Хотя участие Михаила Павловича в официальных документах не фиксировалось

возможных путях ее разрешения Ростовцев, который совсем не был готов к законодательной деятельности[1533],в значительной степени формировал на основе записок Позена[1534].По поручению Ростовцева последний составил так называемую Программу 21 апреля 1858 года для работы губернских комитетов по улучшению быта помещичьих крестьян[1535].Хотя участие Михаила Павловича в официальных документах не фиксировалось[1536],он сам не только публично давал определенные объяснения относительно этого документа, но и направил в редакцию «Сельского благоустройства» формуляры для общего уездного и губернского описания помещичьих имений[1537],тем самым подтверждая свою причастность к данному делу.
В течение 1858-го — начала 1859 года в европейской части России открылось 46 таких комитетов и две комиссии, выборы в которые проходили достаточно свободно — без какого-либо вмешательства власти[1538].Это был новый, нетрадиционный механизм проведения реформы. В комитетах встретились представители разных поколений и разных общественно-политических предпочтений. Они «учились обсуждать и решать государственные вопросы, учились приемам политической борьбы, учились начаткам конституционности»[1539].Правительство посчитало необходимым направить деятельность этих органов специальным документом. Программа, составленная по плану Позена, была утверждена Главным комитетом в присутствии императора. Принятие именно этой программы было, вероятно, одной из причин резко негативного отношения к Позену со стороны либеральных чиновников Министерства внутренних дел, которые еще в марте 1858 года предложили свой вариант программы для работы губернских комитетов. Автором министерского проекта, по мнению А. А. Корнилова[1540],был А. И. Левшин, по утверждению Л. Г. Захаровой — Я. А. Соловьев, а исправлял его Н. А. Милютин[1541].Во всяком случае, хорошо знакомый с ситуацией П. П. Семенов-Тян-Шанский конфликт весны 1858 года называл «распрей» между Ростовцевым с одной стороны и Милютиным и К. Д. Кавелиным — с другой. В основе же конфликта лежала позеновская программа, которая «окончательно восстановила против Я. И. Ростовцева не только Н. А. Милютина и всю его партию, но и все министерство внутренних дел»[1542].
Правда, к тому моменту еврей-выкрест, протестант, за которым ввиду его стремительной карьеры (за двадцать пять лет, не имея военного чина, прошел путь от копииста додиректора Канцелярии Военного министерства, статс-секретаря императора[1543])в определенных кругах закрепилась репутация «выскочки»[1544],один из возможных номинантов на пост министра финансов, М. П. Позен у молодых бюрократов не мог не вызывать раздражения[1545].Его широкая осведомленность в государственных делах, подкрепленная практичностью успешного крупного хозяина, владевшего имениями не только в земледельческом, но и в промышленном регионе, собственное независимое мнение, возможно, иногда безапелляционный тон старшего по возрасту и более опытного члена Редакционных комиссий, о чем писал после «размолвки» с ним Ростовцев[1546],«выход» непосредственно на императора — все это тоже не импонировало министерским реформаторам. К тому же в столичных кругах вряд ли был забыт конфликт Позена с М. С. Воронцовым, назначенным наместником Закавказья, как писали мемуаристы — с подачи Позена. Именно благодаря проекту управляющего VI Отделением Императорской канцелярии — проекту по реорганизации этого региона — новый наместник Кавказа получил широчайшие полномочия. Но законник Позен не захотел уступать Воронцову, который «действовал и держал себя по отношению к подчиненным как высокомерный и независимый феодал»[1547],и решил дело не как-нибудь, а попросив 31 января 1845 года у императора об отставке[1548],о чем в феврале сообщили газеты.
В письмах 1845 года из Парижа (т. е. слухи о позеновско-воронцовском конфликте быстро долетели и туда) Н. И. Греч писал Ф. В. Булгарину: «Я очень тебе обязан за письмо с подробностями о Позене, Михайлове и т. п. Я здесь ничего об этом не знаю. М. П. Позену скажи, что и здесь все, кто его знает, принимают искреннее в его судьбе участиеи все уверены, что он в скором времени будет на высшем месте. Царь справедлив, а Позенов у нас мало»[1549].Кстати, по слухам знакомые с этим конфликтом современники считали, что в данной истории Позен «по существу был совершенно прав»[1550].
Кажется, в период работы такого уникального для России учреждения, как Редакционные комиссии, борьба между наиболее активными игроками, стоявшими на разных позициях, за влияние на Я. И. Ростовцева, близкого к императору, также была одной из причин создания еще у современников того образа Позена, который прочно вошел и в историографическую традицию, поскольку резко негативные оценки исходили именно из либерального лагеря. Н. А. Милютин, а также В. А. Черкасский и Д. П. Хрущев стали составителями[1551] «Материалов для истории упразднения крепостнаго состояния помещичьих крестьян в России в царствование императора Александра II», опубликованных уже в 1860–1862 годах в Берлине[1552].Именно здесь была дана фактически убийственная, очень эмоциональная и предвзятая характеристика Михаила Павловича, повторенная Я. А. Соловьевым в его «Записках»[1553].Эти оценки закрепились и в историографии, несмотря на многочисленные положительные отзывы, прозвучавшие в мемуарной литературе[1554].Правда, в последние годы в российской историографии уже начал разрушаться простой и схематический образ «крепостника». Вместе с К. Д. Кавелиным, Ю. Ф. Самариным, А. М. Унковским М. П. Позена причисляют к кругу авторов первыхлиберальныхзаписок, которые начали появляться в 1856 году[1555],к «симпатизантам» аристократов-конституционалистов (курсив мой. — Т. Л.) — М. А. и Н. А. Безобразовых, В. П. Орлова-Давыдова, П. Б. и Г. Б. Бланков, В. В. Апраксина, Д. П. Шидловского и других[1556],традиционно маркируемых не иначе, как «реакционеры», «крепостники» и т. п.[1557] Это только еще раз подтверждает необходимость внимательного взгляда на Позена со стороны украинских историков.
Я. И. Ростовцев, возглавив Редакционные комиссии и самостоятельно формируя их состав, пригласил к работе в качестве члена-эксперта и Михаила Павловича. Интересно, что, по воспоминаниям П. П. Семенова-Тян-Шанского, также члена-эксперта, Ростовцев, собирая свою, как сейчас модно говорить, команду, так определил параметры необходимых ему людей из Министерства юстиции: «…безукоризненная этика, основательные юридические познания, сочувствие делу земельного освобождения крестьян и довольно почетное положение в Министерстве»[1558].Б. Г. Литвак считал, что такие эталонные требования могут служить историкам для характеристики качеств всех членов Редакционных комиссий, отобранных Яковом Ивановичем. Кроме того, Позен вошел и в состав Финансовой комиссии. Причем не только мемуаристы, но и историки, вообще не слишком благосклонные к нашему герою, относили его к числу «лучших представителей финансов» России того времени. Позен был общепризнанным «знатоком финансовой практики», «негласным консультантом ряда высших сановников по вопросам аграрной и финансовой политики»[1559].
Для характеристики человеческих и деловых качеств Михаила Петровича, думаю, важно обратиться к источникам, хотя и опубликованным, но практически не учтенным исследователями его биографии и Крестьянской реформы. Речь идет о письмах Е. И. Милорадович к племяннику, известному историку и археографу, графу Г. А. Милорадовичу, из которых наибольший интерес в контексте нашей темы представляют одиннадцать эпистол за 1860–1861 годы. Написанные из‐за границы и из Полтавы, они интересны не только откровенными высказываниями о важных общественных проблемах, о местных деятелях. Кроме остроумных наблюдений над полтавским дворянским сообществом, здесь такжеданы искренние оценки личности Позена, что особенно ценно, ведь таких отзывов, исходящих от коллег по корпорации, удалось выявить не слишком много. Украинский общественный деятель, Е. И. Милорадович называла Позена «гениальным евреем», гордилась дружбой с ним, не сомневалась в его глубокой честности и была благодарна за «сердечное и разумное участие». Именно Позен убедил отца Елизаветы Ивановны, И. М. Скоропадского, крупного помещика, создателя дендропарка в Тростянце, передать ей имение, что не только обеспечило финансовую самостоятельность новой владелице, но и сделало возможной ее широкую благотворительность, в том числе и создание Литературного общества им. Т. Шевченко во Львове[1560].
Исследователи биографии Е. И. Милорадович предполагают, что именно под влиянием Позена она горячо поддержала эмансипацию крестьян[1561].Касательно же отношения к нему общества Елизавета Ивановна в письме от 14 июня 1861 года, не воспринимая инвективы Г. А. Милорадовича и высказываясь также по поводу «аристократичности» рода своего мужа, писала:
Позен же жид, составивший себе имя из ничтожества, его все бранят, но нет ни одного вопроса до сей поры в России, где бы не советовались с ним. Все его бранят, потому что он со всеми на ножах, но везде оказывают ему уважение. Не успел он приехать в Одессу, на другое же утро Строганов (Новороссийский и Бессарабский генерал-губернатор. — Т. Л.)явился к нему; в Вене Балабин (российский посланник в Вене. — Т. Л.)тотчас посетил его, и Борятинский (князь, генерал-фельдмаршал, член Государственного совета. — Т. Л.)приехал нарочно в Вену к нему за советами; все это я сама видела. Все банкирские дома знают его в Европе, и сама эта ожесточенная брань доказывает ли[шь], что Позен гениален, а иначе я не признаю его[1562].
Замечу, что ценность таких характеристик существенно возрастает, если учесть, что в то время Михаил Павлович не был обременен никакими должностями.
Весьма заметную роль Позен сыграл и в работе Полтавского губернского комитета, в котором представлял дворянство Хорольского уезда. Также он стал по выбору заместителем председателя, предводителя губернской корпорации, Л. В. Кочубея[1563].Вместе с А. В. Богдановичем[1564] Позен был избран полтавским дворянством представлять местные интересы в Редакционных комиссиях, где оба, как оказалось, принялись довольно активно обсуждать проект реформы[1565],предложенный этой институцией, отстаивая по поручению корпорации малороссийскую специфику, присущую краю до 1783 года[1566].
В то же время, несмотря на частые — как в мемуарной, так и в научной литературе — упоминания этого влиятельного на Полтавщине и «известного в России человека»[1567],и по сей день не существует более полного биографического очерка, чем тот, что был помещен в «Русском биографическом словаре». Потребность же в этом, очевидно, ощущалась и довольно критически настроенными к Позену современниками, которые все же не могли не отдавать ему должного. По крайней мере, П. П. Семенов-Тян-Шанский уже после появления словарной статьи И. Давидовича писал: «Замечательно, что, хотя он был похоронен с честию в своем имении, которое поставлено было им в положение богатого родового поместья, но „струны громкие боянов не стали говорить о нем“. …И до сих пор его, во всяком случае, крупная и не лишенная достоинств личность еще не нашла себе биографа»[1568].Все, здесь сказанное, остается актуальным и сейчас.
Не предпринималось также попыток комплексно проанализировать взгляды Позена. Напомню, что в ходе обсуждения важных социальных проблем значительная часть наиболее активных деятелей переживала сложную идейную