Поэтому у людей всех слоев, стекавшихся встретиться с Диоклетианом и Максимианом, было для этого множество причин — и любовь к зрелищам была среди них не последней. Панегирик Мамертина, вероятно, не преувеличивает, говоря:Но когда вас начали узнавать все лучше и лучше, все поля наполнились не только людьми, спешащими увидеть вас, но и стадами домашних животных, покинувшими далекие пастбища и рощи, земледельцы в суматохе наталкивались друг на друга, сообщали всем селениям о виденном, были возжены жертвенники, воскурялись благовония, делались возлияния вином, закалывались жертвенные животные; все светились от радости, все рукоплескали и плясали.[101]
Торжественный прием был тщательно срежиссирован. Простые смертные могли приблизиться к божественным персонам императоров, лишь пройдя целый цикл церемоний. Но главный упор был сделан на демонстрацию единства и согласия августов: в панегирике говорится, как они выходят из дворца и стоят бок о бок в роскошной колеснице, медленно несущей их к центральной площади города сквозь людские толпы: «...Сами дома, как я слышал, словно бы двинулись с места, поскольку все мужчины и женщины, дети и старики устремлялись через распахнутые настежь двери на улицы или высовывались из окон верхних этажей».[102]
В списке победных титулов двух императоров была опущена ранее упоминавшаяся в нем победа Караузия над пиратами в проливе, но в остальном он развертывался вполне предсказуемо и одинаково для обоих императоров: победитель германцев, победитель сарматов, победитель персов. Тот факт, что все эти победы существенно различались по характеру и важности, что в некоторых случаях они были одержаны лично, а иногда — как, например, в случае договора с Персией — были достижением дипломатии, не имел никакого значения. Императоры должны были предстать перед своими подданными и войсками как непобедимые воители, способные одолеть любого врага. Отличительной чертой панегирика (существенно усложнившей работу историкам) было то, что все эти кампании были выстроены в соответствии с нуждами пропаганды, чтобы продемонстрировать полное согласие между августами, не запятнанное соперничеством или ревностью, — особенно по поводу военных успехов. Поэтому успехи императоров были сведены к искусственной симметрии: так, союз Максимиана с Генобальдом стоит рядом с договором Диоклетиана с Бахрамом, хотя между ними не было ничего общего. Подобные стилистические уловки, хотя они и скрывали истинный ход событий, являлись частью общего замысла: убедить слушателей, что долгая ночь междоусобицы и нестабильности наконецосталась позади. Все эти беды случились потому, что мир неким образом стал разлагаться морально: брат поднял руку на брата, а вожди лишились своих добродетелей, и боги отвернулись от империи. Нашествие варваров, голод, разрушенные селения, инфляция — все это были приметы эпохи разлада между землей и небом. Поэтому Диоклетиан и Максимиан с помощью жертвенных приношений и благочестия, с помощью единства и демонстрации своих последовательных успехов старались показать, что они снова пользовались покровительством богов: согласие августов (concordia augustorum)на земле отражало согласие богов (concordia deorum)на небесах.
Учредив дуалистическую монархию, Диоклетиан точнее всего определил ее сущность через свою политику в отношении религии. Он воскресил во всей империи культ почитания Юпитера (Зевса) и Геркулеса (Геракла), отождествляя себя и Максимиана с этими двумя небожителями. Юпитер был мудрым правителем Вселенной; он свергнул древнюю расу титанов и положил начало новому правлению олимпийцев. Так же и правление Диоклетиана стало началом новой эры, сменившей годы жестокого, бесчинного правления узурпаторов. Геркулес был последним из земных сыновей Юпитера; рожденный от добродетельной смертной женщины Алкмены, этот герой не знал преград и был достаточно силен, чтобы одолеть всех противников богов и людей, — как и Максимиан, неутомимый воин, который избавит империю от захватчиков и бунтовщиков.
Отождествление с богами не ограничивалось простой риторической аллегорией. Разумеется, каждый император был богом в том смысле, что он (или его божество) был объектом поклонения и почитания. Но в последние годы императоры делали все больший упор на свою общность с бессмертными богами. Они заявляли, что являются союзниками (comes)наиболее известных или могущественных богов, так же как военачальники высшего ранга были comes императора. Аврелиан утверждал, что является телесным воплощением или духовным сыном вечного Непобедимого Солнца,Sol Invictus.Двигало ими не только тщеславие, но и весьма серьезная потребность закрепить свое правление чем-то более весомым, чем одобрение армии, — показать, что право на трон исходило свыше, и четко указать разницу между «законным» правлением и простым удачным мятежом. Успешная власть должна брать на себя обязательства и показать, что имеет право требовать верности себе, в отличие от своих соперников. Зачастую, как в любой период смуты, это право приходилось изобретать. Если тот или иной правительуспешно добивается и надолго удерживает верность сторонников, то со временем оправдание его правления в глазах потомков превращается в миф об основании новой династии. Однако миф, как и легенды об основании английской и американской демократии, будет заключать в себе определенные политические ценности, и это в равной степени верно и для демократического, и для автократического государства.
В отличие от Аврелиана Диоклетиан опирался на традиционный пантеон Рима; кроме того, он точнее сформулировал доктрину своего с ними родства. Именно от Юпитера и Геркулеса происходила власть его и Максимиана над империей — они заявили об этом, приняв имена Иовий и Геркулий. Вместо обычного права наследования земной династии (которым они не обладали) и вместо голоса армии (на который мог в равной степени рассчитывать Караузий или любой другой мятежник) законность их притязаний, столь заметная на фоне их скромного земного происхождения, проистекала от божественности их родителей — Юпитера и Геркулеса соответственно. А будучи сыновьями Юпитера и Геркулеса, они в один и тот же день праздновали день своего рождения (geminis natalis).
Божественные предки уже появлялись в эллинистической и римской культурах (так, Юлий Цезарь утверждал, что ведет свой род от Венеры). Разумеется, люди не верили буквально, что Диоклетиан и Максимиан вышли, уже в полном вооружении, из лона смертных супруг Юпитера и Геркулеса 21 июля 287 года. Но даже в христианском обряде крещения речь идет не о первом, биологическом, а о втором, духовном рождении из воды и Святого духа, и именно это рождение имеет вес на небе и на земле. В ту эпоху боги вмешивались в дела людей, но особенно это чувствовалось в III веке, когда наука отступила перед волной магии, откровений, чудес и явлений богов среди людей, когда сверхъестественные силы оказались в более тесном, хотя и более беспорядочном контакте с жизнью людей, полной страхов и надежд. Очевидная неудача божеств-защитников государстваспособствовала тому, что религия империи распалась на более частные культы. И теперь Диоклетиан пытался вернуть ее из интимной, скрытой сферы в русло общей внешней религии, к ритуалам и обязанностям общественной жизни, к культам Вечного государства. Он и Максимиан демонстративно строили храмы, делали надписи, прославляющие богов, устраивали жертвоприношения и блюли традиционные добродетели.
Могущество богов и их связь с императорами были постоянной темой для изображений на монетах. Лишь изредка на них мелькал прежний девизConcordia Militum (согласие воинов), который выдавал почти полную зависимость трона от армии. Теперь же на монетах стоял девизРах, Providentia, Felicitas, Securitas Augustorum (мир, провидение, счастье и безопасность августов) и традиционный пантеон: Марс, Минерва, Виктория. Но чаще всего на монетах Диоклетиана присутствовал Юпитер, иногда с молнией, скипетром, державой и орлом, а на монетах Максимиана Геркулес, вооруженный дубиной, боролся с Немейским львом или многоглавой гидрой.[103]Диоклетиан также осторожно, но планомерно принялся отнимать могущество у когорт преторианской гвардии. Он существенно уменьшил число преторианцев, сопровождавших императора, а оставшиеся стали просто почетным гарнизоном Рима; а переезд из Рима императорского двора оставил преторианцев политически беспомощными. Вместо них Диоклетиан учредил новый, меньший по численности корпус дворцовой стражи, скутариев, и увеличил число новых элитных иллирийских легионов, иовиев и геркулиев. Это были действующие войска, отмеченные особыми милостями и своей близостью к двум божественным родам. Их большие овальные щиты несли рисунок в виде ярких концентрических кругов с орлом в центре — красным для иовиев и черным для геркулиев. Если бы дело дошло до конфронтации, они должны были стать политической мощью новой империи.[104]
Празднование в Медиолане стало успешным актом демонстрации единства и силы нового режима. Мамертин заявлял:В самом деле, какие времена видели когда-либо такое единодушие в верховной власти? Пользуются ли какие-нибудь кровные братья-близнецы неделимым наследством столь равноправно, как вы управляете государством?[105]
Народ Медиолана получил свои любимые гладиаторские бои и театральные представления; в выигрыше осталась и городская аристократия. В подтверждение растущего весаМедиолана как второго города Италии его нужно было расширить и украсить дворцами, храмами, театрами и форумами, как подобает одной из новых столиц империи.
Однако у гидры еще оставалось много голов, которые нужно было снести. Все торжественные празднования этой новой эпохи были лишь обещаниями, которые еще предстоялоисполнить. И Диоклетиан знал, что пока что он добился лишь передышки, во время которой можно было подготовиться к дальнейшим действиям.
ГЛАВА 4.
ТЕТРАРХИЯ
ОН ОПРОКИНУЛ КРУГ ЗЕМНОЙ КАК АЛЧНОСТЬЮ, ТАК И РОБОСТЬЮ СВОЕЙ. ОН НАЗНАЧИЛ ДАЖЕ ТРЕХ СОУЧАСТНИКОВ СВОЕГО ПРАВЛЕНИЯ, ПОДЕЛИВ МИР НА ЧЕТЫРЕ ЧАСТИ.Лактанций, «О смертях гонителей»
Первые пять лет оказались заполнены неустанными трудами, смелыми импровизациями и отчаянным риском. Следующему периоду, с голь же беспокойному, предстояло стать оправданием политики разделения власти, формированием нового строя империи, началом коренной трансформации всего механизма управления государством. Побудительной причиной к переменам по-прежнему оставалась многоглавая гидра восстаний и вторжений. Но она была побеждена с помощью возрастающей мощи новой власти, которая добилась побед на всех границах и разбила всех врагов, и главным ее достижением было создание на основе одержанных побед куда более грозной системы обороны и наступление — впервые за полвека — настоящего военного и гражданского спокойствия в стране.
Осталась без упоминания нерешенная проблема, которая омрачала празднества в Милане и занимала все мысли Диоклетиана. Это, разумеется, была Британия. Максимиан успешно укрепил границы на Рейне, однако поражение, нанесенное ему Караузием, представляло собой военную и политическую угрозу первой величины. До тех пор, пока существовало государство Караузия, оно являло собой живой пример успешного сепаратистского восстания — в то самое время, когда единство империи все еще оставалось весьма шатким. До тех пор, пока власть Караузия не получила официальное признание (и даже после этого), он мог попытаться расширить свои владения в Северной Галлии, как только выдастся такая возможность. Он контролировал оба берега пролива, и потому победить его в морских кампаниях, в которых Диоклетиан и Максимиан попросту не имели никакого опыта, было крайне трудно. Более того, приходилось признать, что Караузий правил своим государством весьма твердо и уверенно, защищая северную границу и пролив. Он упрочил свой союз с франками и прочими племенами прибрежных территорий Нидерландов, принял в свое войско большое число наемников и тем самым укрепил свой северо-восточный фланг. Восстановив условия для успешной торговли с континентом, он привлек на свою сторону купцов Лондона и Булони и при необходимости мог бы обратиться к ним за деньгами. Самое же главное — его запасы золота и особенно серебра позволяли ему чеканить собственную монету в Лондоне, Колчестере и Булони, и это былимонеты куда более высокого качества, чем официальная валюта империи, реформу которой едва начал проводить Диоклетиан. Он внимательно следил, чтобы его монеты строго