Уже утром, когда совсем рассвело, на обрыве лесного оврага увидели кашинцы человека. По всему обличию то был лесовик, охотник, Десятник проехал мимо, но тот окликнул его:
— Эй! Дядя, зря коней моришь!
Десятник остановился, подозрительно оглядел с головы до ног окликнувшего его охотника, но все же спросил:
— Это почему же зря? Тебе отколь известно, куда мы едем?
Тот, не отвечая, затряс рыжими патлами, торчавшими из–под волчьего треуха.
— Не ходи дальше, дядя. Впереди беда тя ждет.
Десятник окончательно решил: «Подослан! Монах его подослал, вот он и пугает», — но виду не подал, а даже коня повернул, будто и впрямь послушался. Подъехав к лесовику вплотную, спросил:
— А тебе какая печаль, с чего это ты нас выручать вздумал?
— Надоела мне усобица! Вот до чего надоела, — мужик провел ладонью поперек бороды. — Сыт! Страшное дело — лесное душегубство. Пока ты за монахом гнался, я бы, его выручать стал, а теперь тебя спасать пора пришла…
Десятник внезапно кинулся с седла, намереваясь схватить лесовика, но тот был настороже, пригнулся, скользнул на лыжах вниз, в овраг, и, прежде чем кашинцы успели вытащить луки, скрылся за деревьями.