бы. Да ведь она уже родила ему сынов, хватило бы. А теперь уж надежды нет.
- Жестокий он человек... – вздохнула Василиса.
-----------------------
Читайте ещё: Полонянка
-----------------------
А Пимен в это время сидел в своем дворе, смотрел, как подёнщики убирают в амбары мешки с овсом нового урожая и ломал голову. Зачем-то вызвали его в Симферополь в полицейское управление. И никак не мог понять Макаров, для чего.
- Ты чего ворота закрываешь? – закричал он на Власа, человека пришлого и безземельного, третий год нанимавшегося к Макаровым помогать по хозяйству. – Ещё Кузьмины да Богомоловы рожь молотят. Привезут – ссыпешь в лари, тогда и закроешь.
- Не привезут, Пимен Макарыч! – доложил Влас. – Отмолотились уже, только ссыпали зерно у Богомоловых в землянке.
- Как... не привезут..? – обомлел Пимен. – Это как понимать?
- Сказали, что это их хлеб.
- Как их?! Что за... – Макаров грязно выругался. – Я их сейчас в порошок сотру!
Пимен вскочил с лавки и резво побежал в сторону соседской землянки.
- Сашка! Сашка! Ты чего это творишь?! – накинулся он на Богомолова. – Ты почему хлеб у себя сгрузил?
- А ты не ори, - спокойно ответил Сашка. – Мой хлеб, на моей земле вырос, я и не обязан его тебе отдавать.
- Как на твоей земле? – Пимен растерялся.
Неужели прознали про ту махинацию с покупкой земли? Но как? Кто проговорился? Тот чиновник, Перескоков, обещал, что ни одна живая душа... Если не будет недоимок. Так ведь их и не было!
- Ты землю на чьё имя покупал? На наше. Нам, Кузьминым и Вереховым по семь десятин. Себе ничего. А мы семь лет отдавали тебе весь урожай по неграмотности своей! А надо было по совести – четвертую часть. Совсем без доли оставить тебя нельзя было, как-никак ты тоже скидывался на надел.
- Ты... Кто сказал тебе? – у Пимена сердце подкатило к горлу.
- Забыл ты налог уплатить в этот год, вот и вызвали меня в земельное управление. Там и узнал я, кто истинный хозяин.
- Платил я налог, платил! – закричал Пимен. – Обманули, вокруг пальца обвели!
- Ну, значит, и на тебя управа нашлась. Не всё тебе нас дурить! – отрезал Сашка. – Не знаю, по какой такой надобности ты всё нам отписал, себе не оставил, только попользовался ты нашей землицей всласть! Не боись, вернём тебе твои пять десятин взад, дай только убрать всё. И вашу долю от урожая тебе свезём.
- Нашу долю от урожая... – Пимен был растоптан.
- Посчитаем по совести, - ехидно усмехнулся мужик. – Посчитаем работу нашу, зерно наше посевное, которое ты прошлый год к рукам прибрал, инвентарь обчественный, которым твои подёнщики целик* поднимали.
--------
* - целину
--------
- Брешешь ты, сукин сын! – не выдержал Пимен. – Моя земля! А ну, вези хлеб на мой двор!
- Брешет пёс в твоём дворе. А я говорю. И что ты сделаешь мне? Убьёшь, как того купца? Думаешь, не догадался я, откуда у тебя столь денег? Только тогда с рук сошло, пьяного пастуха под каторгу подвёл, а теперь сам пойдёшь! А может, и Андрона ты... того..?
- Андрона? – Пимен шагнул вперёд. – Ну погоди у меня!
- Что, Сашка, не надо ли помочь чем? – раздалось над самым ухом.
Пимен обернулся. За его спиной стоял Тимофей, опираясь на большую суковатую палку.
- А ты чего тут? – рявкнул Макаров.
- Я-то? – спокойно отозвался матрос. – Помочь, говорю, не надо ли. Мы, матросы, люди дружные. Жить привыкли вместе, горе и радости делить на всех. Горой друг за друга стоять. Вот и пришёл.
Пимен почувствовал себя бессильным. Оставалось смириться.
- Ничего, - бормотал он себе под нос. – Завтра я зайду в земельное управление, завтра я разберусь!
Правда, теперь он понимал, что сделать ничего уже нельзя, что он сам своими руками отдал землю, лишил себя имущества.
Дома он похлебал безвкусного варева, которое поставила на стол старуха-подёнщица. Эх, совсем не то, что стряпала Яринка... Вот бы кого в дом хозяйкой, а не эту... пожелтевшую, иссохшую Марфу. И не узнать, что когда-то была она хороша собой.
И злость кипела в Пимене, когда он вспоминал тугое, налитое тело хохлушки. Могла бы уступить ему хоть разок. Не убыло бы от неё. Баба что – встала, отряхнулась, да дальше пошла. Это вам не девку спортить. А он бы глаза закрыл, если бы она своим пащенкам своровала еды какой.
С мыслями о Яринке он лёг спать, и всю ночь одолевали его тягучие, сладкие, как патока, сны. Виделось ему, будто темно кругом, а он в озере купается. Скрывают его кусты по берегам от любопытного глаза. А вода-то слоями идёт – то тёплая, будто парное молоко, то прохладная. А рядом с ним девицы нагие красоты необыкновенной. В лунном свете кажется, что тела их словно сияют.
Протягивает Пимен руку, а девицы его ободряют улыбками: так, мол, так. Гладит он кожу шёлковую, проводит по грудям упругим, а они только смеются. Да так нежно, что и не поймёшь, колокольчики ли звенят, или ручей журчит. Капельки воды на сосках розовых сверкают. Собирает их Пимен языком, а сам урчит от наслаждения, и всё естество его мужское поднимается. А девицы усмехаются ласково, да прижимаются к нему теснее.
- Пименушка, Пименушка! – раздаётся над ухом.
- А? Что? – вскакивает Макаров, не понимая смотрит по сторонам.
- Стонал-то чего? – перед ним Марфа, жена его постылая.
- Аа... Пошла вон, спать не даёшь.
И снова озеро, снова красотки бесстыдные. Ласкает им Пимен самый срам девичий, а они только смеются, головы запрокинув. И таково хороши они, такое блаженство от них идёт, что душа у мужика тает и расплывается, словно воск.
Поднялся утром, и первой мыслью – надо бы зайти сегодня в заведение мадам Лауры. Что же делать, если жена больна! А с этими гульнуть – невелик грех. На то оно и есть, заведение это, чтобы мужские страсти утолять. А грех загладить легко. Свечку в церкви поставить, и вся недолга. Пущай чернецы отмаливают грехи своя, а он пострига не принимал!
- Марфа, сбирай на стол, тороплюсь. Да поживее!
- Куды ж собрался, Пименушка? – глаза у жены как у больной собаки.
- На кудыкину гору. Дела есть в губернии.
Отрезал. Не будет соваться с глупыми вопросами. Ишь, под руку спрашивает, дорогу перебивает...
В Симферополе первым делом в Земельное управление направился. Дело недолгое, если в коридоре мурыжить не будут, то можно до полиции управиться. А к мадам уж посля всего заехать, со спокойной душой.
Приняли его на удивление быстро. За столом сидел совершенно другой человек, вовсе не Перескоков. Посмотрел на Пимена чиновник, не видя, словно был мужик стеклянным и прозрачным.
- Что желаете? – голос сухой, казенный.
- А я, господин... эээ...
- Меркулов.
- ...господин Меркулов, до Вашей милости. Был я в марте здесь по поводу покупки тридцати десятин земли.
- Так купили? – холодно поинтересовался Меркулов.
- Купил. Только господин Перескоков мне тогда сказали, что по циркуляру за вторую сделку налог великий заплатить надобно и уговорили переписать старые земли на соседа.
- По какому циркуляру? – Меркулов удивлённо поднял бровь. – Вы что несёте? Вы пьяны-с?
- Никак нет, господин Меркулов. Сказано было, что на вторую сделку налог в размере стоимости земли. Уговорили первую сделку аннулировать, переписать на соседа, а через полгода вернуть обратно. И что шито-крыто всё... будет... – голос Пимена становился всё тише, он уже и сам понимал, как чудовищно звучат его слова.
- То есть, вы хотите сказать, - стал чеканить чиновник неприятным, железным голосом, - что в государственном учреждении вам предложили обмануть государство? Вы понимаете, что вы несёте?
- Я... да... но он говорил... я поверил... я переписал...
- Вон! Вон отсюда! – вдруг заорал Меркулов. – Иначе я вызову полицию!
Макаров испуганно попятился к двери.
- Вон!!!
Выскочив в коридор, Пимен трясущимися руками вытащил из кармана платок и стал вытирать пот. То, что Богомолов узнал об афере и теперь не вернёт землю, он уже не сомневался. Но как понимать слова Меркулова о циркуляре?
Макаров подсел к дородному мужику, расположившемуся на скамейке у дальней стены.
- А что, мил человек, ты не землю, случаем, берешь?
- Землю... – недружелюбно буркнул мужик.
- Впервой?
- Не впервой. Слава те, Господи, три годочка здеся.
- И... что, ты сразу по приезде покупал надел?
- А тебе-то зачем это? Ну, сразу.
- А как насчёт циркуляра про налог на вторую сделку в размере стоимости? – спросил Пимен, холодея от страха.
- Не слыхал ни про какие циркуляры. Брательник мой уже третий раз докупает, ничего такого не говорил.
Вот оно... Обвели вокруг пальца, как младенца... Это ведь он, Перескоков, всё устроил... Напугал, умных слов наговорил. А голос-то какой у него добрый был, прямо в душу влезал! И денежки взял, не побрезгал. Скорее в полицию! Там обсказать всё. Может быть, не его одного обманул тот чиновник!
В полицейском управлении его ждали.
- Явились, господин Макаров? Присядьте вот тут!
Сел Пимен к столу, жаловаться приготовился на чиновника Перескокова.
- Нет, господин Макаров, сначала мы вам вопросы задавать будем. Понятые, пройдите, будьте добры, к столу. Господин Макаров, предъявите, пожалуйста, ваши часы и бумажник.
- Чч... часы? – растерялся Пимен.
- Именно. Будьте добры ваши часы.
Макаров трясущимися руками вынул из кармана Брегет, положил на стол.
- Господин Елизаров, взгляните!
К столу подошёл щеголеватый молодой мужчина, взял в руки механизм:
- Да, это они. Конечно, добавилось царапин, но это они, батюшкины часы.
- А теперь бумажник! – приказал полицейский.
- Ноо... – замялся Макаров.
- Бумажник... на стол... И не заставляйте вас обыскивать!
Куда же деваться, предъявил.
- Господин Елизаров, признаёте эту вещь?
- Да, именно этот бумажник был при батюшке в день его исчезновения.
- Итак, господин Макаров, сын купца Елизарова, найденного убитым недалеко от вашей деревни в июле 1860 года, опознал вещи покойного в присутствии понятых. Благодарю вас, господа понятые, распишитесь в акте у секретаря и можете быть свободными.
Понятые – два мещанина скучающего вида, поклонившись, отошли к писарю.
- Итак, господин Макаров, откуда у вас эти вещи?
- Куп-пил... у скупщика...
- Это очень дорогие предметы, на которые у крепостного крестьянина не хватило бы средств. Это вы убили купца Елизарова. И подстроили так, чтобы обвинен был другой человек.
- Нет! Нет! Я не...
- Да будет вам известно, что тот человек, который попал на Сахалинскую каторгу вместо вас, погиб. На вашей совести уже две души.
- Неправда это! Невиновен я! Скажу как было! Я увидел убитого купца, а рядом спал пьяный пастух. Я и взял у покойного часы и бумажник!
- Кроме того, в августе 1863 года недалеко от села Андреевка Таврической губернии кто-то лишил жизни крестьянина Андрона Верехова. Свидетель этого происшествия показал, что Андрон разговаривал с преступником, и в разговоре упоминал обман с земельным наделом, а так же гибель некоего купца.
- Я не обманывал Андрона! Вы можете проверить, я всё написал на них, себе ни десятины не взял!
- Следствие все обстоятельства проверит. Сейчас вы можете ехать домой, но покидать место жительства вам запрещено!
Как ошпаренный выскочил Пимен из полицейского управления. Домой, скорее домой! Свидетель... Кто же видел его в тот день? Кто слышал их разговор?
- Пименушка, ты сам не свой! – ахнула Марфа, увидев мужа. – Случилось что?
- Изыди! – рявкнул Пимен.
Метался весь вечер, что предпринять не зная. Всё вспоминал и купчишку того, и Андрона. Купец дурак был, пистолет с собой возил, а людям верил. Вот и он, Пимен, дурак, поверил Перескокову. За это и поплатился. А если бы не поверил? Тогда бы слова Андрона про обман были правдой. Сейчас можно отвертеться. Легко купчишка помер, ох легко. Жизнь человеческая как пух, дунул – и нет её.
Спать лёг, забылся тяжелым сном. И опять перед ним овраг и возок богатый. Бледнеющее лицо и уходящий куда-то вовнутрь взгляд умирающего...
- Пименушшшкаааа... Пименушшшкаааа...
Открыл глаза, а перед ним фигура белая плывет во тьме.
- Опять? – взревел Макаров и выхватил из-под подушки кольт.
Упала со стоном белая фигура.
- Марфа? Ты? – Пимен отдернул штору на окне.
Блёклый лунный свет упал на лежащую в растекающейся чёрной луже женщину.
Всё... Теперь Сахалинская каторга будет у него... Нет! Бежать! Бежать! Торопливо оделся, выхватил из-под перины кошель с деньгами. В Севастополь скорее, а там на пароход в Одессу. А лучше за границу, подальше от полиции!
Выметнулся из дома, прислушался. Вроде кони скачут? Это за ним! Его арестовывать едут. Значит, нельзя по дороге, схватят. Морем! В море не найдут. Кинулся к лодкам, лежащим на берегу. Столкнул ближайшую в воду, запрыгнул в неё. Заскрипели в уключинах вёсла. Черна вода, черно небо. И только в пенистые верхушки волн лоснятся в лунном свете.
Гребёт Пимен, оглядывается на берег – не кинулись ли за ним в погоню. Нет, тихо. Даже собаки не взлаивают.
- Пиииимен... – раздался шёпот рядом.
Повернулся мужик, а рядом с шаландой девица плывёт. Сквозь воду просвечивает тело белое, молодое. Смотрит девица ласково, улыбается. Бросил Пимен вёсла – не в силах грести. Глаз от грудей девичьих оторвать не может.
- Иди ко мне... – зовёт девица.
Как заворожённый двинулся к ней, руками к красотке тянется.
- Пименушка! – голос Марфы за спиной.
Оглянулся – стоит жена в белой рубахе, босая. Пальцы щепотью сложила, вроде как перекрестить его хочет. А девица почернела, зашипела злобно, и уже не красотка в воде плывёт, а покойница полуистлевшая.
- Пименушка! – поднимает жена руку для крестного знамения.
- Изыди! – кричит Макаров. – Всё поганишь ты! Всю жизнь мою испоганила!
Пропала Марфа. Оглянулся на девицу, а там уже зверь невиданный, жуткий, лапы свои к нему тянет. Закричал отчаянно Пимен, да поздно. Обвились мерзкие щупальца вокруг его тела и потянули, увлекли на дно его грешную душу.
Продолжение следует... (главы выходят раз в неделю)
Предыдущие главы: 1) Барские причуды 30) Капитал
Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации! Больше рассказов можно прочитать на канале Чаинки