Там был ручей, и хижины, и гигантские пни, и высокие сумрачные деревья, там были мы, все еще болтающие друг с другом, – и лошади.
О да, и там тоже были лошади. Из-за них мы и оказались там. В том возрасте это представлялось очень важным.
В детстве, благодаря деревянной головоломке – карте США, я очень хорошо помнила расположение штатов и достаточно учила географию, чтобы иметь какие-никакие представления о континентах и государствах. Я знала, что страна секвой находится к северу от Беркли, потому что мои родители возили меня с братом на побережье, когда мне было девять, и мой отец следил за направлением по компасу.
Вот и все, что я в четырнадцать лет знала о расположении «Тимбертолла», и узнать больше я не стремилась.
Меня устрашило собственное невежество. Но оно имело свою логику. Прежде всего, не я вела тот автобус. В детстве меня везде возили взрослые, как всегда бывает с детьми. Так что я обладала вполне адекватным представлением о мире и сознавала свое местонахождение в меру потребностей.
Нет ничего странного в том, что дети все время спрашивают: «А мы уже приехали?» Потому что они уже там, на месте. Это вечно спешащие родители еще не на месте, потому что им приходится преодолевать огромные расстояния – ехать, и ехать, и ехать… Для ребенка же это не имеет смысла. Может быть, потому дети и не замечают окружающих пейзажей. Пейзаж – всего лишь что-то между домом и тем местом, куда они уже мысленно приехали.
Нужны годы, чтобы научиться жить между тем, и этим, и еще чем-то, чтобы установить связи между вещами, чтобы осмыслить их.
Возможно, для этого нужен довольно странный ум – ум взрослого человека. Думаю, что животные находятся там, где они есть, так же как дети. Да, они – совсем не как дети – знают дорогу между местами, многие из них знают ее куда лучше нас – к примеру, лошади, если они где-то побывали. Или пчёлы, если другая пчела протанцевала им путь. Или крачки над бескрайним океаном… В этом смысле знать дорогу означает знать, где ты находишься в каждый конкретный момент.
