Юноши и девушки наслаждаются сегодняшним днем;
Ничего ты не знаешь о завтрашнем дне.11
Такие стихи и театрализованные представления придают некоторый бледный оттенок обвинению в том, что Лоренцо развратил флорентийскую молодежь. Вероятно, без него все было бы“испорчено”; нравы в Венеции, Ферраре и Милане были не лучше, чем во Флоренции; во Флоренции при банкирах Медичи они были лучше, чем позже в Риме при папах Медичи.
Эстетические чувства Лоренцо были слишком остры для его морали. Поэзия была одним из его главных увлечений, и его сочинения соперничали с лучшими произведениями его времени. В то время как его единственный начальник, Политиан, все еще колебался между латынью и итальянским, стихи Лоренцо вернули народному языку литературное первенство, установленное Данте и свергнутое гуманистами. Он предпочитал сонеты Петрарки любовной поэзии латинских классиков, хотя мог легко читать их в оригинале; и не раз он сам сочинял сонет, который мог бы украсить портрет Петрарки. Но он не принимал поэтическую любовь слишком серьезно. Он с большей искренностью писал о сельских сценах, которые давали упражнение его конечностям и спокойствие его уму; его лучшие стихи воспевают леса и ручьи, деревья и цветы, стада и пастухов в сельской местности. Иногда он писал юмористические пьесы "интерца рима", которые превращали простой крестьянский язык в бодрые стихи; иногда он сочинял сатирические фарсы, по-раблезийски свободные; затем, опять же, религиозная пьеса для своих детей и несколько гимнов, в которых то тут, то там слышится нотка честного благочестия. Но самыми характерными его стихами были "Канти карнашиалески" — карнавальные песни, написанные для того, чтобы их пели в праздничное время и в праздничном настроении, и выражающие законность удовольствия и невежливость девичьего благоразумия. Ничто не может лучше проиллюстрировать нравы, сложности и разнообразии итальянского Ренессанса, чем на картинке из самых центральным персонажем правящие государством, управление состоянием, в рыцарском турнире, пишет отличные стихи, поддерживая художников и авторов с изысканным покровительство, смешиваясь в своей тарелке, с ученые и философы, крестьяне и шуты, шедшие в конкурсах, пели похабные песни, сочинять нежные гимны, играя с любовницами, рождение папы, и почитали по всей Европе как величайший и благороднейший итальянский своего времени.
IV. ЛИТЕРАТУРА: ЭПОХА ПОЛИТИКИ
Воодушевленные его помощью и примером, флорентийские литераторы теперь все больше и больше писали свои произведения на итальянском языке. Постепенно они сформировали тот литературный тосканский, который стал образцом и стандартом всего полуострова—“самый сладкий, богатый и культурный не только из всех языков Италии, - сказал патриотический варчи, - но и из всех языков, которые известны сегодня” 12.
Но, возрождая итальянскую литературу, Лоренцо ревностно продолжал начатое его дедом предприятие по сбору для использования учеными Флоренции всех классиков Греции и Рима. Он послал Полициана и Иоанна Ласкариса в различные города Италии и за границу, чтобы купить рукописи; из одного монастыря на Афоне Ласкарис привез двести, из которых восемьдесят были еще неизвестны Западной Европе. По словам Политиана, Лоренцо хотел, чтобы ему позволили потратить все свое состояние, даже заложить мебель, на покупку книг. Он заплатил писцам, чтобы они сделали для него копии рукописи, которые нельзя было купить, и в ответ он позволил другим коллекционерам, таким как венгерский король Матиас Корвинус и герцог Федериго Урбино, прислать своих переписчиков, чтобы переписать рукописи в Библиотеке Медичи. После смерти Лоренцо эта коллекция была объединена с той, которую Козимо поместил в монастырь Сан-Марко; вместе, в 1495 году, они включали 1039 томов, из которых 460 были греческими. Позже Микеланджело спроектировал для этих книг роскошный дом, и потомки дали ему имя Лоренцо—Библиотека Лаурентиана, Лаврентийская библиотека. Когда Бернардо Ченнини создал печатный станок во Флоренции (1471) Лоренцо не стал, как и его друг завоевывают или Федериго Урбинский, воротить нос в сторону нового искусства; он, похоже, сразу узнал революционные возможности передвижного типа; и он нанял ученых, чтобы собирать разнообразные тексты для того, что классика может быть напечатано с большой точностью, возможной на тот момент. Поэтому рекомендуется, Бартоломео Ди Либри печатных theeditio принцепса Гомера (1488) под тщательным стипендии Димитрий Chalcondyles; Иоанна Ласкариса выдан theeditiones принципы Еврипида (1494), theGreek Антология (1494), и Лукиан (1496); и Кристофоро Ландино редактировать Гораций (1482), Вергилий, Плиний Старший, и Данте, чьи язык и намеки уже нуждается в разъяснении. Мы улавливаем дух того времени, когда узнаем, что Флоренция наградила Кристофоро за эти научные труды подарком великолепного дома.
Привлеченные репутацией Медичи и других флорентийцев за щедрое покровительство, ученые стекались во Флоренцию и сделали ее столицей литературного образования. Веспасиано да Бистиччи, проработав продавцом книг и библиотекарем во Флоренции, Урбино и Риме, составил красноречивую, но разумную серию жизнеописаний выдающихся людей, посвященную писателям и меценатам той эпохи. Для развития и передачи интеллектуального наследия расы Лоренцо восстановил и расширил старый Пизанский университет и Платоновскую академию во Флоренции. Последний не был формальным колледжем, а объединением мужчин интересуетесь Платоном, встречаетесь через нерегулярные промежутки времени в городском дворце Лоренцо или на вилле Фичино в Кареджи, обедаете вместе, читаете вслух часть или весь платонический диалог и обсуждаете его философию. 7 ноября, предполагаемая годовщина рождения и смерти Платона, была отмечена Академией почти с религиозной торжественностью; бюст, предположительно принадлежавший Платону, был увенчан цветами, и перед ним горела лампа, как перед изображением божества. Кристофоро Ландино использовал эти встречи в качестве основы для воображаемых бесед, которые он написал как "Диспутации Камальдуленса" (1468). Он рассказал, как он и его брат посещение монастыря Camaldulese монахов, встретили юные Лоренцо и Джулиано Медичи, Леон Баттиста Альберти, и шесть других флорентийских дворян; как они полулежал на траве возле струящегося фонтана, по сравнению взволнованные спешат города с целебным покоем сельской местности, и спорили активной и созерцательной карьеры, и как Альберти восхвалял жизнь сельских медитации, в то время как Лоренцо призвал, что зрелый разум находит свое наиболее полное функционирование и удовлетворение в служении государству и коммерции в мире.13
Среди тех, кто присутствовал на дискуссиях в Платоновской академии, были Политиан, Пико делла Мирандола, Микеланджело и Марсилио Фичино. Марсилио был настолько верен поручению Козимо, что посвятил почти всю свою жизнь переводу Платона на латынь и изучению, преподаванию и написанию книг о платонизме. В юности он был так красив, что флорентийские девушки смотрели на него собственнически, но он заботился о них меньше, чем о своих книгах. На какое-то время он утратил свою религиозную веру; платонизм казался ему высшим; он обращался к своим ученикам как к “возлюбленным в Платон” , а не “возлюбленный во Христе”;14 он жег свечи перед бюстом Платона и поклонялся ему как святому.15 В таком настроении христианство представлялось ему лишь одной из многих религий, которые скрывали элементы истины за своими аллегорическими догмами и символическими обрядами. Труды святого Августина и благодарность за выздоровление от критической болезни вернули его к христианской вере. В сорок лет он стал священником, но остался восторженным платоником. Сократ и Платон, утверждал он, изложили монотеизм, столь же благородный, как и монотеизм Пророков; они тоже, по-своему, получили божественное откровение; так, действительно, поступали все люди, в которых правил разум. Следуя его примеру, Лоренцо и большинство гуманистов стремились не заменить христианство другой верой, а переосмыслить его в терминах, которые мог бы принять философ. В течение одного или двух поколений (1447-1534) Церковь терпимо относилась к этому предприятию. Савонарола осудил это как обман.