Тут Кернс перебил его:
— У меня есть другое объяснение.
Уортроп оторвался от карты:
— Другое что?
— Разумное объяснение.
— С удовольствием выслушаю его, — сказал Доктор, хотя было совершенно ясно, что никакого удовольствия это ему не доставит.
— Прости меня за наглость и бесцеремонность, Пеллинор, но твоя теория — это полная чушь. Накрутил, навертел, усложнил — все это бессмыслица и вздор. Наши ребята-людоеды шли сюда пешком не больше, чем я.
— А у тебя что за теория? Они сели в поезд?
— Это я сел в поезд, Пеллинор. Их вид транспорта был несколько более частным.
— Я не понимаю, — сказал Морган.
— Да все же яснее ясного, констебль! — сказал Кернс со смешком. — Любой ребенок поймет. Держу пари, Уилл уже давно все понял. Что скажешь, Уилл? Какова разгадка?
— Я? Что скажу я?
— Ты — умный мальчик. Уортроп не случайно взял тебя ассистентом. Какова твоя теория случившегося?
Кончики ушей у меня загорелись, и я сказал:
— Ну, я думаю, сэр…
Все трое повернулись и уставились на меня. Я сглотнул комок в горле и продолжал:
— Они здесь, это очевидно, и они должны были как-то сюда добраться, а это значит, что либо они добрались сюда сами и никто этого не заметил, либо… либо…
— Так, так, очень хорошо, Уилл Генри, продолжай. Либо — что? — спросил Кернс.
— Либо кто-то все-таки знал.
Я смотрел в пол. Взгляд Доктора был особенно неприятным.
— Вот именно, — кивнул Кернс. — И этот кто-то знал, потому что именно он организовал их прибытие из Африки в Новую Англию.
— О чем ты, Кернс? — требовательно спросил Уортроп, забываясь, так как разговор начал принимать опасный поворот.
— Кернс? — спросил Морган. — Я думал, его зовут Кори.
— Кернс — мое второе имя, — нашелся бывший хирург, — по материнской линии.
— Это не менее абсурдно, чем моя теория, — настаивал Уортроп. — Предположить, что кто-то привез их сюда, не будучи компетентным, где-то поселил их и кормил… как? Точнее, кем?
— И опять, мой дорогой Уортроп, это вопросы, ответы на которые очевидны. Разве ты не согласен, Уилл Генри? Так очевидны, что это просто смешно. Я понимаю твою близорукость при рассмотрении данного случая, Пеллинор. Должно быть, тебе больно и трудно принять правду и смириться, вот ты и искажаешь факты до неузнаваемости, делая низ — верхом, черное — белым, а квадратное — круглым.
— Джон, ты оскорбляешь меня, — рявкнул Уортроп.
— Джон? Но вы говорили, его зовут Ричард, — захлопал глазами Морган.
— Это кличка, в честь Джона Брауна. Агитатора. Моя мать была, видите ли, американка, сторонница аболиционизма.