Ольга Фатеева — врач, судебно-медицинский эксперт, писатель. Родилась в Челябинске, живёт в Москве. Рассказы публиковались в альманахах литературных школ Creative Writing School и «Хороший текст», в журнале «Новая юность», «Независимой газете», в веб-зине «Аutovirus» и сборниках «Твист на банке из-под шпрот». В 2019 году вышла книга «Скоропостижка». В 2021 году стала победителем премии им. Левитова.
В.Т.: Ольга, когда вы почувствовали желание или тягу к творчеству? Насколько я знаю, изначально вы собирались связать свою жизнь так или иначе с литературой и даже проучились три года на филологическом факультете, но затем резко сменили курс и стали судмедэкспертом.
О.Ф.: На филологическом факультете мне показалось, что это самая бессмысленная профессия, мне очень захотелось приносить реальную пользу людям. Медицина — это самая реальная польза, поэтому я и сменила вектор. Вскоре меня настиг кризис в своей специальности, я перебирала многие вещи, что еще могла бы делать сейчас. Вспомнила свое прошлое: училась в филологическом классе челябинского лицея, три года на филологическом факультете, и это было что-то мистическое. В тот же день, когда подумала об этом, в интернете нашла статью про литературную школу Creative Writing School Майи Кучерской, и тогда записалась на онлайн курс. Это было в 2016 году. Так все и началось. Сейчас я сама работаю куратором и модератором очных и онлайн курсов. Мне очень помог мастер Евгений Абдуллаев, который после первого рассказа написал мне: «Наверное, вам не стоит бросать это делать».
В.Т.: А чего боятся судмедэксперты и боятся ли вообще чего-то? Ведь они видят смерть каждый день.
О.Ф.: Я никаких страхов за своими коллегами не припомню, есть какие-то суеверия, которые не очень люблю. У меня как у обычного человека есть свои страхи, я боюсь темноты. Я интроверт по натуре, и мне бывает сложно вхождение в разговор в новом пространстве. Как любой человек — боюсь смерти. Моя работа не избавляет от страха смерти, зато заряжает фатализмом. У меня есть уверенность в том, что все случится именно тогда, когда должно. Может показаться, что это избавляет от ответственности, но все совершенно не так, она помогает относится к смерти спокойнее.
В.Т.: Первая строчка вашего рассказа ставшего победителем премии Левитова, довольно хлесткая: «Я каждый день вскрываю трупы». Она, разумеется, цепляет и буквально тянет за собой. Непременно хочется узнать… Да многое хочется узнать: как вы это делаете, что происходит дальше и главное, что вам за это грозит? Но, безусловно, в этом рассказе подкупает юмор, некая самоирония. Это такая защитная реакция от происходящего или же вы можете себя охарактеризовать, как человека оптимистичного, легко смотрящего на многие, порой суровые, вещи?
О.Ф.: Я все-таки больше пессимист. А самоирония, это привычка к обдумыванию, к иронизированию, как некий способ отношения к миру. Она дает возможность снять градус серьезности, важности этого мира, который может придавить каменной плитой. Это всегда мне помогает в общении, в жизни и в отношении к себе. Я в принципе серьезный человек. И только самоирония меня и спасает от многих вещей и переживаний. Да к тем же отказам от публикации, которых было тоже немало.
В.Т.: Скажем так, у вас довольно необычная профессия. И, быть может, благодаря или вопреки, вы написали книгу «Скоропостижка», где рассказываете о медицинских опытах, вскрытиях и расследованиях. И вот что интересно, накладывает ли работа отпечаток на тексты?
О.Ф.: Да, безусловно. И я перестала этому сопротивляться. Когда только начинала, старалась писать традиционные рассказы, и даже приступала к традиционному конвекциональному фикшн-роману, но я решила, что это не мое. Когда смерть и трупы прорвались в мои тексты, одна из мастеров сказала: «Оля, ну пишите уже о трупах, у вас это каждый раз по-разному получается. Хватит сопротивляться». И тогда я действительно признала, что этой мой ресурс. Почему бы на этом не строить свои произведения, если я с этим сталкиваюсь и подхожу близко каждый день и обладаю этим знанием. Мои рассказы, заметки, эссе все посвящены смерти, может когда-нибудь все закончится. Закончится этот поток и начнется новый, ну или не будет ничего.
В.Т.: С первой книгой все довольно понятно, в том плане, что вы написали о том, с чем сталкивались непосредственно каждый день. Интересно, как появляются другие сюжеты? Я подразумеваю не технику создания, а полет мысли. О чем вам хочется писать дальше, что вас трогает и не оставляет равнодушной?
О.Ф.: Сюжеты рождаются из моей работы, но я могу эти истории допридумывать. У меня есть основа или история целиком, и я ее перекраиваю, наполняю другими смыслами. Моя работа стала источником вдохновения. Это спасло меня от профессионального кризиса в медицине. А что меня волнует? Да, наверно, какие-то банальные житейские истории. Потому что я сталкиваюсь с какими-то бытовыми, криминальными моментами. Вы ведь знаете: у Достоевского была отличная стратегия для написания романов. Его современники считали низким выуживать информацию из криминальной хроники и создавать на этой основе романы. А я тоже нахожу в этом сюжеты, потому что там есть все: месть, ревность, богатство, зависть любовь. И это происходит буквально рядом с нами. Понятно, что в своей работе я встречаюсь с «плохим» результатом, но никто мне не запрещает фантазировать и отмотать назад историю.
В.Т.: Создание произведения — это всегда таинство, и у каждого писателя оно свое. Но любопытно узнать о редактировании текстов. Вы препарируете их, тщательно подбирая слова или же тексты даются вам легко? По крайней мере, при прочтении складывается такое ощущение.
О.Ф.: Все по-разному. Бывают тексты, которые долго редактировались, видоизменялись. Есть истории про рассказы, написанные в одном виде, их никуда не взяли, а потом они были продолжены, дописаны, отредактированы. Например, из рассказа на 2 страницы они превращались в большие вещи. Этот путь они проходили длиною в год, в два. У меня есть тексты, опубликованные в разделе «стиль жизни» в «Независимой газете», они достаточно короткие, написаны на коленке и с минимальной редактурой. Я сама иной раз удивляюсь, что их берет редактор. Не знаю, от чего это зависит. Чаще выстреливает тот текст, над которым ты не мучился. Что-то такое происходит, когда ты просто попадаешь в поток. Я цепляюсь за то, что вижу вокруг, не выдумываю, а компилирую. В одном коротком тексте о двух авиакатастрофах в Сочи и в Раменках (я работала на обеих) есть интересный образ, который пришелся к месту в этом рассказе. Я ехала по эскалатору в метро. Под железным ободом фонаря застрял красный накладной ноготь. Он был такой яркий и невероятно меня поразил. Я подмечаю и собираю все образы, что вижу вокруг. Не стараюсь думать, слова сами приходят.
В.Т.: Полагаю, писатель, приступая к созданию произведения, на деле обращается к самому себе. Разумеется, он может представить, как это сейчас модно говорить, свою целевую аудиторию и даже вообразить, чем она занимается, как одета и что предпочитает на завтрак. Но по большому счету автор, прежде всего, растолковывает себе те или иные вопросы, которые его тревожат. Пытается испытать тот самый катарсис, найдя нужный ответ. Как это происходит у вас? Удалось ли найти те самые ответы или вопросов еще остается намного больше?
О.Ф.: Я не уверена, что отвечаю на какие-то вопросы. Я получаю удовольствие от процесса, хотя сам процесс бывает мучительным, когда ты не можешь выразить тот образ, который есть в голове, или выражаешь, но тебя он не удовлетворяет. Меня интересует смерть. Моя знакомая психолог говорит, что я всю жизнь расследую чью-то смерть, но не могу понять чью. Возможно, это была травма в семье, взаимоотношение родителей и детей. В особенности меня интересует это по женской линии, мои взаимоотношения с матерью, с моей собственной дочерью, поколенческая преемственность, насилие в семье, исторические травмы, которые отразились в моделях наших семей. Вокруг этого всего все мои тексты и построены.
Беседовала Виктория Татур