Все утро занималась хозяйством. Конец лета, нужно в погреб закрутки опустить, проверить запасы, придумать, что еще можно сделать из овощей. К половине двенадцатого дня удалось добраться до ноута, и то на десять минут, ибо мартен на кухне зовет и не отпускает. Проверила почту на предмет писем от Матрены. Она иногда пишет и туда, когда сообщения большие. От нее ничего не было, зато было десяток писем от Василины.
Все письма какие-то обрывочные, с путаницей в словах, с грамматическими ошибками и описками. Какие-то бессвязные предложения, где-то она просила помощи, где-то ругалась на меня, в каких-то кляла весь мир, а в одном грозилась покончить с собой. Решила, что это не мое дело, выключила ноут и пошла на кухню.
Однако заноза сидела в голове и не давала покоя, что-то с этими письмами было не так, и что-то в них во всех было общего. Потом я поняла, везде она просила и требовала мой адрес, и там где были просьбы о помощи, и в тех письмах с угрозами, обещала пожаловаться на меня в ООН, и какому-то канцлеру. Пусть жалуется, написала ей ответе адрес.
Весь день какая-то кутерьма и канитель. На ужин собралась печь разнообразные пироги, поэтому пригласила Матрену, пусть бабушка порадуется. Да и поболтать хотелось, давно не виделись в неформальной обстановке, все только по делам, да по делам.
Приближался вечер. Дети мои быстро поели и уехали кататься на великах. Саша снова уехал на работу. У меня в духовке остывали два пирога. Приехала Матрена в новом шлеме со стразами, не такой эффектный как с павлиньими перьями или рогами. Однако шлем в форме головы единорога впечатлял.
Пригласила ее в беседку, а сама отправилась в дом за пирогами и чайником. Возвращаюсь, а Коловерша все из моего шкафчика вытаскивает и ставит на стол. Матрена во что-то усиленно и увлеченно играет в телефоне, не замечает самоуправство своего подопечного. Я удивленно смотрю на все это безобразие. Он вытаскивает последнее блюдо, и залазит туда всей своей тушкой, и дверь за собой закрывает.
- Это что? - удивленно спрашиваю я у Матрены.
- Шкафчик, - отвечает Матрена, не поднимая глаз, - Молодец, классно его отреставрировала, хорошо смотрится.
- Глаза от экрана оторви и посмотри, - сказала я.
Коловерша разглядывал нас через стекло и корчил рожи.
- Ну, как дите, ей Богу, - сказала Матрена, - А ну вылазь, негодник такой, - погрозила она ему пальцем, - И посуду своими криволапками запачкал.
Коловерша вылез из шкафчика, виновато на нас посмотрел, и принялся плевать в каждую тарелку и вытирать ее рукавом невидимого пиджака.
- Очуметь, - только и смогла сказать я и плюхнулась на лавку.
Матрена отложила телефон и увидела, чем занимается ее помощник.
- Ёшки-матрешки, ну, ты чего окаянный совсем нюх потерял. Ты чего творишь то? Мы с тобой в приличном доме, то в шкаф посудный с грязными лапами, то в тарелки плевать, - она попыталась стукнуть его лежащим на столе полотенцем.
Однако помощничек увернулся и смахнул со стола стопку тарелок.
- Зашибись, - только и успела я ответить.
Часть из них разбилась. Коловерша полез под стол, собирать осколки.
- Ой, вспомнила, - вскочила Матрена и побежала на выход, - Мне же тут босяцкий подгон сделали, подарили коробку с нектаринами. Решила с тобой поделиться.
Решила, что мне не нужно особо нервничать, тарелки старые, в доме еще есть. Пусть разбойник собирает, а я пойду принимать у бабульки нектаринки. Вышла следом за ней. Бабушка отвязывала коробку от багажника. В это время подъехало такси и из него вывалилось какое-то чудо. Женщина ругалась с водителем, швырялась в него деньгами, вытащила какой-то баул и ногой пнула дверь. Таксист обозвал ее истеричкой, показал средний палец и рванул в сторону трассы.
Девица была одета в какой-то огромный синтетический свитер не первой свежести, коричневые кримпленовые широкие брюки и синие старые кеды. Что у нее было на голове - непонятно, какие-то грязные ленточки и кусок фаты. Она вертела во все стороны головой, а потом зафиксировала свой взгляд на мне.
- Это вы, ты, Агнета? - спросила она, прижимая к груди клетчатый баул.
- Угу, - ответила я.
- Я, Василина, мы с тобой переписывались несколько дней, - сказала она, протягивая мне маленькую ручку со следами когда-то нарощенных ногтей.
Я кивнула ей в сторону открытой калитки. Она фыркнула недовольно, потому что я не пожала ее руку. Матрена сунула мне коробку с фруктами.
- Милая, а чего это у тебя на башке такое? - спросила ее бабушка.
Барышня повернулась к нам, поймала взглядом Матрену. Кокетливо оттопырила кусочек тряпки.
- Это фата, мне ее мама моего жениха подарила. Правда, красиво? Мне и снимать не хочется, - ответила Василина.
На дерево забрался Проша, свесил лапу сверху и зацепил эту красоту когтями. Через мгновение "красота" оказалась в кошачьих лапах. Он спрыгнул с дерева, пометил кусок фаты и вместе с ним унесся через забор.
- Что он сделал, что он сделал? - запричитала барышня, хватаясь за голову.
- Не переживай, такого добра у нас полно. Найдем, чем твою тыковку прикрыть, - хохотнула Матрена.
- Идемте пить чай, - позвала я всех за стол.
Коловерши в беседке не было, как и всей посуды, в том числе и осколков. Однако чашки с блюдцами он нам оставил. Я разлила заварку с кипятком, нарезала пирог. Девушка во все стороны крутила головой.
- Тебе не жарко? - спросила ее Матрена.
- Нет, я все время мерзну, - ответила девушка.
- А одежды поприличней и почище не было?
- Хорошая одежда, она мамы будущего мужа. Да и вообще чего тратиться на воду и на мыло, надо экономить. Меня мой мужчина и так любит, и не накрашенную, и в такой одежде, а мнение других не интересует, - хмыкнула она.
- У меня можно помыться, мне воды не жалко, - ответила ей я.
В дверях беседки появился Коловерша, который с любопытством стал рассматривать гостью. За его спиной стоял Проша. Матренин помощник ловко запрыгнул девушке на плечо, а она даже глазом не моргнула. Он принялся копошиться в ее голове, расплетая и разбирая ее прическу. Некогда белые атласные ленты ожили, и стали извиваться в ее волосах. Коловерша вытаскивал одну за другой и бросал их на пол, Прошке.
Кот подхватывал ленточку и куда-то ее относил. В голове у Василины нашлись разные нитки, бумажки, какие-то лоскутки, веточки с паутиной. Мы с интересом смотрели за работой помощников. Девушка сидела за столом с открытым ртом и стеклянными глазами, и даже не шевелилась.
- Агнета, иди баню топи, сейчас мы ее отмоем от грязи всякой, - велела Матрена.
Я отправилась в баню, затопила печь, и вернулась обратно.
- А в бауле у тебя что? - спросила бабушка девицу.
- Там свадебное платье моей будущей мамы, - ответила та механическим голосом.
Открыли баул и вывалили содержимое на землю. Там действительно было свадебное платье, все в пятнах, испачканное воском, наверно вином, и еще чем-то. В некоторых местах оно было грубо прошито черными нитками.
- Фу, гадость какая, - поморщилась Матрена.
- Оно красивое и счастье приносит, - произнесла бесцветным голосом девушка.
- Вот тут оно испачкалось, - сказала бабулька, - Мы его сейчас застираем.
Она подцепила его баулом и перекинула за забор.
- Туфлей у тебя нет чужих? - поинтересовалась я.
- Только кеды.
- Снимай, - велела я.
Обувка тоже полетела за забор. Когда Коловерша вынул последнюю ленту из волос барышни, она упала головой на стол и громко засопела. У Василины тут же начал звонить телефон. Бесенок сунул к ней в карман руку, извлек аппарат, и запихнул его к себе в рот.
- Чего с ней делать то? - спросила я, разглядывая девицу.
- Барахло, что на ней сжечь, девицу помыть. Заморочку, порчу и приворот выжечь огнем и отлить, - ответила Матрена, - Идем за ворота, посмотрим, что там наши помощники с вещами сделали.
Вышли, посмотрели. Ничего они не сделали. Черт Матренин нацепил на себя свадебное платье, на рога ленты навязал, кеды на свои копыта натянул. Исмаил принял человеческое обличие и в своей телогрейке и кирзачах танцевал вокруг черта, словно жених. На заборе сидел Прошка и с удовольствием наблюдал за этими игрищами. Помощники веселились и глумились во всю.
- Это, что за безобразие? - строго спросила Матрена, еле сдерживая смех.
- Гы-гы-гы, - послышался гогот с их стороны.
- Хватит беситься, марш работать, - скомандовала Матрена.
Черт взвился в воздух в свадебном платье и исчез.
- Вот он сейчас повеселиться, вот сейчас хозяйке платья достанется на орехи, - хихикнула бабушка, - Давно мы так не работали, вспомнит былые годы, потешится.
Вернулись назад в беседку, попили с ней чай с пирогами. Девица спокойно сопела рядом. Истопилась баня. Василину оттащили туда, раздели. Матрена унесла все вещи, вплоть до исподнего. Все тело девушки было покрыто мелкими прыщиками и язвочками, может от плохой одежды, а может от порчи, да заморочки.
Барышню напарила, нашептала над ней, помыла с отварами, да окурила травками. Она немного очухалась и смогла из парилки выйти сама. Натянула на нее новую ночную рубашку, да отправила спать в летнюю кухню.
Матрена сидела в беседке и пила очередную чашку с чаем, и жевала пирог.
- Шмотки ее сожгла, - сообщила она мне, - Гореть не хотели. Бензинчика на них плеснула. Топливо сгорело, а они нет. Пришлось повозиться. Вот только закончила. С девкой придется повозиться, много чего они на нее навешали, добрые люди. Сейчас так ее оставь, а завтра очухается, работать с ней будешь дальше. А я домой пойду, стара я для таких дел уже стала, но было приятно молодость вспомнить.
Мы с ней выпили еще по кружечки чая. Собрала ей с собой пирогов. Коловерша отдал мне телефон Василины, сунул в руки какой-то роскошный поднос, как бы извиняясь за разбитую посуду.
Проводила их до мотоцикла. Матрена мне послала воздушный поцелуй, натянула шлем с одним рогом, газанула и понеслась домой.
Посуду из шкафа беседки я нашла в тазу для белья. Коловерша обильно ее присыпал стиральным порошком и залил водой, хозяйственный.
