Когда смотришь американское кино, нередко встречаются сцены, где люди узнают друг друга друга по произношению - этот из Калифорнии, тот из Техаса, эта из Нового Орлеана и так далее.
А в классическом «Пигмалионе» знаток языка профессор Хиггинс шёл ещё дальше - и определял район Лондона, в котором живёт тот или иной человек.
Удивительное дело.
У нас с этим гораздо хуже, может, потому, что в XX веке всеобщее образование и ещё более всеобщие СМИ приучили нас к стандартизованному русскому языку, и различия, которые, конечно, были, сильно смягчились.
Раньше, например, и во Владимире окали, а теперь там говорят почти как в Москве. Да что уж - даже в Вологде и Великом Новгороде теперь не факт, что услышите нормальное местное окание.
И тем не менее кое-что осталось.
Оставлю в стороне южное гэкание, скажу немного о близком лично мне сибирско-дальневосточном говорении.
Есть, конечно, нюансы, связанные с реалиями, которых или вовсе нет в центральной России, или они меньше распространены. И потому на чужака они произведут известное впечатление.
Допустим, красная ягода, которая более научно называется красникой, но с таким специфическим запахом иначе как клоповкой её не зовут.
Или кишмиш, который не имеет отношения к винограду - это дикая лесная ягода, ботанический, кажется, родственник киви.
Или папоротник-орляк, который сушат и используют в пищу - его называют просто папортник (именно так, без второй «о», и я буквально заставляю писать себя правильно: «папоротник»).
А пришедшая из корейской кухни паровой пирожок с начинкой из свинины с капустой и перцем зовётся пянсе (пянсэ).
А большая деревянная лодка с мотором, какими пользуются профессиональные рыбаки, ловящие горбушу, зовётся кунгас.
А горы, которые пониже Гималаев, но повыше московских холмов - это сопки.
Есть ещё такой забавный пример из области кулинарии. Как называется закуска из протертых помидоров с чесноком (бывает, туда ещё добавляют хрен)? В Москве её называют хреновиной или хренодёром, а я помню другое название: горлодёр.
Но важнее, конечно, не это, а более общие вещи, связанные с интонацией речи, произношением. При продолжительном общении это куда сильнее бросается в глаза. Например, где-то «что» произносят как што, а где-то, скорее, как чё, и не што-то, а чё-то. Или такая вещь, которую условно назову «отвердевание -ся». У москвичей этого нет, а вот у меня последовательно глаголы с окончанием на -ся произносятся тверже, как если бы они кончались на -са: ребёнок умылса, мужчина побрилса.
И напоследок - самый расхожий пример.
Не знаю, как вас, а меня с детства раздражало, когда в прогнозе погоды московские дикторы центрального телевидения говорили про дожжи. В Красноярске сегодня дожжи. Ну какие дожжи, если - дожди.
Оказавшись в столице, понимаешь, что не только на ТВ, а повсюду такая петрушка. Постепенно смиряешься, привыкаешь ко многому, но эти жжи меня тревожат до сих пор. Ну ладно я, возьмите Симонова с его хрестоматийным: «жди меня, и я вернусь, только очень жди», где сквозная рифма, конечно, жди - дожди, но никак не жжи - дожжи. Нет, не помогает?
Ну ладно, жжите дальше.