«…Если быть, то быть только собой.
Иль узлом на испорченной карме…»
Будет немножко пафосно, но для представления крупной работы – самый раз. Тема такая, что стеснение – глупая роскошь, а не роскошная глупость. Думала сделать подарок своим друзьям и единомышленникам перед НГ, но всё-таки сделаю сейчас. А к НГ постараюсь дописать новую главу (не обещаю, сорри). В любом случае, к НГ найду чем порадовать.
Прозу я начала писать в тринадцать лет. Потом бросила. Влюбилась. Из института выпускалась поэтом. Но всё возвращается на круги. Чтобы бросить, достаточно влюбиться. Чтобы вернуться – нужно полюбить.
Долго сомневалась, но кто общается со мной лично, тот знает мистическую историю под названием «нож Владимира Старицкого». После случившегося уже ничего не оставалось…только сесть за роман «Фёдор Басманов».
Когда-то я обещала своему литературному мастеру, что всё-таки начну заниматься прозой. Единственное, чего я не предполагала никогда, что вернусь с историческим романом. Но горшки обжигают не боги. Что казалось смешным и невозможным два года назад, сегодня становится желанным, любимым и родным.
У меня есть близкие, с которыми меня свела «Дорога Фёдора Басманова», огромное и сильное Плещеево озеро, с трудом помещающееся внутри. Нет… У меня есть три озера и десяток городов! Есть замечательные, понимающие переславские краеведы, открывшие мне двери, есть удивительные люди из Воскресной елизаровской школы с их молитвами и верой. У меня есть собственный род, который оказался пугающе близким к этой истории и открывший мне самые разные тайны лишь теперь, на правильной Дороге.
У меня есть всё.
Романтическими героями не рождаются, романтическими героями становятся под чужим пером. Прожив эту жизнь так, что о тебе помнят пять веков спустя и встретившись лицом к лицу со «своими» поэтами. Не «альтернативная» и не лживая, а настоящая, наша с вами отечественная история и без прикрас богата аки царская сокровищница. Внутри этой истории есть всё. Битвы, победы, трагедии и драмы, пронзительнее коих писатели не придумают. Проклятия, роковые стечения обстоятельств и чудеса. Есть герои, есть злодеи. Водится в ней и особый тип людей – неоднозначный. Для оценки деятельности таковых не только черного/белого не хватит, а всей цветовой палитры. Ничего странного в этом нет. Это – жизнь.
Лёгкий и гибкий, озёрный и улыбчивый, насмешливый и самоуверенный, дерзкий и наглый, влюбленный и жестокий. Опьяненный собственной молодостью и жизнью. Он - обычный мужик, который любит вкусно поесть, выпить, богато нарядиться, полапать девок и хорошо выспаться после очередного трудного похода. Он – банален и обычен до одури. Опричник и заплечный убийца с бесшумной походкой, участник погромов и пыток, развратник, сводник и блудник. Мечтающий о битвах, смелый и талантливый воин
Мой роман не об опричнине как о явлении. И даже не об Иване Грозном. И тем более не о тандеме «Иван – Фёдор». Над этим тандемом уже поглумились достаточно, затаскав настолько, что прикасаться не хочется. Пишешь своё, а грязь по рукам стекает чужая. Да и нужно ли? Мне этот тандем не нужен, как он не нужен он тому «вдохновению», которое толкается возле плеча. Смешно самой, но Иван как таковой раньше шестой главы и не появится. Мой роман о Фёдоре Алексеевиче Басманове.
Это о мире, который крутится вокруг него.
Это история взросления молодого мужчины, который умудрился через пять веков оставить после себя след, который до сих не просто горит, а полыхает. О «золотом» мальчике, которому судьба много дала от рождения. Авансом. Но еще больше – спросила. О юноше, которому упорно казалось, что так будет всегда. Сафьян и алтабас, мальвазия, мечты о военных подвигах, любимое оружие, породистые лошади, красивые женщины, прощение всех проделок и вольностей. Ведь… Как это обычно бывает? Пытки, подвалы, падение, потеря всего, гнилая вонючая солома…Это ж о других.
Это о любящем отце, Алексее Даниловиче Басманове – смелом русском воине. И отцовских чаяниях, которые способны загнать между долгом и любовью, между «надо» и «хочу», потому что люди всегда хотят, как лучше. Особенно для близких. А выходит как обычно. Какой бы век на дворе не стоял. О сыновьем упрямстве и максимализме, которые способны принести много бед и неприятностей.
И о том, что Переславская земля никогда не рождала отцеубийц. Как не рождала отцов, которые словно заправские сутенеры подкладывали своих сыновей мужикам.
Это о любящей матери Ефросинье Андреевне Старицкой и князе Владимире Андреевиче Старицком. О противостоянии двух дворов. В моем романе Старицких будет больше Грозного. Это следующие люди после Басмановых, в защиту которых хотелось бы «молвить слово» и показать их с другой стороны.
Это о воине, который мечтал воевать, но недополучил этих битв… Поэтому последнюю и самую главную, он ведёт до сих пор.
А…ну да! И, конечно же о любви ))) Кто просил древнерусских Ромео с Джульеттой? ))
Нормальной любви, хотя и грешной.
Любви между мужчиной и женщиной, которая сохраняется через века.
Переодевания, возможно тоже будут )
Надо же любимую бабу из неприятностей вытаскивать ))))
Публикация только на лит.сайте «Изба-читальня».
Срок выхода глав – свободный (зависит от моей личной занятости, увы не могу связывать себя обязательствами перед публикующими платформами из-за привязки к официальным срокам, не имею возможности сроки соблюдать
Спасибо огромное всем моим дорогим, особенно тем, кого мне подарила эта тема за последние два года!
"- Что-то ты старик, сегодня как пьяный. Ни тебя, ни Меркушку не узнаю. Такой придури николи от вас не случалось.
- Григорий Лукьяныч – так ведь… Всё –то у нас нынче особенное – Спиридон улыбнулся широко, показав гнилые зубы – Мерекаете, вы сами на себя шибко похожи? Церемониться с покойничком не велели. Сами! Запамятовали? А теперь охаете, ахаете, да пляшите вкруг него. В скудельницу положить и землицей сырой засыпать как положено – не схотели. Как тати ночные крадёмся, соромно, ей Богу.
Почесав затылок и продолжая растирать ноющую спину, мужик прикидывал – нет ли кова? А если есть, то опять же, монетку лишнюю с Григория Лукича взять можно за молчание. Григорий и раньше за их работёнку платил хорошо. А нынче, видать, случай особенный.
- Не твоё дело собачье.
Возничий наклонился над телом. Ухватив угол мешковины на мгновение замер. Глаза смотрели и обжигали пострашнее всех тех пыток, что приходилось наблюдать изо дня в день. По совести говоря, всё что происходило в Тайницкой башне московского кремника, давно уже наводило на Григория скуку.
Случайный яркий луч закатного света, не последний на земле, но последний для этого человека, скользнул по лицу. Осветил слипшиеся ресницы. Из глубины зрачков, как показалось Григорию Лукьяновичу, поднялся голубоватый отсвет. Напомнивший ему о временах не столь уж далёких и не таких уж плохих. Нынче времена похуже настали. Для всех. Для самого Григория тоже.
Вместо того чтобы завязывать, возничий размотал мешковину сильнее – убедиться. Глупо, так глупо, что выругался на себя мысленно. Самыми распоследними, да грязными словами. Такими словами на изменников и холопов не плевался. Точно не кат государев, а попёнок малахольный, дьячок помешавшийся. А всё ж проверить надо. Привиделось, значит. Григорий зажмурился, встряхнул головой. Рана на груди, что виднелась через исподнее, пропитанное кровянистой застывшей жижей, никуда не исчезала. Да, вот она. Как и было. А куда денется? Прошлого не воротишь.
Из раны рёбра торчали. Не выжил бы он. Глупо и думать. Одно суеверие и суета.
На всякий случай Григорий Лукьянович снял с пояса нож, поднёс лезвие к тому, что раньше называлось губами. Лезвие ожидаемо не запотело – сверкнуло прежде чем Григорий обратно в ножны сунул.
Но навязчивая оса жалила где-то внутри, под рёбрами. Выполнять последнее, что должно было теперь с телом сделать, возничий не захотел, ровно, как и оставаться рядом с покойником в последний момент.
Распрямившись и отряхнув колени от песка, велел:
- Завязывайте!"
Читать пролог целиком на сайте "Изба-читальня"
