отрезан от родины, и нет мне туда возврата.
Уже девять лет. Даже пятнадцать.
Девять лет назад я понял, что в Германии мне и моим парням нечего
делать, что там стало просторно для трусости, вероломства и скаредности. А
мы холодны на поле боя и вскипаем, когда нам не платят.
Кроме того, эти немцы называли нас зобастыми чертями и белыми неграми,
хотя ни зобастых, ни альбиносов среди нас не было, а были все такие парни,
что один мог отдубасить троих уроженцев колбасного края.
Нам все это обрыдло, и мы подались сюда. Когда деньги в руках - не все
ли равно, какое небо над головой?
И вот я здесь и даже немного стал понимать этих людей (до конца их,
по-видимому, и сам господь бог не понимает).
У них холодные зимы, жгучие лета и в крови то мороз, то огонь. Они