Наиболее решительное и успешное сопротивление их прогрессу было оказано Константином Великим в первой половине четвертого века. Однако мы должны относиться к экстравагантным рассказам имперских летописцев со значительной осторожностью. Даже из их собственного языка очевидно, что великий император действовал скорее хитростью, чем силой. Он снова нашел салианцев в Батавии и, победив их в великой битве, увез большое количество пленников в Августу Тревирорум (Тревес), резиденцию императора и соперника самого Рима по великолепию его общественных зданий.
Именно в цирке этого города и в присутствии Константина был отпразднован пресловутый“Ludi Francici”, на котором несколько тысяч франков, включая их королей Регайса и Аскарика, были вынуждены сражаться с дикими зверями, к невыразимому восторгу христианских зрителей. “Те из франкских пленников, - говорит Евмений, - чье вероломство не годилось для военной службы, а их свирепость-для рабства, были отданы диким зверям в качестве зрелища и утомили разъяренных монстров своим множеством”. “Это великолепное зрелище", - сказал Назарий восхваления, примерно через двадцать лет после того, как это произошло, в самых восторженных выражениях, сравнивая Константина с юным Геркулесом, который задушил двух змей в колыбели своей империи. Евмений называет это“ежедневной и вечной победой” и говорит, что Константин воздвиг ужас как оплот против своих врагов-варваров. Однако этот террор не помешал франкам взяться за оружие, чтобы отомстить за своих убитых соотечественников, а аламаннам-присоединиться к восстанию. Мастерство и удача Константина в целом превалировали; он уничтожил огромное количество франков и родов нумеров, которые сражались на их стороне, и, похоже, действительно на какое-то время остановил их прогресс.
Невозможно прочитать краткий, но сбивчивый отчет об этих непрерывных столкновениях между римлянами и варварами, не придя к выводу, что сказано только половина правды; что, хотя каждое преимущество, полученное первыми, сильно преувеличено, успехи последних обходятся молчанием. Самая славная победа римского полководца обеспечивает ему лишь несколько месяцев отдыха, а уничтожение “сотен тысяч” франков и аламаннов, по-видимому, лишь увеличивает их численность. Мы можем справедливо сказать о франках то, что Юлиан и Евтропий сказали о готах, что они не были так полностью уничтожены, как утверждают панегиристы, и что многие победы, одержанные над ними, стоили“больше денег, чем крови”.
Смерть Константина стала сигналом к новому наступлению со стороны франков. Либаний,греческий ритор, восхваляя деяния Константа, младшего сына Константина Великого, говорит, что император остановил стремительный поток варваров“любовью к войне, еще большей, чем их собственная”. Он также говорит, что они получили надзирателей; но это, несомненно, было на римской почве, что объясняло бы их подчинение, поскольку мы знаем, что франки больше заботились о реальном, чем номинальном владении. Во время частых сражений за пурпур, которые происходили в этот период, различные претенденты искали помощи у франков и вознаграждались, в случае успеха, крупными земельными наделами в пределах империи. Варвары действительно согласились получить в дар то, что действительно было завоевано их собственной доблестью, и в этом нельзя было отказать. Еще до правления Константина некоторые франкские генералы занимали высокие посты на службе у римских императоров. Магненций, сам немец, пытался поддержать его узурпацию франкскими и саксонскими миссионерами; а Сильван, которого привела к восстанию неблагодарность Констанция, которому он верно служил, был франком.
Состояние замешательства, в которое империя была повергнута беспорядками и наглостью римских армий, а также эгоистичными амбициями их лидеров, в высшей степени благоприятствовало прогрессу франков в Галлии. Их следующее великое и всеобщее движение произошло в 355 году н. э., когда вдоль всей римской границы от Страсбурга до моря они начали пересекать Рейн и в огромном количестве бросаться на галльские провинции с полной решимостью создать постоянные поселения. Но снова неумолимая судьба Рима воспитала героя в лице императора Юлиана, достойного того, чтобы жить в самый славный период ее истории. После одной или двух неудачных попыток Джулиану удалось отвоевать Колонию Агриппина (Кельн) и другие места, которые немцы, верные своей традиционной ненависти к городам-стенам, лишили всякой защиты.
ФРАНКИ В РИМСКОЙ АРМИИ
[355-388 гг. н. э.]
Во время последнего общего наступления франков в 355 году н. э. салийцы не только снова вернули себе Батавию, но и распространились в Токсандрию, в которой они прочно закрепились. Важно отметить дату этого события, потому что именно в это время салийцы основали свое первое постоянное поселение на левом берегу Рейна и путем приобретения Токсандрии заложили основу королевства Хлодвиг. Джулиан действительно напал на них там в 358 году нашей эры, но у него, вероятно, были веские причины не доводить их до отчаяния, как мы находим что им было разрешено сохранить свои недавно приобретенные земли при условии признания себя подданными империи. Ему больше нравилось, что они были солдатами, чем врагами, и они, почувствовав тяжесть его руки, ни в коем случае не были против того, чтобы служить в его рядах и обогащаться за счет грабежей Востока. Оказавшись в бесспорном владении Токсандрии, они постепенно распространялись все дальше и дальше, пока в начале пятого века мы не обнаружили, что они занимают левый берег Рейна. Тем временем рипуарцы продвигались от Андернаха вниз по среднему Рейну и овладели Кельном примерно во время завоевания Торнакума их салианскими братьями.
Мы будем тем менее удивлены, что некоторые из прекраснейших частей Римской империи стали, таким образом, почти без сопротивления жертвой варварских захватчиков, когда мы вспомним, что защита самой империи иногда поручалась франкским солдатам. Те из франков, которые уже обосновались в Галлии, часто пытались оттеснить все увеличивающееся число новых варваров, которые спешили через Рейн, чтобы разделить участь своих сородичей или даже разграбить их недавно приобретенные богатства. Таким образом, Маллободес, которого называют королем франков и который занимал должность доместикорума, подчиняется Грациану, командовавшему имперской армией, которая разгромила аламаннов при Аргентарии. И снова, в короткое царствование Максима, который принял пурпур в Галлии, Испании и Британии, ближе к концу четвертого века, нам говорят, что три франкских короля, Генобод, Маркомер и Сунно, пересекли нижний Рейн и разграбили страну вдоль реки до Кельна; хотя вся северная Галлия уже была во владении их соотечественников.
Генералы Нонний и Квинтин, которых Максим оставил в Августе Тревирорум, резиденции имперского правительства в Галлии, поспешили в колонию Агриппина, откуда разбойничьи франки уже удалились со своей добычей. Квинтин пересек Рейн в погоне за Неусом и, не заботясь о судьбе Вара в Тевтобургском лесу, последовал за отступающим врагом в болота. Франки, снова оказавшись на дружественной и знакомой земле, повернули на своих преследователей и, как говорят, уничтожили почти всю римскую армию отравленными стрелами. Война продолжалась и была успешно завершена для римлян только благодаря мужеству и поведению Арбогаста, Франка на службе у Феодосия. Неспособный заключить мир со своими варварскими соотечественниками, а иногда и побежденный ими, этот генерал пересек Рейн, когда леса были безлистными, разорил страну шамави, Бруктери и Шатти и, убив двух их вождей по имени Приам и Генобод, вынудил Маркомера и Сунно дать заложников. Подчинение франков, должно быть, длилось недолго, поскольку мы читаем, что в 398 г.D. эти же самые цари, Маркомеры и Сунно, были снова найдены Стилихоном опустошающими левый берег Рейна. Этот знаменитый воин победил их в великой битве и отправил первого, или, возможно, обоих, в цепях в Италию, где Маркомер умер в тюрьме.
[388-425 н. э.]
Первые несколько лет пятого века заняты борьбой между Аларихом Готом и Стилихоном, которая закончилась разграблением Рима первым в 410 году н. э., в том же году, в котором он умер.
В то время как готы наносили смертельные раны самому сердцу империи, отдаленные провинции Германии и Галлии представляли собой сцену неописуемого замешательства. Бесчисленные полчища астингов, вандалов, аланов, свевов и бургундцев бросились, как разбойники, на распростертое тело императорского Рима и бросились за драгоценными камнями, выпавшими из ее дорогой диадемы. В такой буре франки больше не могли поддерживать роль защитников империи, но, несомненно, у них было достаточно дел, чтобы защитить себя и постоять за себя. Мы можем только догадываться о судьбе, постигшей народы в этот темный период, по состоянию, в котором мы их находим, когда мерцающий свет истории снова озаряет хаос.
РАННИЕ КОРОЛИ И САЛИЧЕСКИЕ ЗАКОНЫ
О внутреннем состоянии франкской лиги в эти времена мы не узнаем от древних авторитетов абсолютно ничего, на что мы могли бы безопасно положиться. Пробел заполнен популярной басней. Именно в этот период, около 417 года нашей эры, приходится правление Фарамонда, в существовании которого мы можем более чем сомневаться, существовал ли он вообще когда-либо. Этому герою впоследствии приписывались не только постоянные завоевания, совершенные в этот период различными племенами франков, но и установление монархии, а также сбор и публикация хорошо известных салических законов. Единственной основой для этой гармоничной ткани является отрывок, вставленный в древнюю хронику (Prosperm) пятого века; и, за единственным исключением, имя Фарамонда никогда не упоминается до седьмого века. Вся история доведена до совершенства и дополнена автором "Весты Франкорум", согласно которому Фарамонд был сыном Маркомера, принца, который закончил свои дни в итальянской тюрьме. Тот факт, что о нем ничего не известно ни Григорию Турсо, ни Фредегариусу, достаточен для того, чтобы мы не рассматривали его как историческую личность. К этому можно добавить, что он не упоминается в прологе Салического закона, с которым его имя было так тесно связано более поздними авторами.
[425-429 гг. н. э.]
Хотя в настоящее время нам не удается установить достоверные имена людей и мест, нетрудно догадаться, каковы должны были быть основные факты этого дела. В первой половине пятого века среди франков произошли большие перемены, которые во многом подготовили их к дальнейшей карьере. Большая часть из них были простыми мародерами, как и их немецкие собратья из других наций: теперь они начали принимать характер поселенцев; и поскольку идея создания обширной империи все еще была далека от их мыслей, они занимали в предпочтении земли, которые лежали ближе всего к их древним домам. Существует множество случайных причин, которые делают это изменение в их образе жизни естественным и неизбежным. Страна, поверхность которой когда-то давала богатую и легко собираемую добычу и хорошо окупала поспешные набеги недель и даже дней, была лишена своих движимых богатств в результате неоднократных набегов варваров, все еще более свирепых, чем они сами. Все, что было на поверхности, Алан и Вандал смели, оставшиеся сокровища нужно было искать с помощью плуга. Франки были вынуждены обратить свое внимание на сельское хозяйство, которое ненавидели их ленивые и воинственные отцы; которое требовало постоянных поселений и всех законов собственности и личности, неразрывно связанных с ними. Опять же, хотя нет достаточных оснований, чтобы соединить салических законов с мифическим названием Pharamond, или полагать, что они были в целом работы этого периода (поскольку мы знаем из Tacitusb, что немцы имели подобные законы в их вековых лесов), вполне вероятно, что этот знаменитый кодекс получил форме, в которой оно дошло до нас.
[Картинка: img_106]
Франкский офицер